Ирина поправила платок на голове, пряча выскольнувшую рыжую прядку, опустила зелёные (не накрашенные!) глаза и мысленно прокляла скользнувшую в неё греховную мысль. Напротив в электричке сидел седоватый не совсем трезвый мужичок. И не сводил с неё глаз, время от времени прикладываясь к завёрнутой в газету бутылке. Газета, кстати, «СпидИнфо» с голой красоткой на странице. Ей было очень неприятно это соседство, но электричка была переполненна, и найти другое место было практически невозможно.

Про себя она молилась Господу Савоафу, прося об избавлении от искушений. Ей было всего двадцать восемь, за спиной шесть лет Универа с многочисленными прегрешениями, результатом которых стал Артём, любимый сынок десяти лет от роду. Он ждал её у мамы, сорокапятилетней атеистки, вечно находящейся в поисках мужа. Но Елена Александровна в глазах дочери не была гулящей, просто ей не повезло с верой. Да и с мужчинами тоже. Плотная, низкорослая мама-блондинка была полной противоположностью дочери, сухой, как щепка, хоть и грудастой шатенки. Ирина принадлежала тайной полухристианской секте, полностью отрицающей секс, спирное, мясное и бытовые удобства. Она спала в купленном мамой ей домике на окраине Бологое, на голых досках, питалась строго постными, вегетарианскими продуктами и старалась молиться непрерывно. Нет, сынок конечно спал на мягком и вкушал не всегда полезные с её точки зрения продукты. Благодаря маме.

А ездила в Тверь она за новыми наставлениями от отца Георгия и сменой прокладок, основателя и руководителя их вероучения. Самого отца Георгия она не видела, его секретарша Маруся, высоченная, крупная женщина в чёрной сутане, передала список новых требований, ещё более ужесточающих и без того не сладкий быт посвященных. Она мечтала хоть разок увидеть отца Георгия, прикоснуться к его благодати, очиститься душой, но пока это были лишь мечты.

В Огрызково, на краю которого и находился её домик, надо был добираться на такси. Но сначала необходимо было забрать Артёма. Она перешла по подземному переходу на центральную Дзержинского, где находилась мамина квартира, поднялась на четвёртый этаж и чуть не упала в обморок — перед маминой дверью стоял тот самый алкаш из электрички. И мама уже отворила дверь.

— О-о! Как хорошо, что вы вместе приехали! — воскликнула, раскрывая объятия Елена Александровна. — Наверное уже познакомились?

— Мама! — сурово прорычала Ирина, — Давай сюда Артёма!

— Но он уже спит! Время, между прочим, поздее! Ребёнок должен спать! Я тебе его не отдам!

— Мама! У тебя гость! И я не знаю, чем вы будете заниматься!

— Милая, Александр Евгеньевич очень интеллигентный, внимательный человек! Мы будем пить чай и читать стихи. Артём в спальне даже и не услышит! Иди и ты приляг!

Несчастная Ирина, вымотанная уже до предела предела поездкой и этим соседом, кивнула. У неё просто не было сил спорить. Мама посторонилась, и она вошла, мысленно проклиная сатану, который всё это и устроил. Это было одно из основных правил вероучения — проклятие сатаны.

В маленькой маминой спальне огромная кровать с балдахином занимала почти всю площадь под окном, ближе было огромное тоже старинное трюмо с мягким пуфиком перед ним и диванчиком напротив зеркал. На диванчике спал Артём, укрывшись с головой цветным покрывалом.

Ирина, крадучись, чтоб не потревожить сон ребёнка, вернулась в зал. Вернее, хотела вернуться, чтоб спросить, куда же ложиться ей. Но уже войдя, шмыгнула назад. Мама взасос целовалась с этим пьяным мужланом! Он был высок, маме пришлось привстать на цыпочки, как балерине, а ему слегка согнуться.

«Неужели же она не чуствует запах алкоголя?! — недоумевала девушка. — И как можно целоваться с первым встречным?!» Она прижалась спиной к прикрытой двери, руки у груди дрожали мелкой дрожью. Она пыталсь вспомнить слова молитв или проклятий сатаны, но не могла, только что виденная картина заслоняла всё.

А они к тому же включили телик, где шёл какой-то фильм на немецком без перевода. В голове Ирины был полный сумбур. Какая-то могучая сила толкнула её опять приоткрыть дверь и выглянуть.

О Боже! Они уже сидели на диване почти совсем раздетые! На матери было кружевное бельё с белыми чулками на подвязках, на Александре Евгеньевиче только «семейные» трусы. В руках они держали широкие бокалы с чем-то тёмным и смеялись, глядя на экран. Ей не виден был экран, но прекрасно слышен звук. Немка тяжело, со стонами, дышала, порой выкрикивая что-то, и немец порыкивал ей в ответ. Понятно, что там был за фильм! Во времена порочной юности она видела такие.

Ноги её вдруг ослабли, колени подогнулись, она присела на мягкий ковёр с шумом в голове. bеstwеаpоn.ru Ей ярко вспомнились сцены таких фильмов, и она никак не могла прогнать их из головы.

Ведомая дикой могучей стихией, она опять выглянула. И свалилась в обморок от представшей её глазам карины — белая мамина завивка мягко раскачивалась в его паху. А сама мама стояла на полу на коленях между его раскинутыми ногами.

В себя она стала приходить уже лёжа на мягком. Лёгкие мамины руки расстёгивали многочисленные крючки и пуговки её чёрного до пят платья. Затем её нежно приподняли и стянули платье через голову. У неё вырвался вздох облегчения, когда спало полотенце, стягивающее груди. Мама взялась за резинку её панталон и сдвинула их вниз.

Под панталонами на ней был «пояс верности» — пластиковое приспособление, закрывающее доступ к малым половым губам, клитору и влагалищу. И только у отца Георгия были ключи от поясов послушниц. Толстые прокладки они ездили менять раз в три недели после месячных. И писали через специально выведенную трубочку.

— Ну ты что? — зашелестел мамин шёпот.

Она чуть приоткрыла глаза. И чуть не закричала — над ней стоял этот алкаш Александр Евгеньевич.

Каки-то инструментом он стал шурудить в замке. Она крепко зажмурилась, жутко боясь пошевелиться. Она знала, что эти немецкие приспособления открыть невозможно без ключа, так по крайтей мере говорил отец Геогрий. И кому ещё в этом мире можно было верить?!

К тому же копошение в замке пояса вызывало сладкую истому во всём теле, не хотелось даже пальцем пошевелить!

Но пояс распахнулся, и она опять не смогла сдержать вздох облегчения. Вместе с тем готовая провалиться сквозь землю от стыда и ужаса. Что ей ещё оставалось делать?! Лишь прикинуться мёртвой.

Он взял её на руки и куда-то понёс. В ванную — догадалась она, почуяв запахи мыла и шампуни. И мама была тут как тут, она включила теплую воду и обмыла её половые органы.

Надо было бы вскочить и выдать им по первое число, но... Но истома от душевой лейки подействовала ещё более мощно чем шевеление замка. У неё загорелось лицо и шея, занемели губы и напряглись соски.

Александр Евгеньевич весьма осторожно отнёс её назад на кровать под балдахином, она видела это сквозь ресницы. От ощущения крепких сильных рук на своём теле она вообще впала в прострацию. Ничего уже не понимала, не соображала, лишь прислушивалась к тактильным ощущениям.

Очень бережно он положил её на живот, лицом вниз, в пахучие мамины простыни. Потом вдруг взял за бёдра и рывком поставил на четвереньки. Она затаила дыхание, зная что произойдёт дальше. Вульвой почувтвовала прикосновение. Это почти забытое ощущение вызвало дрожь во всём теле. Она приготовилась уже к боли проникновения. Но боли не последовало. Он очень нежно гладил вдоль половой щели, время от времени осторожно надавливая упругой головкой члена. И стал входить. Но медленно, неторопливо совершая осторожные фрикции. Она не сдержала стон блаженства. Руки ослабли, и она упала лицом в простыню. Бёдра он придержал своими твёрдыми ладонями.

Член постепенно пробился до самого дна влагалища, и оно пустило сок. Фрикции участились. Ирина захрипела, застонала, стала что-то выкрикивать, содрогаясь всем телом и дёргая головой и тазом.

Это была первая волна оргазма, за которой накатила вторая, а затем и третья с четвёртой...

Сколько их было она не считала, но, видимо, немало, потому что она совсем обессилела и рухнула уже всем телом. Но Александр Евгеньевич и не думал останавливаться, он ласково перевернул её на спину и вошёл уже спереди. Он почти лёг на неё, и она автоматом согнула ноги в коленях, а когда ей снова захорошело, и вообще закинула их ему на поясницу и там сомкнула.

После очередной серии её оргазмов вдруг зарычал и он, крепко тиская её ягодицы. Она почувствовала жаркие струйки во влагалище. И кончила ещё раз вместе с ним.

Уронив руки с ногами, она счастливо рассмеялась. Может быть впервые за многие годы подвижнечества. Радость мотыльками запорхала в её теле.

И вдруг — шок! Она вспомнила о спящем Артёме и выскользнула из-под отяжелевшего тела. Бросилась прямо голой к дивану, почти не дыша, приподняла покрывало. Под ним лежали какие-то тряпки, скрученные так, чтоб походить на тело ребёнка.

Завернувшись в это покрывало, испуганная девушка бросилась в залу, где мама совершенно спокойно смотрела какое-то тупое шоу. И совсем не эротическое.

— Мама! Где Артём?! — закричала она.

Елена Александровна спокойно улыбнулась:

— Он у бабы Вари. Сам хотел к ней пойти, да там и уснул, наигравшись.

Баба Варя была соседкой мамы, она завлекала своих внуков к себе дорогущими занятными игрушками, вроде железной дороги, управляемых дистанционно машинок и даже вертолётов с коптерами.

Ирина вернулась в спальню и стала торопливо натягивать одежду. Следо за ней вошла и Елена Александровна:

— А ты куда это собралась среди ночи?!

— Мне надо увидеть Артёма!

— Ты с ума сошла?! Баба аря и не откроет! Она ведь глухая и на ночь снимает наушник усилителя! А вот мальчонку разбудишь! И что ему остаток ночи делать?!

Ирина вздохнула:

— Что вы там выпивали? Осталось?

— Да, конечно! Иди сюда, тут в баре!..

— Ма, а у тебя мясо какое-нибудь есть? Или колбаса?

— Есть милая! У меня всё есть!