|
|
Новые рассказы 79592 А в попку лучше 11718 В первый раз 5166 Ваши рассказы 4657 Восемнадцать лет 3481 Гетеросексуалы 9355 Группа 13496 Драма 2942 Жена-шлюшка 2631 Зрелый возраст 1752 Измена 12295 Инцест 11979 Классика 367 Куннилингус 3286 Мастурбация 2260 Минет 13345 Наблюдатели 8063 Не порно 3071 Остальное 1078 Перевод 8086 Переодевание 1294 Пикап истории 729 По принуждению 10806 Подчинение 7274 Поэзия 1483 Рассказы с фото 2533 Романтика 5604 Свингеры 2331 Секс туризм 512 Сексwife & Cuckold 2503 Служебный роман 2433 Случай 10191 Странности 2740 Студенты 3625 Фантазии 3307 Фантастика 2857 Фемдом 1490 Фетиш 3252 Фотопост 787 Экзекуция 3239 Эксклюзив 349 Эротика 1925 Эротическая сказка 2519 Юмористические 1530 |
Печать её Хозяина Категории: Фантазии Автор:
yuri_zimmermann
Дата:
20 декабря 2018
Помнится, Дженни была давно обещана татуировка, да? Так вот, Майкл наконец-то добрался до осуществления этой затеи. Для сегодняшнего сеанса на тебя надели — создавая контраст — белые чулки на резинке: не то чтобы плотные, но и не тончайше невесомые, как обычно. Скорее, полупрозрачные. И белый же бюстгальтер без чашек, высоко подымающий открытые груди, когда ты стоишь вертикально на ногах, но сейчас просто обрамляющий набухшие полушария и позволяющий им колыхаться, потому что ты расположилась на четвереньках на кровати, покрытой розовой тканью: упругой, скользящей, но непромокаемой и даже водоотталкивающей (на случай, если что-нибудь из тебя прольётся). По приказу своего Хозяина, а сегодня — скорее и прежде всего — Художника, широко расставляешь ноги. Вся в белом, так сказать, на руках ведь тоже белые перчатки по локоть, только на глазах — плотная повязка: неоконченной работы тебе как модели видеть не положено, хотя ты и успела заметить перед тем, как завязывали повязку, яркий свет и большие зеркала по обе стороны от ложа, над которым твоему телу суждено потерять ещё одну невинность. Но где именно? Как? Что за узор угодно нанести Повелителю на свою покорную рабыню и служанку? Впрочем, сегодняшний белый цвет — прекрасный фон для чёрного и багрового: даже с повязкой на глазах и спиной к Мастеру, ты каким-то внутренним зрением уже видишь, предощущаешь себя, обновлённую, именно в этих цветах. Лишь только последний вопрос, от которого и так уже изнемогающую от любопытства и страха Дженни буквально взметает к вершинам вожделения: — А больно-то будет? И первые капли сладостного сока орошают девственно сухую до той поры простыню. А твой Живописец... (Это как, пишущий по живой коже? Или даже писающий? — всплывает где-то на обочине сознания несуразный и столь неуместный сейчас вопрос, хи-хи!). А невидимый, но властный и полнящийся творческим вдохновением живописец и творец, вернёмся к нему, — он словно угадал нетерпение своей модели, её готовность — и ты ощущаешь, как сильные и уверенные пальцы Мастера начинают разминать твои ягодицы, втирая в них специальное масло с резким и необычным запахом. В сгустившемся в одночасье воздухе витают ароматы пряные, хвойные, но одновременно и ещё что-то совершенно медицинское, вызывающее в памяти воспоминания об операционном зале, если даже не о родильной палате... — Да, Властитель, да, умоляю! Моя попка так истосковалась по хозяйскому клейму, знаку принадлежности Господину. Ваша сексуальная игрушка так мечтала об этом, хотя и не смела надеяться. Вся во власти Мастера, покорный холст для его нестерпимо жалящей кисти... Откликаясь ли на смиренную просьбу Джейн или следуя своему собственному творческому плану, который так счастливо с ней совпал, но Майкл отрывает наконец свои руки от застывших в предожидании женских ягодиц. И вот уже в мягкую расслабляющую музыку, сопровождавшую сегодняшний сеанс с самого начала, вплетается новый звук, а точнее даже негромкое зудение, в первый момент повергающее в ужас. Так имеют обыкновение жужжать бормашины, эти немилосердные орудия пыток в руках садистов-стоматологов. Но сейчас ведь зубам девушки ничто не угрожает, да? Сами-то зубы сводит до скрипа, даром что и вонзить-то их не во что: сегодня во рту Дженни нет никакого кляпа, хотя обычно Хозяин такими игрушками не гнушается... Впрочем, додумать эту мысль до конца она не успевает, ощущая первый укол стремительно вращающейся иглы в левую округлость своей многострадальной попки. — Ой, бля! Как стра-а-а-ашно-то... Боль пугает в первый момент, но постепенно привыкаешь к ней, по мере того, как загадочная вязь уколов и царапин покрывает всё новые и новые площади самых нежных участков её тела, покорного и беззащитного: податливый холст в руках требовательного, но гениального художника. Но что же, всё-таки, где и как — страшно любопытно. И чем любопытнее, тем менее страшно. Ты вспоминаешь, как Майкл учил тебя «читать кожей», прорисовывая едва ощутимыми прикосновениями острого ножа буквы на спине. Угадывая литеру «А» в сходящих от ягодиц к основанию шеи царапинах, которые стянула потом болезненная поперечина на поясе. И следующую «Н» в двух тончайших вертикальных прорезях от лопаток к трепещущим от наслаждения «полупопиям», а поперечный штрих как-будто бы Хозяин даже и не убирал. Ну а то, что завершится эта азбука буквами «У» и «С», можно было предсказать, даже и не читая. Но нет, сегодня речь идёт явно не о тексте — недаром же говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто или даже двести, сами слышали... Конечно, глаза на заднице встретишь разве что на картине у какого-нибудь авангардиста-извращенца типа Сальвадора Дали или Рене Магритта, но есть, есть у тебя, моя несравненная Джейн, эзотерическое умение «чуять жопой», за что и люблю вас обеих.»Ты видишь, ты знаешь, ты чувствуешь кожей«, как писал когда-то поэт, какой именно муаровый узор ложится сейчас на твои упругие полусферы. И чёрный алмаз-амулет, отзываясь влекущему напряжению похоти, до боли стягивает свою золотую цепочку на талии. — Какой такой Наталии? — ревниво вскидывается внутренний голос. Но мы его, зануду, слушать не будем, потому что творческое вдохновение Мастера ведёт иглу и аспидно-чёрную тушь от твоей несравненной исколотой попки уже куда-то дальше. Ниже и глубже. — А-а-а-а! Хотя Дженни давно уже мокра от возбуждения, но вонзающийся в неё толстый упругий цилиндр повергает в первый момент в истерическое предоргазменное содрогание не только похотливую писечку, но и её хозяйку. Мгновение, и острый приступ боли от неожиданности сменяется сладострастными стонами, которые, впрочем, Хозяин тотчас же пресекает властным окриком: — Стоять! Ты куда это понеслась, кобылка резвая моя? Я ещё рисунок не закончил. Стоять не шевелясь, не дёргаясь — а не то так взнуздаю, что мало не покажется. Девушка уже не первый год в услужении у Господина, отменно им выдрессирована и порядок знает. А потому смиренно замерла на своих четырёх, широко расставив ноги, и лишь наслаждается тем, как болванка, повинуясь сжатому воздуху, который потихоньку подкачивает Мастер, всё шире и шире распирает её сочную и ко всему привычную пизду, выворачивая наружу набухшие от возбуждения нижние губки. Чтобы через минуту понять наконец, зачем художнику понадобилось провести её через эту сладкую пытку: именно на них, на обрамляющие вход в пещеру упругие валики плавно перетекает теперь творческое вдохновение Майка. А вместе с ним — и надсадная боль визгливого дуэта иглы и чернил. Но боль эта теперь уже не пугает, а только возбуждает разохотившуюся модель, по самым интимным местам которой — то справа, то слева, и всё дальше, всё ниже... Ой, а теперь уже и выше! Невидимый болевой узор перевалил за экватор девичьей промежности и теперь неотвратимо подымается по её телу вверх: к клитору, к лобку, если даже не к чёрному алмазу. Магический амулет на обёрнутой вокруг талии Дженни цепочке притягивает желание и распространяет его по всему телу, заставляя покорную модель мелко вибрировать в такт игле, влекомой рукой Хозяина. Джейн уже давно догадалась, какой именно узор вышивает по её сокровенным местам Майкл, и вовсе даже не крестиком.»Была я белошвейкой и шила гладью. — вспоминается ей старая песенка, и девушка похотливо хихикает про себя. — Потом пошла в театр, и стала... Актрисой!«. Хотя с этим, как раз, проблем нет: отпетой блядью к услугам своего Господина она стала уже давно. К услугам — и на радость ему. Но только ему и никому другому, заметьте! — Отлично, дорогая! — Мастер, судя по голосу, доволен собой и работой, но при этом донельзя сосредоточен. — Теперь расставляем ножки пошире... а попку отклячиваешь вверх. Остаются последние штрихи, самые интересные. И на этой много-обещающей фразе Майк осторожно подлезает под неё снизу, лицом вверх, и выкалывает что-то в районе лобка. Бедная Дженни отчаянно течёт от желания, отдаваясь рукам художника и его власти. Но кончать девушке пока запрещено. Равно как и ухватить ртом огромный, твёрдый и набухший хер Мастера. Тот уже давно вырвался из плена узких трусов и теперь горделиво вздыблен к небесам. И ей остаётся только любоваться этим зрелищем — вслепую, на запах и внутренним зрением, которое порой оказывается в тысячу раз более зорким, чем внешняя видимость. Любоваться сквозь повязку на глазах и сквозь боль уколов, помноженную на нестерпимое желание. Как говорится, близок хуй, да не укусишь. Наконец, я с облегчением вздыхаю, после чего осторожно выбираюсь из-под своей модели, которая всё ещё покорно стоит в «собачьей» позе поперёк кровати: такая вот сучка в течке, с белыми лапками. Нет, узор сам по себе неплох и вчерне готов. Но вот именно что начерно, чёрной муаровой сеткой по белым ягодицам. — Цвета, цвета здесь не хватает! К тому же узор закрепить надо, чтобы не сполз ненароком. Но на этот случай у вашего художника припасён подходящий ремешок: прекрасной телячьей кожи, благородного коньячного цвета, слегка рифлёный... Дженни его прекрасно знает и помнит: сама подарила Хозяину на прошлый Новый Год, а потом неоднократно наслаждалась его донельзя нежными, но одновременно жесткими и мучительными укусами по грудям, бёдрам или пяткам. Но сегодня мы будем насыщать чёрную сетку цветом, плавно переходящим из невинного розовато-белого поначалу в стыдливый алый, подрумяненный пробуждающимся желанием... — Вжик! Багровая кожа ремня трогает две аппетитные округлости, вписанные между цепочкой амулета и кружевным резинками чулок. Поначало осторожно, едва ли не лаская, но постепенно всё сильнее и жёстче с каждой новой парой ударов. — Раз! С захлёстом слева направо, — и два! Теперь уже в другую сторону, справа налево. Моя Дженни потихонечку начинает повизгивать от удовольствия, а фон ёё кожи под усиливающимися ударами ремешка приобретает цвет и насыщенность: цвета лососины, потом коралловый, клубничный — по всей гамме красного. Ярче, насыщенней, больнее... — Мой господин, умоляю, ещё-о-о! Но вот, наконец, когда мы достигаем желанного градуса багровости, благородного оттенка выдержанного коньяка, равного по колориту самому ремню... Тут ты и уходишь в вожделенный сабспейс, где сон неотличим от яви, пространство и время размыты, неощутимы, и есть только вечное наслаждение. Дженни мотает головой из стороны в сторону, издаёт невнятные стоны, а щёчки на лице уже сравнялись по цвету с теми, нижними, на которых чёрным по багровому красуется свеже-вытканный узор. — Сколько раз в жизни краснеет женщина, помните? Ровно пять: первый раз — когда в первый раз, а второй — когда во время брачной ночи муж понимает, что это у тебя не первый раз. Потом будет третий раз — когда в первый раз не с мужем. Четвёртый, когда женщина в первый раз берёт за это деньги... Ну а пятый раз — это когда она в первый раз сама платит за это деньги. Сосчитали? Зато мужчина, согласно той же мудрости армянского радио, краснеет лишь два раза в жизни: первый раз, когда не может во второй раз, а второй раз — когда не может в первый раз! Но к Майку это не относится, не надейтесь. На то я и Мастер, на то и Художник, чтобы иметь свою модель не то что один, а хотя бы и двадцать один раз подряд. И на этой позитивной ноте со всего маху засаживаю тебе в гостеприимно распахнутую и трепещущую в ожидании палитру свою разбухшую, сочащуюся красками кисть. — Да нет, девушка, не кисть руки, это вам со страху показалось! В смысле, художественный образ такой. До фистинга, дорогая, мы с тобой доберёмся в другой раз, а пока что старый добрый хуй, банальный анальный. — И резкими размеренными толчками впечатываю в тебя своё вожделение. Удар за ударом: глубже, сильнее, резче!. А Дженни, изнемождённая долгим творческим процессом, способна сейчас думать лишь об одном: — О мой Господин, мой Мастер, умоляю — разреши мне кончить! Меня всю трясёт, разве ты не видишь? Мучительно больно от неудовлетворённой клокочущей страсти. Вся трепещу от желания... — Но нет, дорогая, чуть позже. Всего чуть-чуть, но пока что терпи, терпи изо всех сил — ведь клейму твоего Хозяина остался до завершения всего лишь один последний штрих. Полюбуйся новообретённой красотой, оцени талант и вдохновение Мастера, впечатанные чёрной сеткой на твоей багровеющей жопе! И уже тогда... Решительным движением срываю с глаз Дженни повязку. — Увидь мою работу в зеркалах, и тогда разрешаю кончить. Даже не то что разрешаю — приказываю! Всплеск. Вспышка. Потом другая, третья — в такт ритмическим вторжениям властительного хуя в глубины истерзанной, но ненасытной жопы. Резкий свет стихает, и перед глазами моей девочки возникает восхитительный узор. Давно уже предугаданный, но тем не менее такой чувственный, что не возможно не кончить от любви к самой себе, на зависть мифическому Нарциссу: — Ну конечно же, это чёрная бабочка! Штриховой... нет, штрихуёвой сеткой цвета аспидной тропической ночи на тёмно-красном фоне твоих многострадальных ягодиц. Она дышет и трепещет крыльями, повинуясь ритму морского прибоя... или бою ебущего тебя в жопу хозяйского хуя. Что, по сути, одно и тоже, не так ли? А неугомонная бабочка нежно скользит по исколотой коже своими крылами, да и не только: склонилась головкой к розеточке ануса, хоботок жадно вылизывает соки желания везде, где только найдёт, а похотливые усики тянутся вниз вдоль набухших губок и теребят сияющую от возбуждения жемчужину клитора. — О боже, хозяин мой, да! Да-а-а-а, — и Дженни вздрагивает от острого выплеска, на неуловимой, едва различимой грани между наслаждением и болью. Взрывается, буйствует, фонтанирует снова и снова... Пока не падает наконец плашмя — распахнутая настежь, распластанная, одуревшая от формалина ночная бабочка под иглой коллекционера-извращенца. Ну что же, теперь подошла и моя очередь. Три удара до завершающего выплеска, два, один, в последний миг неимоверным усилием выдираюсь наружу сквозь упорно цепляющее мой огненный шар тугое колечко, и... Обильной белой пеной по багрово-чёрному кружеву, под цвет твоих чулок и перчаток. Вот теперь мой узор завершён и отлакирован: не снять, не смыть и не смять, твою мать! И на Дженни, служанке и рабыне, навсегда запечетлена теперь — Печать её Хозяина. 2201 2 1 +5.5 [2] Оставьте свой комментарийЗарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора yuri_zimmermann |
ЧАТ +12
Форум +13
|
© 1997 - 2024 bestweapon.one
Страница сгенерирована за 0.006563 секунд
|