Кто пишет слово «случай» с большой буквы. Кто называет «его величеством». А я это слово, после вмешательства в мою жизнь пишу заглавными буквами. Все слово. СЛУЧАЙ того заслуживает.

После очередного сезона, когда я вахтовым способом «крутил хвосты белым медведям» зарабатывая на свадьбу и квартиру в центре, вернулся домой. Домой — в ту коморку, которую мы снимали. Меня встретили чужие люди — жильцы. Они отдали мне письмо моей невесты. Там было всего несколько слов типа — прощай и извини. Несостоявшаяся невеста забрала все нехитрое имущество и ушла. Я остался один, без вещей, жилья и надежды. Со мной остались только мои деньги на ненужную теперь квартиру в центре.

Кто в такой момент бросается в запой. Кто вешается. Я пошел на вокзал. Влез в какой-то вагон. Сунул проводнице вместо билета горсть смятых денег и сел на первое попавшееся свободное место. Она что-то пыталась меня спросить, что-то говорила. Потом поставила передо мной чай, к которому, я так и не притронулся.

Я уезжал от прошлой жизни. Незаметно для себя задремал. Когда я проснулся, за окном меня ждало прекраснейшее летнее утро. Я вышел на первой остановке, незнамо-где и пошел. Просто пошел, прямо. Через вокзал, центр. Просто и прямо. Пока не дошел до окраины. Город закончился. Я продолжал идти. Где-то вдалеке. Сиротливо стоял один дом, который, и привлек мое внимание суетой вокруг. Возле дома стояло несколько машин. Оказалось, что это его владельцы, и они съезжают. Так, недорого я стал хозяином отдельного особняка.

«Дом». Вросшая в землю сырая глинобитная хата со сгнившим полом и слепыми окошками, огородом без намека на забор.

За неделю я поменял полы, врезал широченные окна, побелил стены, провел воду и поставил сантехнику. Купил и поставил громадную кровать, плиту, холодильник и кондиционер. И я сегодня отдыхал. На улице плюс тридцать, а в середине светло и прохладно. Я сидел на кровати, держал в руках книгу от прежних владельцев — «Эммануэль». Правда, полгода без секса и эта книга — не наилучшее сочетание.

И здесь вмешался СЛУЧАЙ. Я увидел её.

Она шла, шатаясь от жары. Направлялась к моему дому. В короткой тунике, золотистых босоножках на длинном каблуке. Прямо по грядках. Проваливаясь каблуками в землю и шатаясь. Дошла до спасительной тени дома и остановилась, опираясь спиной в стену. Совсем рядом, в пару сантиметрах от моего окна.

Я смотрел на нее. Ей было лет 25. Лицо, черное от пыли придавало ей вид бывалой женщины. Туника — вся мокрая от пота. И тут я почувствовал, что если ее сейчас не поцелую то умру. Открыл окно. Высунулся, запустил руку вокруг шеи, и чуть притянув к себе, поцеловал в запыленную щеку. Потом как бы извиняясь, произнес в голос, что если бы сейчас ее не поцеловал, то умер бы. Она никак на это не прореагировала. И тут я снова ее поцеловал. Она стояла, хрипло дыша, и никак не реагировала. Тогда я, вылез прямо через окно, стал, как был (в одних плавках) перед ней и поцеловал в губы. Она продолжала смотреть куда-то прямо мимо меня. Я опустился на колени и неожиданно для себя поцеловал ее голые бедра. Ноги вздрогнули и все — более никакой реакции. С коленей мы поднялись вдвоем. Я и «мой дружек». Он уже рвался из плавок.

Я прижался к ней всем телом и снова поцеловал ее в губы. Она стояла как манекен, ни капли жизни. Мой дружек уже просто ныл. Я только прикоснулся к плавкам, и он сам вырвался на свободу. Он сам терся о ее горячие, влажные от пота ноги. Я чуть присел, моя рука сдвинула полоску трусов немного в сторону и он уже там. У нее, у дверей. Я привстал, и он послушно проник к ней в середину. Легкая гримаса боли на мгновение. И снова одуревшее от жары выражение лица — никакой реакции. Как же там у нее в середине горячо. Как в аду. Узкая, мокрая и горячая. Я не просто терся о ее тело, прижав спиной к стене и пачкая ее тунику. Я уже конвульсивно бился, вколачивая незнакомку в стену. Мой дружек не выдержал такой «адской нагрузки» и взорвался залпами спермы, одновременно принося мне небесное наслаждение. Я чуть постоял, переводя дыхание, и снова опустился перед нею. Поцеловал ее ноги. И как в тот раз ноги вздрогнули и больше ничего.

Я тяжело поднялся. Влез в окно, в спасительную прохладу. Оказавшись в середине, обернулся к окну. И подхватив ее подмышки, прямо через окно затянул в середину комнаты. К кровати. Усадив ее на кровать, услышал от нее первое произнесенное за все время слово — воды. Набрал полную кружку, капнул несколько капель лимонного сока и вернулся. Она выпила все до конца и упала спиной на кровать. Я опустился перед ней на пол. Снял с нее босоножки. И приподняв ноги, уложил ее вдоль.

На том месте, где она сидела — красовалось темное пятно крови. Боже, так она еще и девочкой была! Ослепленный желанием обладать ею, я так в тот момент и не разобрался в этом. Как я туда с преградами проникал, на ту гримасу боли на лице, ту странную узость.

Мой дружек-маньяк опять рвался из плавок. Я наклонился над девушкой. Стал стаскивать трусы. Она пискнула. Вероятно я причинил ей боль. И вот я на ней. Ее взгляд смотрит мимо меня, в потолок, нет куда-то дальше. Я проникаю к нее, в середину и по-прежнему — нет никакой реакции. Я наваливаюсь на нее всем весом своего тела. Слышу, как у нее в груди часто-часто бьется сердечко — как у котенка. Мой дружек таранит ее изнутри. Это еще более приятнее, чем в первый раз. Она все также безучастна. Какая же она узенькая внутри. Наши лобки соударяются. Волны от ударов отдаются в моем тазу. Собираются, накапливаются в основе члена. И, наконец, мощным выбросом, сквозь всю длину моего дружка выливаются в ее горячую сердцевину.

Передохнув, я тяжело поднимаюсь с девушки. Она лежит, раскинув ноги и, продолжает смотреть в потолок. Я ее беру на руки и вот мы в ванной. Рядом, в стиралке ее блузка, трусики и испорченная двумя пятнами крови — простыня. Подмываю ее как ребенка. По дну ванны бежит тоненькая бурая полоска крови, и прилипают комки белой спермы. Я оставляю ей душ с еле теплой водой и повторно бегу в комнату бросить на кровать свежую простыню. На это раз душ у нее в руке. Она поливают свою голову. Что-то отдаленно похожее на улыбку начинает появляться взамен пустого взгляда. Кое-как отмыв ее от пыли и жары, и отмыв ванну от прилипших белых комочков я, на руках несу ее к себе на кровать. Ложу ее на бок и укрываю простыней. Теперь она дрожит, замерзла. Я прижимаюсь к ней сзади и согреваю ее своим телом. С теплом возвращается мое желание. Мой маньяк потихоньку оживает. Сначала я сдерживаюсь, а потом пытаюсь его вставить сзади, не меняя позы. Что-то не получается. Я переворачиваю ее на живот, решительно поднимаюсь, а потом, взяв за ноги, разворачиваю на кровати и опускаю ее ноги на пол. И вот она в коленопреклоненной позе около меня.

Две узенькие полосочки половых губ ниже бугорков округлой попки так и провоцируют меня. И я не выдерживаю. С каким-то хрустом вдавливаю свой член между этих губок. Она пытается подняться с кровати. Но мои руки сильно прижимают ее плечи и голову, опрокидывают обратно. Из-за сильного удара тело немного отстраняется вперед. Затем пружинит матрац, и вся энергия эхом возвращается обратно. Из-за таких двойных толчков, я снова начинаю терять голову. Я еще успеваю заметить, что когда член входит в ее вагинку то половинки ягодиц слегка поднимаются к верху и чуть сильнее расходятся по-боках. Как будто из нутри их что-то расталкивает. А когда член выходит — то опускаются и снова сжимаются. После душа и полотенца она «там» вся сухая. Это был жесткий секс. С хрустом, с трением, с какой-то болью, ноющей приятной болью, член входит в девушку. Она и так горячая внутри, а тут еще трение без смазки. Скоро головка члена начинает дымиться, вспыхивает и тут же гасится потоками бьющейся спермы. Я снова кончил.

Придя в себя, я медленно поднимаюсь с поруганного, раздавленного тела девушки. И нежно улаживаю ее на кровать. Укрываю. Сам обнимая ее, ложусь рядом.

Проснулся утром. Она тихонько лежит рядышком и спит. Я ее нежно целую в щечку. Она открывает глаза, ВПЕРВЫЕ смотрит не в пустоту, а на меня и каким-то детским голосом попросит — Не надо больше, пожалуйста. У меня там все болит.

Я киваю головой и вдруг предлагаю, — Выходи за меня замуж.

Она смотрит на меня, из под натянутой до подбородка простыни. А потом, снова жалобно, с надеждой просит-спрашивает — А ты больше не будешь?

— Как это «не будешь?» — не понимаю я, — До свадьбы или совсем?

— Нет, сегодня, — просит она, и я соглашаюсь. А некоторые «маньяки» сегодня и потерпят, злорадно думаю я о своем дружке, который опять стал деревянным.

— Тогда я согласна, — говорит она, пользуясь какой-то по-детски непосредственной логикой, и кивает мне подтверждая свое согласие.

А через месяц мы расписываемся.

Хотелось, еще что-то написать, но не дают наши внуки. А вечером мы обязательно «пошалим», и вероятно на чердаке, так как весь дом занят нашими общими родственниками!