Комментарии ЧАТ ТОП рейтинга ТОП 300

стрелкаНовые рассказы 79092

стрелкаА в попку лучше 11622

стрелкаВ первый раз 5123

стрелкаВаши рассказы 4615

стрелкаВосемнадцать лет 3424

стрелкаГетеросексуалы 9318

стрелкаГруппа 13422

стрелкаДрама 2887

стрелкаЖена-шлюшка 2582

стрелкаЗапредельное 1526

стрелкаЗрелый возраст 1717

стрелкаИзмена 12175

стрелкаИнцест 11892

стрелкаКлассика 364

стрелкаКуннилингус 3244

стрелкаМастурбация 2236

стрелкаМинет 13266

стрелкаНаблюдатели 8002

стрелкаНе порно 3057

стрелкаОстальное 1075

стрелкаПеревод 7977

стрелкаПереодевание 1290

стрелкаПикап истории 721

стрелкаПо принуждению 10723

стрелкаПодчинение 7183

стрелкаПоэзия 1475

стрелкаПушистики 149

стрелкаРассказы с фото 2491

стрелкаРомантика 5594

стрелкаСекс туризм 505

стрелкаСексwife & Cuckold 2481

стрелкаСлужебный роман 2423

стрелкаСлучай 10150

стрелкаСтранности 2716

стрелкаСтуденты 3596

стрелкаФантазии 3287

стрелкаФантастика 2822

стрелкаФемдом 1461

стрелкаФетиш 3225

стрелкаФотопост 787

стрелкаЭкзекуция 3206

стрелкаЭксклюзив 347

стрелкаЭротика 1905

стрелкаЭротическая сказка 2495

стрелкаЮмористические 1526

Берег Робинзонов
Категории: В первый раз, Романтика, Эротическая сказка
Автор: Человекус
Дата: 24 августа 2018
  • Шрифт:

Было это, кажется, где-то под Геленджиком. А может, под Туапсе. А может... впрочем, неважно. И под Геленджиком, и под Туапсе, и под другими курортами есть маленькие дикие пляжики, где удобно переждать волнение, если оно застало тебя в открытом море.

Евгений Львовичтак и сделал. Будь он лет на пять помоложе, он бы еще поборолся с волнами, а сейчас... Нет, он не боялся, конечно. Просто он и так знал, что сможет победить их. Тратить силы на доказательства этого бесспорного факта не имело никакого смысла. Сил у Евгения Львовича было не то что бы мало, просто чем дальше — тем меньше хотелось разбазаривать их зря. Дельфин, которой плюхался и фыркал рядом с ним, мог себе это позволить, а ему не стоит. Пусть лучше силы будут при нем. Пригодятся.

Потому-то Евгений Львович и выплыл к маленькому дикому пляжику, окруженному со всех сторон каменными громадами. Переждать здесь... или же просто посидеть на берегу, глядя на волны, бьющие наотмашь в скалы. И назад. Три балла — не волнение, а так, курям на смех... хотя уже не три, пожалуй, а все четыре. Или три с половиной...

Был наш герой ни стар, ни молод, ни красив, ни уродлив, ни высок, ни низок, а так — всего понемногу. Или, как говорят в Анапе, «между здесь». Да и чемпионом по плаванию он, по правде говоря, тоже не был — просто надоели шезлонги, да груды тел на пляже, да глупые байки экскурсовода. И горы тоже надоели. Стихии захотелось, хоть и года уже не совсем те...

Но сейчас, когда он вылез на берег — мокрый, бронзовый от загара, окрепший и похудевший за отпуск — пожалуй, он был в лучшем своем виде. Никакой костюм ни от какого Воронина, никакие статусные тряпки-шмяпки не представили бы его лучше, чем этот морской наряд — плавки, загар и капли на теле, пропитанные солнцем.

Таким его и увидела она.

***

Евгений Львович не сразу обнаружил, что он не один. Шумно выдохнув (не от усталости, нет, просто положение обязывало), он рухнул на берег и какое-то время лежал, глядя в зенит. Пылающая синева била по нервам, и хотелось зарыться от нее в гальку, уйти вглубь, как насекомое, схорониться и не видеть ни волн, ни неба, ни своего тела...

Потом он встал и оглянулся.

Какое-то время они просто смотрели друг на друга: она — с любопытством, он — испуганно, будто та была русалкой или кем-то вроде. Волосы ее вились вокруг голого тела, как вьюнки.

Потом Евгений Львович сообразил, как себя вести: скорчил улыбку и крикнул «привет!» (Волны ревели, поэтому приходилось кричать.)

— Здравствуй!... — отозвалась она.

Такой ответ мог означать что угодно — и «я еще совсем девочка», и «ты для меня старый пердун», и «не нарушай дистанцию». На ней не было ни купальника, ни плавок, ни вообще ничего, кроме матовой мокрой кожи. Поэтому дистанция имела значение.

— Прости, что помешал!... — извинился Евгений Львович и присел, показывая, что не собирался ничего нарушать. — Немного отдохну и поплыву дальше!..

— Ничего!... Я тоже отдохнуть!... Только приплыла!... — крикнула в ответ русалка.

Она сидела на корточках, прикрывая грудь. Евгению Львовичу очень хотелось сказать «не прикрывайся», но он усмехнулся и лег на гальку.

— Ну и погодка... — он показал на волны.

— Да уж!..

— Любишь плавать, когда такие волны?..

— Ага!..

— И я люблю!... Когда волн нет — скучно!... А так — совсем другое дело!..

— И я тоже!..

Приходилось драть горло, потому что подойти ближе было нельзя.

— Ты откуда приплыла?..

— Да так!... Издалека!..

— Хорошо плаваешь?..

— Ничего!..

— Молодец какая!... А я вот тоже... — начал Евгений Львович, но вместо того осекся и кинул камень в волны. — Ну что?..

Он оглянулся. Не смог удержаться.

Она уже не прикрывалась. Поймав его взгляд, вернула руки обратно, но Евгений Львович успел разглядеть тугие шары, обильные, загоревшие, налитые молодой силой, и на них — маленькие комочки, съеженные от воды.

— Ну что, — повторил он, подойдя к воде. — Поплыву обратно...

Как нарочно, в этот момент плюхнула огромная волнища, обрызгав его с ног до головы. Евгений Львович рассмеялся.

— Наверно, надо еще подождать! — крикнула русалка.

Голос у нее был резкий, подростковый, как у полугодовалых щенят. Зеленая совсем, думал Евгений Львович. Тело взрослое, сиськи вон какие, а личико девчачье, и глаза, и голос, и вот это вот все... Говорила она не то что бы с акцентом, а как-то слишком правильно выговаривала все буквы. Наверно, местная, с Кавказа. И породой похожа — чернявая, чуть горбоносенькая, глазастая такая...

— Похоже, усиливается! — он кивнул на море.

— Тогда надо плыть сейчас!..

— Тут камни вдоль всего берега!... Надо далеко отплыть, а то побьет!..

— Я знаю!..

Снова плюхнула волнища, вдвое больше прежней, и Евгений Львович отскочил назад.

— Оу! Прости, ради Бога, не заметил, как ты... тут волны... — шумно извинялся он, хоть и почти не толкнул ее.

— Ничего, — улыбнулась она. Улыбку ее невозможно было выдержать. И еще русалка была синеглазой, он только сейчас это заметил. Смуглой и синеглазой, как песок, и в нем — кусочки неба.

Евгений Львович сглотнул.

— Что делается, — протянул он, махнув рукой на море. — Прямо шторм...

— Да-а...

Она по-прежнему прикрывала грудь (хоть и какой в этом смысл, если голая мохнатка колола ему глаза, мокрая и стыдная до озноба...) От ее наготы и юности хотелось орать, перекрикивая волны, и Евгений Львович орал, хоть она и была рядом:

— Кажется, мы попали!..

— Угу...

— А наверх тут как-то можно выбраться? — он запрокинул голову. Вокруг торчали отвесные скалы. — Чтобы по берегу...

— А как же я...

Она показала на себя, отняв руки от грудей (те колыхнулись, как желе).

— Да-а...

Волны плюхали все злее и злее. То место, где он лежал, уже тонуло в пене.

— Любишь купаться... вот так?

— Ну... иногда люблю. Когда не видят...

— Да-а, — снова сказал Евгений Львович.

Что сказать еще, он не придумал, и поэтому просто сел на гальку.

Русалка уселась рядом, в полуметре или чуть ближе.

— Колючее такое, — пожаловалась она. У нее была невыносимая привычка все время улыбаться. — Не привыкла...

— Принцесса на горошине, — сострил Евгений Львович.

Принцесса хихикнула. Она уже не прикрывалась, и тот старался не коситься на соски, торчащие на фоне белой пены.

— И что делать? — спросила она.

— Ждать у моря погоды... Тебя как зовут?

— Бзиби.

— Как?

— Бзиби.

(«Или врет, или точно местная», решил он.)

— Надо же, какое красивое... А меня... — он хотел сказать «Женя», но вовремя ощутил, что это не прозвучит, — а меня Евгений Львович. Будем знакомы!..

Улыбаясь и мучаясь от того, что улыбка фальшивая, он протянул ей руку. Бзиби пожала ее ледяными, как рыба, пальцами.

— Ого! Замерзла?

Он и сам вдруг понял, что зябко. Солнце уже подползло к краю моря, выкрасив все рыжими отблесками, которые не грели.

— Похоже, придется ночевать здесь, — сказал он, хоть это и так было ясно.

Бзиби хмыкнула.

— А что делать? Попробуем развести костер.

— Это как?

Как и большинство горожан, Евгений Львович не развел в своей жизни ни одного костра. Впрочем, он знал, что главное — уверенность. Если уверенно взяться за что-то, да еще и на глазах у юной девушки, да еще и голой — 95 из 100, что все получится.

— А что тут уметь?... Давай искать что-нибудь, что может гореть, — Евгений Львович вскочил и стал с деловым видом рыскать по берегу. — Дерево, ткань, палки всякие...

Она тоже вскочила и стала рыскать.

Минуту или две они бродили по пляжу, как ищейки.

— Мокрое все такое, — сокрушенно говорил Евгений Львович, переворачивая валун. — Я бы плавки поджег... но они тоже мокрые.

Тут они оба замолчали. Бзиби с сосредоточенным видом бродила у скал, а он косился на ее грудастый профиль.

Закатное солнце выхватывало каждую выпуклость ее тела — и соски, и косточки таза, и лохматый лобок с той самой запретной складкой... и это было чудовищно.

— Ты как? — вдруг спросил Евгений Львович. — Ну, в смысле... сильно замерзла?

Он хотел спросить совсем не это. «Каково это — ходить голышом на глазах у меня, да еще и здесь?» — звенело в воздухе, в шуме волн и в его голосе. И Бзиби прекрасно это поняла. И он тоже понял, что она это поняла.

— Да нет... нормально... — хрипло ответила она.

— Пральна! Грейся, двигайся!... — бодро крикнул Евгений Львович. — О! Смотри, что я нашел!..

Он добыл из расщелины корягу, более-менее сухую и длинную, как коромысло. — Вот и наш костер.

Бзиби подошла к нему. Близко-близко.

— А как это?

— Трением, как дикари... — прохрипел Евгений Львович: она тронула его соском. — Как робинзоны... Щас добудем искру...

— Искру?

— Ну да...

Он понятия не имел, как это делается, но был твердо уверен, что фигня, плевое дело. Размахнувшись (локоть опять прикоснулся к соску), он шваркнул двумя булыжниками друг по дружке.

— О! Видишь — искра, — внушительно сказал Евгений Львович, и Бзиби протянула — «уууу» — Теперь надо поджечь вот эту заразу. А ну держи, — он сунул ей корягу, и Бзиби ухватила ее, как пику. — Надо, чтобы искра попала вот сюда, понимаешь? Тогда оно сразу загорится, и у нас будет костер. И тогда это будет наш берег, берег Робинзонов... Держишь, да? Поехали!

Он лупасил булыжниками у кончика коряги. Искра то вспыхивала, то нет, а кончик неумолимо расхреначивался в кашу, и было совершенно ясно, как все это называется... но Бзибины соски были совсем рядом, и локоть то и дело задевал их, а она не отходила...

И кто знает: может быть, именно эта энергия перетекла из их тел в кончик коряги.

— Смотри: дым! — крикнул Евгений Львович, и Бзиби запищала. — Тихо!... Раздуваем. Ффффу, фффффу, — начал дуть он, и Бзиби тоже дула, тронув его плечом. — Не так сильно, погаснет...

Вдруг огромная волна плюхнула на них, обрызгав с головы до ног.

— Иэх! — Евгений Львович отбросил корягу. — Теперь мокрая...

Кривясь от досады, он отошел к скалам.

— Смотри, какие волны!..

Пока они играли с огнем, половина пляжа утонула в пене. Море ухало так, что над каждым валуном взметались двухметровые фонтаны.

— Пять баллов, а то и все шесть... Глянь, — Евгений Львович кивнул на ложбинку между скалами. — Авось там не достанут... Тут и теплее! — крикнул он уже оттуда. — Камни нагрелись. Но все равно бы костер...

Стремительно темнело. Глаза уже уставали пялиться в лиловую мглу, окутавшую берег...

Робинзоны еще минут десять рыскали туда-сюда. Потом Бзиби села на гальку.

— Засыпаю... — сказала она и рассмеялась.

Евгений Львович подошел к ней.

— Это от волн. От болтанки. У меня тоже все вот так, — он покрутил руками.

— И что?... Я сейчас засну.

— Нет, здесь не надо. Здесь и волны, и... Пойдем, — он протянул ей руку. — Пойдем-пойдем! Давай!

Она встала, повиснув на его руке, и дала привести себя к ложбинке.

— А как...

— Ложись. Вот тут даже перина у нас, — он нащупал в полумраке кучу сухих водорослей и раскидал их по камням. («Надеюсь, там нет никого кусачего... «)

— А ты?

— А я — не знаю... может, мы тут вдвоем? Смотри, сколько места!

— Ай, — Бзиби оступилась на камне, и Евгений Львович ухватил ее за бока, холодные, как водоросли в ложбинке.

— Замерзла вся... Так, что же делать, что же делать, — забормотал Евгений Львович. — Без костра-то...

Бзиби уже мостилась на водорослях:

— Ай... колючее...

Евгений Львович вдруг решился.

— Есть один способ, — выдохнул он, как в омут прыгнул. — Чтобы не мерзнуть.

— М?

— Крепко прижаться друг к другу. Как котята. И мы будем друг друга греть. А? Хочешь?..

(Я же без задней мысли, говорил он себе. Так и правда теплее. Замерзнет ведь девочка...)

— Не знаю...

Обмирая, Евгений Львович лег рядом, на водоросли. Было очень тесно и неудобно.

— А хочешь — на меня ложись. У меня пузо толстое, как подушка. Пива много пью, — суетливо заговорил он. — А, Бзиби? Мягче будет...

Бзиби муркнула что-то, Евгений Львович опять переспросил — «а?»

Потом минуту прислушивался к тишине.

Потом глубоко вздохнул...

... но тут шурхнули водоросли, и к нему прильнул продрогший сгусток сумрака.

— Иди сюда... девочка моя... сейчас мы тебя согреем... — бормотал Евгений Львович и обнимал озябшее тело. Бзиби пристроилась ему под бочок, положив мокрую голову на грудь, потом муркнула и влезла выше, влипнув грудями в живот. Ножки ее вытянулись вдоль его ног, руки обвисли, и вся она растеклась по нему, как тесто.

Сонное марево окутывало мозг и тело. Евгений Львович быстро сдался и поплыл куда-то, где мозг не имел над ним никакой власти.

Тело сразу зажило отдельной от него жизнью: руки поползли по бархатной спинке Бзиби, пальцы начали мять ее, ощупывая ребра... Одурманенный мозг плавал в этом тумане и вспыхивал мыслями-искрами: «что ты делаешь?... « — «просто грею... « — «она же доверилась тебе... « — «только массаж, и все...»

Марево вдруг потеплело, набухло этим умильным теплом, пекучим, как йод, которым пропахло все вокруг... Руки Евгения Львовича сжали Бзиби сильнее — крепко, очень крепко, очень-очень крепко — до хруста, до боли в ребрах...

Ее лицо было где-то совсем близко — там, где невидимые губы касались груди и шеи Евгения Львовича... или это только мерещилось ему? Влажная щекотка поднялась выше — к шее, к щекам, — и он тронул губами соленое лицо. Где-то около глаз, потому что его щекотнула ресничка. Потом еще тронул, и потом еще, и еще... с каждым поцелуем тепло делалось больней и жарче, и вот уже оно облепило Евгения Львовича горячим маслом, вросло в него грудями, гнулось и дрожало на нем и в нем...

«Что ты делаешь?!» — искрил мозг. Они как-то перевернулись, вжавшись друг в друга, и Евгений Львович не помнил, когда его рот провалился в сладко-соленые губы, заледенившие его мятной жутью. И как снял плавки, тоже не помнил, помнил только, как дырявил ее двумя рогами — языком и грешным своим концом, проваливаясь в Бзиби с яйцами и потрохами. Мозг искрил где-то далеко, и он уже не слышал его, потому что тепло сделалось огнем, и он горел в нем, и Бзиби тоже, и они горели друг в друге, сросшись внутри на эти страшные, невозможные и вечные секунды...

И потом, когда секунды сгорели, и он излился в Бзиби до капли и стал пустым и легким, — тогда они парили в чернильной тьме и светились в ней, источая накопленный жар, и где-то рядом парил оглушенный разум Евгения Львовича.

«Ты знал, что так будет» — искрил он. — «С самого начала знал, как только увидел ее, голую. Вы были обречены, и ты знал это...»

Искрил — и обжигал горечью, и тонул в мареве, поглотившем все вокруг; и внутри была Бзиби, уже не холодная, а жаркая и текучая, и она была этим маревом, и улыбкой, и слезой, и скулила, и смеялась, и пропитывала собой его тело до самых-самых глубоких глубин...

***

И утро было горько-сладким, будто Евгения Львовича выкупали в полынном сиропе. Он проснулся с густым теплом внутри, и долго не открывал глаза, чтобы не расплескать его.

Потом вдруг открыл и подскочил, посадив синяк на плече.

Сверкнула тень чего-то, чего не могло и не должно было быть. Такое бывает между сном и явью, но Евгений Львович вдруг испугался, что он сошел с ума. Откуда-то всплыл голос экскурсовода с набережной — мелькнул и улетучился в никуда...

Какое-то время Евгений Львович пялился прямо перед собой, на лиловую полосу гальки. Потом оглянулся.

Бзиби не было.

Он стряхнул плавки, висевшие на ноге, и выбрался на берег, уже зная, что и там ее нет.

Перед

ним было ровное и гладкое, как матовое стекло, море. Лиловое здесь, в тени скал, и сверкающее вдали, где его золотило утреннее солнце. Надежда, если она и была, потухла окончательно: Берег Робинзонов был пуст.

А чего, интересно, ты хотел, вопрошал себя Евгений Львович. Прижал девочку к скале, выебал, накончал в нее... (он глянул вниз и увидел, что его хер в крови)... и целку, опять же, продырявил ей, блядь... Хорош.

Он все это понимал. Но внутри по-прежнему было горько-сладко, и он держал в себе эту горечь и эту сладость, чтобы пропитаться ими как следует. Надолго. Навсегда.

***

Море сковал мертвый штиль, но Евгений Львович не спешил плыть. Черпнув воды, он подмылся и остался сидеть, глядя в ртутную гладь.

Вдалеке, где солнце играло бликами в воде, мелькала стайка черных точек. Блики слепили, как настоящие водяные солнца, и он отвел глаза. Наверно, дельфины. Или какие-то птицы...

Стоп, что это?

Кажется, одна из точек приближается к нему.

Скосив взгляд, он наблюдал за ней. Чем ближе она подплывала, тем крепче он застывал, превращаясь в одну из скал, оцепивших Берег Робинзонов. Точка уже превратилась в чернявую голову, а затем и в плечи, и в грудь, и уже вышла из воды, а он все еще сидел, как камень. Потом вдруг вскочил:

— Думал, не вернешься уже! Уплыла от меня, — крикнул Евгений Львович фальшивым бодрячком.

Она смотрела на него долго и тяжело. Потом сказала:

— Я не могу.

— Что не можешь?... девочка моя... — бормотал Евгений Львович, подходя к ней. Чуть помедлив, обнял мокрое тело — и оно сразу прильнуло к нему, прилипло всей влажной наготой к его наготе и обтекло ее, как тогда, и голова ткнулась ему в подбородок... — Что «не могу»?

— Не могу. Не знаю, что делать.

Не будь козлом, говорил он сам себе и гладил ее. Не будь козлиной и не делай вид, что не понимаешь. Девочка стала женщиной и не может вот так вот просто уплыть и забыть. Она не знает, что ей делать. Она маленькая, а ты взрослый старый козлина, и ты выебал ее нахуй, нашпиговал своим генофондом по уши, и теперь отвечаешь за всю ее жизнь...

Евгений Львович приподнял пальцем мокрый подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Они смотрели на него, как вчера смотрело вечернее небо, — синие, дикие, пекучие глаза, от которых хотелось схорониться в гальку...

Вдруг он отпрянул от нее. Глаза жгли, а он барахтался в их синеве и не мог принять того, что понял.

Почти понял.

Ему опять казалось, что он сошел с ума... и опять выплыл голос экскурсовода, смешной и лишний здесь, на Берегу Робинзонов.

Вокруг была обыкновенная галька, обыкновенные скалы, обыкновенное море... и все это было невозможно. Того, что он почти понял, не могло быть.

— Что ты не можешь? — прохрипел он.

— Не могу стать прежней. Море не принимает. Теперь я буду такой...

— Какой «такой»?

— Такой, — она показала на себя. — И я не знаю, что делать. Моя жизнь в море, но я не могу...

Он не расспрашивал ее. Не удивлялся. Не говорил ей «ты перегрелась, тебе надо отдохнуть...»

И не вдумывался в то, что понял, — это было опасно. Он просто обнял ее, и она снова растеклась по нему, а он радовался ее соскам на своей коже и тугой попе под ладонью, и тому, как его конец снова расцветал горьким цветом, и солнцу, и тому, что она вернулась.

— Почему ты так сделала? — спросил он, до конца не понимая, как именно «так» (в это и не было нужды).

— Ты красивый. И я думала — все это сказки. Мы все так думали...

Она не плачет потому, что не умеет, понял Евгений Львович и еще крепче обнял ее. Он вдруг стал все понимать какой-то внутренней антенной, которая выросла у него.

— Ты приплыла на этот берег из-за, да?

Бзиби судорожно кивнула.

— И ты не знала, что мужчина может сделать с тобой, если ты... если ты человек?

Она снова кивнула.

Евгений Львович хотел спросить еще что-то... но вместо того вдруг нагнулся и поцеловал ее сосок. Потом другой. Потом снова первый. С языком, с присосом, и еще пальцами смял тугое сокровище, наполнившее горькой солью его рот...

Бзиби стонала, а он терзал ей грудь, стоя на коленях. Потом спустился к бутончику: расклеил его языком, пощекотал, всосался туда, как клещ...

Потом бережно уложил скулящую Бзиби на гальку и влип в нее, как ночью, сверху и снизу — до боли в губах и в лобке.

«Нужно закрепить эффект» — говорил он себе, думая, как это весело — быть сумасшедшим, и улыбался скалам и всему морю...

***

— Ты поняла? Я нашел тебя на берегу. Ты потеряла память. Не помнишь ничего — ни имени, ни кто ты и что ты. Сейчас главное — вывезти тебя ко мне... — повторял он.

Они шли по набережной. Справа были горы, слева — шезлонги и пляж, набитый грудами тел. В голубом купальнике, купленном тут же, в ларьке, Бзиби смотрелась так, что даже экскурсовод, излагавший свои байки в тысячный раз, увидел ее и запнулся:

—... Красивая и, я бы сказал, пикантная местная легенда гласит, что однажды такой дельфин превратился в человеческую девушку. И ее полюбил один князь. И не только полюбил, а и, так скажем, лишил девственности. И она после этого навсегда осталась человеком и никогда больше не могла... эммм... кха-кха! Так, моя группа, не разбегаемся, проходим вот сюда, проходим, проходим...


11747   12 4  Рейтинг +9.58 [35]

В избранное
  • Пожаловаться на рассказ

    * Поле обязательное к заполнению
  • вопрос-каптча
Комментарии 11
  • Veko
    Мужчина Veko 4335
    25.08.2018 08:46

    Ур-ра! Наконец-то автор вернулся! ^_^

    Ответить 2

  • %C0%EB%E5%EA%F1%E0%ED%E4%F077
    25.08.2018 09:19

    Великолепная сказка! И все рады, что автор вернулся. Так что 10 +

    Ответить 2

  • niki720
    Мужчина niki720 6282
    25.08.2018 17:52

    Классная сказка!
    Люблю сказки! Спасибо огромное!

    P. S. «прoдрoгший сгустoк сумрaкa» — надо будет запомнить эту метафору!... 8-)))

    Ответить 2

  • vehf277
    vehf277 314
    26.08.2018 13:27

    Рад опять
    Вас читать:)

    Ответить 2

  • vazelin
    27.08.2018 11:01

    Очень мило.

    Ответить 2

  • %CC%E5%F0%E7%E0%E2%E5%F6
    30.08.2018 22:15

    Очень!

    Ответить 2

  • kiva.58
    31.08.2018 04:48
    Понравилась.нежная сказка

    Ответить 2

  • %CB%FE%E1%E5%E7%ED%FB%E9+%28%E3%EE%F1%F2%FC%29
    09.11.2018 13:03
    рассказ бомба. Главное не задумываться кто или что девушка. Русалки в мифах ведь двух типов, одни прекрасные до пояса рыбохвостые создания (греческие легенды), а другие мертвецы женского типа (европейские сказки). Хочу думать, что в этом случае первая версия (хотя если их копнуть глубже тоже не безопасные создания, напичканные магией и крайне обидчивые)

    Ответить 1

  • %D8%E5%F5%E5%F0%E8%E7%E0%E4%E0
    26.01.2019 12:34
    Замечательно и поэтично.

    Ответить 2

  • Ruslastep
    13.02.2019 02:09
    Автор как обычно на высоте!!!
    Вы лучший!!! И возбуждение на высоте и чистота и любовь!!!

    Ответить 2

  • %CD%E0%F2%CA%E0
    13.02.2020 11:06
    Замечательный рассказ, как, впрочем и все другие рассказы! Я и на сайт этот зашла и "зарегилась" из-за Человекуса ... вернее из-за его рассказов!

    Ответить 2

Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий

Последние рассказы автора Человекус