Мужской конец для женского начала.

После экзаменов не хотелось возвращаться в родительский дом, а Арнольд, влившийся в бурную жизнь столицы, уже давно забил крест на свое провинциальное происхождение. Я нашла неприхотливую работу, которая не требовала чрезмерных усилий, и полностью отдалась изучению своего организма. Бориске я подарила прощальный минет: проглотила его горькую сперму и пожелала успехов в дальнейшей жизни. Он плакал и клялся меня не забывать. Хлюпик.

Ну, и как же мне быть, думала я, со своими желаниями. Просто взять и отдать себя Арнольду на анальное растерзание? Тупо. Испугается, обзовет последними грязными словами, которых я, естественно, достойна, но, блин, тогда мне место только рядом с Бориской. Нас поместят в психушку и будут наблюдать, как очкарик трахает ботанку морковкой, а ботанка в это время дергает очкарику его рудимент, пока, в конце концов, не оторвет на хрен. Нет, так не пойдет. Надо дожидаться, пока мои расставленные по всему дому силки не сожмут сексуальное тело моего братца в тугие объятия порочной страсти, и тогда я смогу вертеть им, как захочется, трахать его, когда захочется. М – м – м, никуда ты от меня не денешься, мой мускулистый братик.

Очень уж хотелось вместо бездушного овоща почувствовать в своей попке настоящий, живой, жилистый член. А тут как раз завелся у меня на новой работе поклонник – охранник. Здоровенный дядька по имени Федор, с трехлитровыми банками вместо бицепсов и, как ни странно, глазами, как у котенка. Такая послушная машина для убийства. Что с ним делать, я понятия не имела. Давать ему надежд на какие – то отношения не было смысла – разумом, сердцем и писькой я принадлежала Арнольду. А, ну и попкой. Но Федор такой милый и заботливый – я даже не удивлюсь, если он окажется девственником, – что грех не доставить ему крошечную услугу, которую он несомненно посчитает счастьем и ради которой, решит он обязательно, стоило прожить все эти годы в монашеском целомудрии.

При всей природной брутальности охранника дать ему себя полапать любая женщина согласится, наверное, только из жалости – такое было у него несчастное выражение лица. Должно быть, его подкупило мое скромное, тихое, простоватое поведение. Федор нашел во мне, серой мышке, что – то родное. Конечно, есть причины так думать, ведь я выгляжу, как библиотекарь, одевающийся в неприметный, строгий пиджак, длинную юбку и все такое.

Ну, так вот. Вызвался как – то Федор проводить меня до дома. Иду я рядом с ним, потупив взор в асфальт, а сама изнываю от возбуждения и желания броситься на колени и присосаться к его пенису, который по – любому должен быть намного больше моей руки. И если бы у него хватило духу прижать меня в подъезде, я бы тут же беспрекословно отдалась ему. Но Федор был бы не Федор, если бы не зажался, не смешался, не запутался в направлениях и, сказав ”угу” вместо "пока”, поспешно не ретировался, чтобы не попасть в еще более глупое положение и не показаться предмету своих ухаживаний нелепее, чем есть на самом деле.

Я вздохнула, посмотрела в след своему потенциальному ебарю и зашла в подъезд. Нужно брать ситуацию в свои руки. Если так будет продолжаться я влюблюсь в свой фаллоимитатор и буду верной ему до конца жизни, а когда умру, меня похоронят вместе с ним. С ней. Ну, с морковкой. Будь она не ладна. Ненавижу свою застенчивость. Двуличная сучка.

Федины проводы меня домой стали регулярными, но на прощанье мы лишь смущенно улыбались друг другу и расходились. Позже, раздирая задний проход своей игрушкой, я гадала, как же в своем воображении онанирующий Федор мной овладевает. Скромняжка, скорее всего, представляет меня голенькой на офисном столе, похотливо рычащей и подзывающей к себе. Никаких глубоких фелляций, анальных изнасилований и прочих извращений. Максимум – куннилингус и секс в миссионерской позиции. Ну, прям лапочка. Мечта девятиклассницы. Нет, обязательно нужно поднять его либидо на новый уровень. И ему на пользу, и мне спокойнее. А потом обратно к завоеванию расположения Арнольда, что – то я совсем его запустила.

Начать я решила по старинке – с флирта. Наверное, со стороны это выглядело ужасно. Я роняла ручку, залазила на стул "положить папочку”, расстегивала пуговицу, обмахиваясь газеткой якобы от жары, капала кетчуп на блузку и так далее. Федор краснел, тушевался и каждый раз бежал в сортир. Кайф! Знать, что мужчина мастурбирует, фантазируя о тебе, – это что – то непередаваемое, становишься свидетельницей чужого грехопадения. В моем случае, даже зачинщиком. Но скоро я ему устрою такое, за что он во век никакими переживаниями не искупит свою вину перед самим собой. Я хочу испортить этого взрослого малыша. И как можно грязнее.

День "Д” настал в один июльский четверг. Федор, как обычно, проводил меня домой и прежде, чем он раскрыл рот, чтобы сказать "ну, ладно, эмм… бывай", я пригласила его выпить со мной кофе с овсяным печеньем. "А то мой брат опять сегодня до ночи в своем бассейне проторчит, а мне одной дома скучно". Бугай оглянулся по сторонам, то ли чтобы удостоверится, что приглашение адресовано именно ему, то ли чтобы попросить у кого – нибудь совета, что ответить. И так простоял бы в нерешительности, пока не упадет замертво от стресса, если бы я не потянула его за собой. Федора как молнией шарахнуло. Весь покрытый потом, он стоял в лифте и царапал стену, пока мы не остановились на нужном этаже. Его судороги передались и мне. Бля. Я вся задрожала, забыв все свои отрепетированные грациозные движения, что даже выронила от волнения ключи, а затем еще и стукнулась лбом о дверную ручку, когда поднимала их. Мы, как дети, захихикали и это нас успокоило.

Ни кофе, ни овсяных печений у меня, конечно же, не нашлось. Вообще, что за бред, почему именно овсяные печенья? Ну, да шут с ними. Пришлось угощать гостя чаем и хлебом с бабушкиным вареньем. Он быстро все умял и мы снова оказались в щекотливом положении. Сейчас он встанет и уйдет, а я опять усну не вытраханная. И голодная. Я сидела и смотрела на собирающего с тарелки крошки хлеба Федора, задумавшись над способом его соблазнения. Он испуганно посмотрел на меня и оторвался от своего занятия. На самом деле все проще простого: вставай, веди в спальню и прыгай на нем, сколько влезет. Но как же начать? Какие же тупые, эти мужчины. Мучают меня своей непробиваемой твердолобостью.

– Слушай, Федь – начала я. – А я тебе нравлюсь?

Пипец какой – то. От стыда сейчас сгорю.

Федор выпрямился на стуле, оттянул галстук.

– А – а – а… э – э – э… Ну, да.

Продолжение следует…

5385   1 8   +8.22 [10]

Минет, Служебный роман