Ну вот пришла долгожданная суббота. На учёбу мы, естественно, не пошли. Еще чего не хватало — на свой день рождения в школу переться (традиция у нас такая). Мама утром зашла в мою комнату — поздравила тепло, поцеловала и предупредила, что не смотря на мой день варенья — я должен ей помочь с приготовлением праздничных блюд.
В мои обязанности входило — чистить, резать, шинковать и вообще выполнять всю грубую, предварительную работу по кухне. Парочку раз пришлось сбегать в магазин за недостающими продуктами и так незаметно за домашними хлопотами мы и подошли к семи часам вечера.
— Теперь быстро в душ — и собираемся — скомандовала мама.
— Так мы же в баню идем — недоумевал я.
— Не в баню, а в сауну. В бане — моются, а в сауне — парятся, и тело при этом должно быть чистым — парировала мама.
После быстрого душа мы все продукты упаковали в большую сумку через плечо. Полотенца, мыло, чистое белье ну и все чего там полагалось — мама уложила в сумку поменьше. Сумку с продуктами тащил конечно же я, мама несла сумку с принадлежностями, можно сказать — была налегке.
На улице несколько минут еще подождали Сережку с тетей Светой и все дружно двинулись в направлении городской бани. «Комплекс банно-прачечных услуг» — так это тогда называлась — и топать к ней надо было добрых минут двадцать быстрым шагом. На средине пути мы присели в скверике передохнуть и мамы объявили, что с этого момента мы идем порознь.
— Вы должны понимать, у нас город маленький, и завтра все будут знать что мы с взрослыми сыновьями ходим в сауну. Не все правильно поймут. Разговоров потом не оберешься. Поэтому лучше зайти порознь — стала объяснять тетя Света.
— Конце концов сауна заказана на ваши имена. Подойдете к администраторше — это моя клиентка — я ее предупредила. Она вам выдаст простыни и проведет к сауне. Сауна находится в дальнем крыле здания. Войдете — закроете за собой дверь на защелку, и пройдете в предбанник. Там увидите возле дальней стены старый буфет с рюмками, чашками, самоваром электрическим и прочей посудой. Откроете правый верхний ящик — там лежат ложки, вилки в пластмассовом судочке — поднимите его аккуратно и найдете под ним ключ. Рядом, справа от буфета будет дверь — она заклеена кафельной плиткой, так что кто не знает — кажется, что это просто стена. Чтобы найти замочную скважину достаточно отодвинуть буфет влево буквально на 10 см — и вы ее увидите. Откроете дверь — мы и войдем. Все понятно? Запомнили?
Мы дружно закивали, завороженные просто такими интригующими, почти шпионскими обстоятельствами. На том и разошлись.
Через минут пятнадцать мы уже с Серегой были на месте. Бодро шагнули к высокой женщине лет 40 в строгих очках и громко известили наши имена и цель прибытия. Она улыбнулась — выдала по одной простыне нам и жестом пригласила идти за собой. По дороге прочитала правила поведения и уже перед самой дверью возвестила, что сеанс у нас двухчасовый и за 10—15 минут до окончания сеанса она громко постучит в дверь предупредить нас, если мы вдруг потеряемся во времени. При этом она многозначительно улыбнулась.
Мы быстренько вошли в открытую дверь — заперли ее за собой и осмотрелись. Мы стояли в маленьком коридорчике метр на два приблизительно — за ним такое же маленькое помещение с дверью слева. Сережка заглянул за дверь — это был туалет — правда без излишеств, простой чугунный советский общественный, как в пионерлагере, на котором нужно было сидеть на корточках. За ним размещалась крохотная раздевалка с вешалкой на стене — больше двух человек там бы не разместилось одновременно. А уж потом довольно просторная светлая комната с кожаным потертым диваном слева у стены, двумя кожаными креслами напротив такого же состояния — и между ними столик. Он был низким как журнальный столик, только размером побольше — на всю длину дивана.
У правой стены стояла допотопная сушилка для волос, как показывают в старых фильмах с огромным баняком для головы. Ну и прямо по курсу стоял упоминаемый уже буфет.
Сережка быстро нашел ключ — мы отодвинули буфет и отворили дверь. Мамы протиснулись в дверь, явно недовольные, что пришлось долго ждать.
— Чего так долго? Не май месяц небось на улице. Замерзли — буркнула тетя Света.
Мы оправдывались, типа банщица долго правила поведения читала. Все засмеялись — атмосфера разрядилась.
— Так. Быстро разделись — и в парилку. — скомандовала мама, подавая нам вьетнамки.
— Да, и простыни не забудьте — бросила вслед тетя Света.
Мы быстро разделись, на секунду задумавшись — снимать плавки или нет. Посмотрев друг на друга решили, что это будет уж слишком — остаемся в плавках.
Из предбанника направо вела тяжелая деревянная дверь — в которую мы и прошмыгнули, бросив мимолетный взгляд на наших мам. Они не раздевались еще, распаковывали сумки и выкладывали содержимое на стол.
Ну вот мы и в сакральном месте под названием «САУНА». Слева в двух метрах от двери находился душ, вернее та его разновидность — не с гибким шлангом, а с высоким загнутым металлическим стояком, сверху заканчивающийся лейкой. Дальше слева находился бассейн, который мы тут, честно говоря, увидеть не ожидали. Довольно большой: метров шесть на два с половиной. Напротив входной двери метра через два возвышалось деревянное строение, которое и было собственно ПАРИЛКОЙ.
Я потянул дверь парилки. Дверь была тяжелой, да еще подпружинена с обратной стороны, чтобы плотно закрываться. В лицо сразу ударил горячий воздух. От неожиданности я даже отпрянул, но потом собравшись с духом смело шагнул во внутрь.
За мной заскочил Серега.
— У-у-у-ух — круть — восхищенно сказал он, рассматривая помещение.
Хотя рассмотреть что-то можно было с большим трудом. На стене висел один единственный, какой-то странной формы светильник, еле-еле освещавший помещение. В левом углу расположились парильные камни, не знаю как их правильно и назвать, справа и слева к ним примыкали две небольшие скамеечки, с привязанной деревянной кружком на одной из них.
Основное пространство занимали деревянные полки. Та, что повыше — была шире — на ней лежа могли уместится два человека, но сидеть на ней было неудобно — голова упиралась в потолок, приходилось сидеть полусогнувшись (наверное они все — таки предназначались для лежания). Нижняя конечно была удобней для сидения, но была узкой, если лечь — максимум один человек и то худощавый — типа меня. Тетя Света вряд ли поместилась бы.
Мы естественно уселись на самую верхнюю, но через несколько минут поняли — зачем нам простыни здесь. Припекать в задницу стало конкретно. Мы не сговариваясь с Серегой соскочили, застелили полку простыней и уселись снова, погрузившись в ожидание. Просидели минут десять — пот уже начал застилать нам глаза, тело высохло после душа и успело уже покрыться капельками пота.
Тут дверь шумно раскрылась и наши мамы буквально ввалились в парилку. Естественно все наше внимание было приковано к ним. Они завернуты были в простыни как в римские тоги, на голове красовались смешные войлочные шапочки типа панамок. Тетя Света в руках держала таз с водой (шайку на банном жаргоне), у мамы под мышкой торчали веники, а в руках она держала еще две такие же войлочные панамки.
— Правило номер один — париться нужно в головных уборах — произнесла поучительным тоном мама и торжественно вручила нам панамы.
Тетя Света промурлыкала марш и захлопала в ладоши. Веселье началось. Мы с Серегой нахлобучили панамы — оказывается они были именными — с вышитыми заглавными буквами наших имен. Это наверное мама постаралась. Она у меня еще и рукодельница была. Да — в голову стало печь ощутимо меньше, зато пот стал заливать глаза еще больше.
Тетя Света колдовала над тазиком, добавляя в воду какую-то жидкость из маленького флакона, неизвестно как оказавшимся у нее в руках. Сначала она замочила веники, потом зачерпнула несколько раз воду из таза деревянной кружкой, привязанной к скамейке и вылила на раскаленные камни. Все дико зашипело, пар заполнил помещение, запахло каким-то растением (оказывается во флаконе была настойка календулы). Стало резко еще жарче, пар въедался в глаза и я уже перестал различать очертания предметов, интуитивно догадываясь, что кто-то мостится рядом, прижимая меня к раскаленной горячей стенке. Туман потихоньку рассеялся — я вытер пот с лица и украдкой посмотрел направо (слева меня подпирала стенка).
Поскольку я сидел полусогнувшись вперед — сначала в поле моего зрения попали чьи-то ноги. Я без труда узнал их. Конечно же — это мамины ноги. Их трудно было спутать с теть Светиными.
Мама полулежала, оперевшись на локти, голова запрокинута, тело полностью окутано простыней. Ничего необычного, но что-то было не так. Я сотню раз видел ее на пляже в купальнике и именно в этой позе (любимая ее поза для принятия солнечных ванн). И наконец до меня дошло. Уж больно свободно, свесившись в стороны, буквально возлежали на ее полусогнутых руках две огромных «дыни».
Именно это сравнение пришло мне тогда в голову. Они и в самом деле были похожи на дыни. Чуть продолговатые, в конце грузно — круглые, с выпирающимися посредине бубочками. То что они были плотно закутаны в простынь и придало тот эффект эфемерной прозрачности. Простынь уже начала намокать потихоньку еще больше очерчивая контуры — чего бы вы думали?
Конечно я говорю о маминых грудях. А ведь я сосал их самозабвенно почти до двух лет (мама рассказывала — оторвать нельзя было). Мысль, что под простыней на ней ничего не было привела меня в восторг. Вы понимаете о каком «восторге» я говорю. Результаты «восторга» стали сказываться в моих плавках.
— Ирка — подъем. А то наши сыновья дырки в нас просмотрят — полоснул тишину резкий оклик теть Светы
Она резко привстала, на секунду замешкавшись, поправляя свою простынь, соскочила с полки и направилась к тазику с вениками.
— Ну, кто смелый? С кого начнем? — обратилась явно к нам тетя Света. Мама опершись об мою руку и тоже резко встала. Посмотрела на меня, почему-то улыбнулась и правой свободной рукой придерживая свою простынь, соскользнула с полки. Я тоже начал выбираться и только став на пол понял причину ее улыбки.
Ну вы, пацаны, знаете то состояние, когда член возбужден: лежать он уже не может, но и встать полностью не в состоянии, так как мешает плотная ткань плавок. Короче — он пытается выскочить из плавок, но в итоге лишь растягивает их и торчит спереди огромным бугром. Резинка тоже растягивается, открывая взору окружающих верх твоих лобковых волос. Я отвернулся, как бы беря простынь с полки и поправил своего молодца. Но час от часу не легче — член не помещался в плавках и пришлось его сдвинув вправо прижать плавками — но он все норовил стать прямо и выскочить из плавок.
— Блин — чертыхнулся я про себя — надо было брать другие плавки — побольше.
— Ну ты, здоровяк. давай первым — махнула веником тетя Света в сторону Сережки.
Серега начал вскарабкиваться на полку. Он лег на живот, устроился поудобней и застыл в ожидании.
Дальше все было как во сне. Моя мама взяла веник из рук тети Светы, размахнулась и давай хлестать Серегину спину. Я даже зажмурился, ожидая услышать Сережкин воль. Но было тихо, только звук рассекающего воздух веника (как свист розг, когда Бурнаш хлестал Даньку в фильме «Неуловимые мстители»).
Я осторожно открыл глаза. Мама работала веником во всю. Но никаких красных полос, которые должны были остаться, по моему мнению, от такого усердного хлестания, на Сережкиной спине почему-то не было. Только отдельные листочки от веника прилипли к его бокам.
Приглядевшись повнимательней, я понял — веник быстро опускался на его спину, но в последний момент резко тормозил, лишь слегка касаясь ее. Мама веником «нагоняла» пар, а не била им. Вот она — главная премудрость парилки, которую я сразу усвоил. Я успокоился, перевел дыхание и стал наблюдать за мамой.
Поверьте мне — это было намного интересней, чем наблюдать Сережкой. От усердной работы веником, тело мамино покрылось потом, он буквально струился с нее, пропитывая и без того мокрую уже простынь. В те мгновения, когда она замахивалась, поднимая руку, под простыней отплясывала свой неимоверный танец мамины груди. Зрелище завораживало. Простынь, промокшие от пота прилипла к телу, делая в этих местах ее совершенно прозрачной.
— Переворачиваемся и прикрываем чувствительные места — скомандовала мама, вытирая пот с лица, градом валивший из-под панамы.
Серега перевернулся, пытаясь закрыть свое мужское достоинство, явно не помещавшееся в плавках. Мама не стала ждать, пока Сережка приспособится — начала хлестать его сверху от груди. Серега вдруг замер, нашедши какое-то среднее положение и не сводил глаз с моей мамы. А мама старалась так старалась — плавно перемещаясь все ниже и ниже. Вот уже и живот принял свою порцию пара вот уже и бедра порозовели.
— Ноги на ширину плеч — скомандовала мама.
Сережка мгновенно выполнил команду. Мама обработала его ноги на забывая о внутренней стороне бедер и даже отхлестала его по ступнях ног.
— Все — свободен. Следующий — сказала мама делая последние удары по ногам, красного как рак Сережки.
Серега как будто этого и ждал — вскочил с полки и прикрывая свои оттопыренные плавки двумя руками рванул к выходу на ходу вышибая дверь плечом.
— На исходную — скомандовала мама, явно обращаясь ко мне.
Только двинувшись к направлению полки, я краем уха услышал топот Сережкиных ног и громкий всплеск воды. «Бултых» и... истошный крик. Я автоматически рванулся к выходу, но на ходу тетя Света успела схватить меня за руку.
— Ты куда?
— Так ведь там — показывал я на дверь, не в силах что-либо произнести.
А перед глазами стоит картина поскользнувшегося на мокром полу Сереги и долбанувшегося о головой о что-то в бассейне.
— Та ничего там не случилось — улыбаясь на все тридцать три, тетя Света подпихнула меня к полке. Я быстренько взобрался на то место, где минуту назад «страдал» Серега. Член так удобно улегся в ложбинку между дощечками, застеленными простыней. Не мог отказать себе в удовольствии пару раз поерзать им на полке, как-бы устраиваясь поудобней. Но весь кайф внезапно был поломан.
Волна горячего, сухого воздуха как тысячи иголок вонзилась в плечи. Все — мама принялась за работу. Волна плавно перемещалась к низу. В области поясницы — это было даже приятно. Но когда жар пришел к белым, никогда не загоравшим внутренним поверхностям рук — казалось кипятком полоснули. Ноги — тоже нормально, только в районе щиколоток жарковато оказалось.
— Переворачиваемся — последовала команда.
Я покорно перевернулся, закрывая свое достоинство. И тут я понял, что рядом с веником в руках стояла совсем не моя мама. Рядом стояла тетя Света.
Не мешкая — она начала «работать» веником. И теперь до меня дошло — что так сосредоточено рассматривал Сережка, когда его парила моя мама.
Да-а-а — это было зрелище. Тетя Света усердно махала веником, при этом груди ее под простыней выписывали невероятные пируэты. Они то подпрыгивали вверх-вниз, то раскачивались как маятник. Так это были маленькие груди тети Светы, а что уже говорить о дойках моей мамы. Я позавидовал Сережке. Я понимаю теперь — почему у него прямо как кол стоял, когда он пронесся мимо нас.
Сережкина мама уже обрабатывала мой живот и двигалась к ногам. Но на самой то деле она никуда и не двигалась. Просто повернулась ко мне спиной и чуть согнувшись — она уже парила мои ноги. Ее огромная попа буквально выпирала из мокрой туго натянутой простыни в десяти сантиметрах перед моими глазами. Я отчетливо различал контуры ее трусиков, предательски выпирающих из простыни. При этом вся эта прелесть тряслась и подпрыгивала при каждом ее движении.
Теть Света выпрямилась, вытирая пот с лица.
— Все — свободен — произнесла она, освобождая мне место.
Я не спеша уселся на полку, медленно свесил ноги, соскользнул на пол и тихонечко, расслаблено, совсем не прикрывая свои оттопыренные плавки, поплелся к двери.
— Шевелись! — прикрикнула Серегина мама и шлепнула довольно ощутимо меня по заднице.
Я пулей выскочил за дверь. Выскочив — остановился, чтобы перевести дух. Сердце колотилось — вот, вот выскочит из груди. Необъяснимое возбуждение испытал я в момент, когда медленно дифилировал мимо двух взрослых женщин. Я прямо физически чувствовал, к они провожали меня взглядом.
— Фу! — с облегчением выдохнул я — разбежался и поджав ноги «бомбочкой» плюхнулся в бассейн. Немой крик застыл у меня в груди... Медленно опускаясь на дно бассейна, оттолкнулся ногами, и как пробка из-под шампанского выскочил из воды.
— А-а-а-а... — наконец вырвалось из груди.
Серега стоял рядом и умирал со смеху. Вода была ледяная, Яйца сжались до размера лесных орехов. Сил уже не было — я просто распластался на поверхности воды и стал потихоньку приходить в себя.
Позже я понял, что вода была не настолько холодная, как показалась поначалу. Да, она была чуть ниже комнатной температуры, но контраст с разгоряченным, напаренным телом и создавал этот эффект «ледяной воды».
— Ну что — на перегонки?» — предложил Серега, и нырнул первым.
Я не долго думая нырнул за ним. Мы наяривали по бассейну то брассом, то кролем то по морскому, то ныряя проплывали под водой. Водные процедуры явно были уместны после парилки. Тело как будто наливалось энергией и силой.
Через минут пятнадцать из парной выскочили наконец мамы. Нашему взору представилась картина двух бегущих взрослых, потных закутаных в простыни женщин. На мгновенье они остановились у края бассейна, раздумывая, что делать дальше. Ну не прыгнут они же в бассейн в простынях? Я внутренне напрягся в ожидании небывалого доселе зрелища.
— Ану отвернулись живо — вдруг выпалила теть Света.
Во облом. Но делать нечего — пришлось отвернуться. Скорей всего они двумя «бомбочками» бултыхнулись в бассейн, потому, что вода так так выплеснулась, что залипа весь пол вокруг. Мы повернулись и все что мы увидели — это две головы над водой. Они фыркали, прыгали, смеялись и резвились как дети.
Мы с Сережкой придумали забаву — подныривали под них, стараясь за что-нибудь ухватить. Они бегали по всему бассейну, стараясь увернуться от нас. Но тут уж как кому повезет. Я нырял в сторону мамы, а в итоге натыкался на тетю Свету и наоборот. Ухватив кого-то за ноги и только вынырнув — сразу опять оказывался под водой, посредством чьей-то руки насильно погружавшей и отталкивающей меня.
Было весело. Пару раз удалось полапать и маму и теть Свету за «окорочка» — но не более того. Мамы строго держали дистанцию.
— Все! Пора к столу — объявила мама.
Мы как истинные джентельмены пропустили мам вперед, надеясь подсмотреть, что там под простынью, когда те станут подниматься по лестнице из бассейна. Но мамы сразу разгадали наш коварный замысел.
— Ану — ка давай вперед радистки Кэт — строго прикрикнула мама.
— И не оборачиваться — добавила теть Света.
Мама толкнула меня легонько в спину, протягивая простынь. Я накинул ее на голову, вытирая волосы. Простынь ничего не позволяла видеть, но я уже дрожал от возбуждения, только мысленно представив, что мама стоит за моей спиной полуголая, вытирая свое тело.
— И не подглядывать — строгий голос теть Светы присек наши попытки обернуться.
Сняв полотенце из головы и начал обтирать все тело. Матушки уже закончили обтирание, сложили простыни вдвое и обернулись ими как в тоги. Только на сей раз тоги были не до колен, а только прикрывали их трусы — как мини юбки. Мы свои простыни тоже сложили, правда втрое и обмотались ими вокруг бедер, запихнув свободный конец под пояс.
В предбаннике стол уже был накрыт, посредине красовалась бутылочка винца. До этого мы с родительницами вместе не выпивали, ну если только на Новый Год они позволяли нам по пол-бокала шампанского. Мамы уселись на диван — мы разместились в креслах. Я — напротив Сережкиной, а он соответственно — напротив моей мамы. Чудный видок, должен вам сказать, открывался нам. Стол был ниже дивана и совсем не заслонял вида голых коленок наших матушек.
Тетя Света раскупорила бутылку вина, наполнила наполовину граненные стаканы (другой посуды не оказалось) и произнесла первый тост. Мы залпом выпили и принялись за яства. Да — чувство голода давало о себе знать.
— Сауна всегда вызывает желание поесть — объяснила мама, видя с какой жадностью мы набросились на еду.
— Кушайте, кушайте — не стесняйтесь — добавила теть Света. Два раза нас просить не надо было. Легкое головокружение от выпитого только поднимало настроение. Тут и второй тост прозвучал — и опять полстакана. В голове уже было нормально, и я уже чувствовал, что язык перестает слушаться. Зато настроение было прекрасным. А почему ему не быть таковым, если перед моими глазами мелькали ляжки тети Светы. Она то левую ногу забрасывала на правую, то правую на левую, то вообще сидела с раздвинутыми слегка ногами, светя своими белыми трусами. Прям — услада для глаз.
Помните знаменитый кадр из фильма с Шарон Стоун, где она ме-е-дленно закидывает ногу за ногу. Фильма в те далекие восьмидесятые мы этого еще не видели, да о видеомагнитофонах не слыхивали — а картинку, на которую потом пол-союза мужчин мастурбировала уже наблюдали.
Пришло время третьего тоста. Опять взяла слово теть Света и провозгласила, что третий тост за любовь и мужчины пьют стоя.
Я встал, в одной руке держа стакан с вином, другой опираясь на быльце кресла. И совсем не заметил, что край моей простыни застрял в кресле... и в итоге она медленно сползла, оставив меня в одних плавках. В плавках — это пол-беды, а вот то что из этих плавок выпирала моя реакция на сцену а-ля Шарон Стоун повергла меня в шок, а мам в бузудержный хохот.
Ну мамы — это куда ни шло, но вот Серега ржал как конь вместе с ними — это уже слишком. А еще друг называется. Я готов был провалиться сквозь землю. Мамы давились от смеха, откинувшись на спинку дивана и задрав даже ноги от распирающего их хохота. Я пришел в себя и ставя стакан на стол начал шарить по креслу, ища злополучную простынь.
— Нет, нет — замахала рукой теть Света, давясь от смеха.
— После тоста стакан на стол не ставят — выдавила она из себя.
Так и пришлось пить — стоя. Мама, вытирая слезы от смеха сказала.
— Быстро накинул простынь, а то стоишь тут как радистка Кэт.
И они опять, прямо как школьницы покатились со смеху, задирая ноги и демонстрируя нам белую полоску своих трусов.
— А при чем тут радистка Кэт? — недоуменно спросил Сережка.
Радистка Кэт — героиня сериала «Семнадцать мгновений весны» — кто не знает — на всякий случай.
Теть Света глянула на него серьезно на секундочку и сквозь смех продолжила.
— У радистки что? Рация! У рации что? Антенна! А антенна что? — вопросительно она смотрела на сына. Серега молчал, недоуменно качая головой.
— А антенна — стоит — выпалила моя мама и обе они опять зашлись от смеха.
Ну тут и мы начали ржать как ненормальные. Наш смех наверное было слышно даже за дверями сауны. Алкоголь, необычность ситуации — все это привело нас просто в эйфорическое, приподнятое настроение. Показал бы кто палец — мы б уже лопали от смеха. Так незаметно наш сеанс добегал к концу.
— Свет, который час? — вдруг спросила мама.
Теть Света порылась в сумке, нашла свои часы и возвестила время.
— Блин! Полчаса осталось. Так, мы быстренько в душ помыться, а вы уберете посуду — скомандовала мама, одной рукой выгребая из сумки полотенце, мыло и шампунь, а другой на ходу ухватив меня за руку потащила за собой в душ.
— Давай голову тебе помою — сказала мама — как в детстве.
Она вылила немного шампуни на руки (дефицит — между прочим) и начала намыливать мою голову. Мама втирала шампунь в волосы,
нежно массируя подушечками пальцев кожу головы.
Да, совсем как в детстве» — вспомнились давно забытые ощущения. Мама меня купала до лет двенадцати наверное, вообще то, пока волосы не начали расти на лобке. Она, правда, продолжала меня купать еще некоторое время, но мыла только до пояса, а потом уходила, приговаривая: «Свое хозяйство помоешь сам».
Вдруг она одним сильным движением притянула мою голову к себе, практически уперев носом меня в свою мягкую грудь.
— Тяжело на вытянутых руках, во какой вымахал — объяснила она свой поступок.
Я и не сопротивлялся совсем. Когда мама начала смывать шампунь под душем — потоки мыльной воды потекли с моей головы, стекали по ее грудям, стремясь где-то вниз к ногам, Затем на смену пришли потоки чистой воды и все это время мама мыла и мыла мою голову, невольно ерзая моим носом о свою грудь. Потом она намылила мои грудь и живот, потом обернув меня, намылипа спину
— Ну а свое хозяйство помоешь сам — вдруг произнесла она и отвернулась.
Оставив меня в покое мама начала намыливать свою голову. Ну делать нечего — я снял плавки и принялся мыть свое «хозяйство».
Поелозив своего напряженного молодца, поймал себя на мысли — классно бы было подрочить, но до такой наглости я конечно не дошел.
— Интересно, как она будет подмываться? — подумал я вдруг — Засунет руки в трусы, или снимет их и заставит меня отвернуться».
— Ты закончил? — вдруг обернулась мама.
— А то тетя Света с Сережкой уже наверное ногами сучат.
— Метнись в парилку — собери все вещи — приказала вдруг она.
С неохотой я поплелся в парилку. Собрал тазик, веники, панамы, пустой пузырек от календулы и вернулся к маме.
Блин, самое интересное пропустил. Она уже успела завернуться в простынь и со словами: «Помоги выкрутить, а то у меня сил не хватает» — что-то передала мне.
Я автоматически взял и начал выкручивать, и когда закончил, развернул, отряхнул и... понял — это мамины трусы в моих руках.
Это обыл очередной шок за сегодняшний день. Дело в том, что мама во дворе никогда не вывешивала сушиться свое белье на всеобщее обозрение, Оно всегда сохло на веревках в ванной, Благо ванна — самое сухое и теплое место в нашей квартире, Даже когда приходил Сережка или тетя Света — мама снимала белье, а после их ухода развешивала заново. Когда приходило время разбирать и сортировать белье — на мою долю всегда выпадали носки, мои трусы и майки. Свое она разбирала только сама.
И вдруг у меня в руках — мамины трусы. Я это воспринял, как сугубо интимный акт, символизирующий зарождение каких-то новых отношений. С этой секунды я держал в руках уже не мамины трусы, а МАМИНЫ ТРУСИКИ.
Совсем не расстроившись, что так и не увидел сакральнрго акта подмывания (она очевидно это сделала пока я собирал вещи в парилке), направился в предбанник, плечом отворяя дверь, так как в руках находился тазик с вениками и другими вещами.
Протиснувшись боком — медленно обернулся. Сережка смирно сидел на диване, рядом, поджав под себя ноги, сидела теть Света.
— О, вы уже тут? Так быстро? — удивленно произнесла она и схватив Сережку за руку — потащила его в душ.
Мы с мамой остались одни. На столе все было убрано. Я плюхнулся на диван, мама порывшись в сумке достала мои запасные плавки и бросила мне. Я с неохотой начал одеваться.
Тем временем мама тоже достала себе чистое белье, и как на пляже, не снимая простыни — одела трусы (пардон — трусики). Сняла простынь и стоя ко мне спиной начала одевать бюстгальтер.
— Помоги — вдруг попросила мама.
— Не могу застегнуть.
Такого белья я у мамы еще не выдел. Темно — бордовое, из невиданной ранее ткани (гипюр — как оказалось), полупрозрачное, с рюшами и элегантным красным бантиком спереди. Лифчик — это вообще отдельный разговор. Две получаши, прикрывавшие соски не столько закрывали грудь, а скорее просто поддерживали ее в горизонтальном положении, выставляя на обозрение ее чудную ложбинку.
Неумелыми руками я справился с заморской застежкой и дергнул меня черт спросить.
— А у теть Светы такие же? — А с чего вдруг интересуешься? — вопросительно глянула на меня мама. — Ну, обычно папа привозит все в двух экземплярах. Мне и Сережке, тебе и тете Свете.
— Ну да, только цвет другой.
— А что, нравится тебе тетя Света? — вдруг спросила мама, усаживаясь в кресло для сушки волос.
— Ну так — замялся я, чувствуя по маминому голосу, что разговор принимает не тот оборот.
— Ну да. Я видела, как ты пялился не нее — холодно произнесла мама.
— Блин, она все видела — пронеслась мысль и я отвернулся, чувствуя, что краска заливает лицо.
К счастью в следующую секунду в двери ввалился Сережка со своей мамой. Моя мама тут с ходу и выпалила.
— Тут некоторые интересуются, Светка, есть ли у тебя импортное белье, а то могут помочь бюстгальтер застегнуть — вогнав меня окончательно в краску.
— Ну-у мааам — промямлил я в ответ, понимая, что мама решила проучить меня.
Тетя Света внимательно глянула на меня потом на подругу и все поняла.
— Да у меня у самой тут специалист имеется, особенно по бюстгальтерам больших размеров — парировала тетя Света, явно намекая на грудь моей мамы и заставив ту в свою очередь покраснеть.
И тут в дверь раздался стук: «Десять минут осталось — собираемся на выход».
Мама выскочила из-под сушилки и засуетилась. Матушки заспешили, быстро оделись и выскользнули в дверь, на ходу инструктируя нас не забыть буфет на место поставить и ключ положить в условленное место. Мы тоже оделись, взяли сумки с остатками продуктов и направились к выходу.
Всю обратную дорогу мы обсуждали происшедшее.
— Интересно, в сауну нас еще хоть разок возьмут? Бли-и-и-н я бы всю домашнюю работу делал, чтобы еще хоть разок оказаться там вместе с ними — мечтательно произнес Серега — вот бы здорово было. Так за беседой мы и не заметили, что уже подошли к дому. У подъезда нас встретила Сережкина мама. В руках она держала поднос, прикрытый полотенцем.
— Еще только половина десятого — успеем съесть тортик — указала она глазами на поднос. Ура! Праздник продолжается.
Дома мама уже накрыла на стол (благо еды осталось достаточно), выставила бутылочку коньяка (нам уже не наливали) и веселье понеслось. Опять смех, гам, шутки и как бы между прочим мама спросила.
— Ну что, ребятишки — понравилось в сауне?
— У-у-у — завыл Сережка.
— В следующий раз пойдете? — вставила тетя Света.
— Конечно — в унисон ответили мы и глаза наши загорелись.
— Так сауну ведь заслужить еще надо — охладила наш пыл мама.
— А мы готовы — быстро ответил Сережка.
— К чему готовы? — мама и теть Света переглянулись.
— Ну... я готов по дому все делать и даже полы мыть — брякнул Серега.
Мамы покатились со смеху.
— Ловлю на слове, я тебя за язык не тянула — сквозь смех еле выговорила Сережкина мама.
— Это конечно хорошо, но этого мало — поправила моя мама, вытирая слезы от смеха. Мы переглянулись с Серегой, внутренне ожидая подвоха.
— Сауна — это награда вам будет за вашу хорошую учебу. Учитесь месяц без «троек» — в конце месяца все вместе идем сауну — стала объяснять мама.
Серега даже присвистнул от разочарования. Я представляю — он с «троек» не вылазил, а тут, бац, и целый месяц без «троек».
— Ну, Ирка, ты слишком — тут тетя Света вдруг вступилась за нас, в основном, за своего Сережку конечно.
Для меня то — ноша была посильная — напрячься, правда, пришлось бы несомненно — но посильная.
— Ну, хорошо — здалась мама — для Сереги три «тройки» — так и быть — четыре «тройки» в месяц. По одной в неделю. Но только на первых два месяца. Дальше условия будут пересматриваться, как вы понимаете, в сторону ужесточения.
— Ну а вам, молодой человек, разумеется, никаких «троек» — строго глянула она в мою сторону — и принцип круговой поруки конечно. Один оплошал — наказаны обое.
— Ну, что согласны? — выдержав паузу и внимательно на нас посмотрев продолжала мама. — Согласны — за нас обоих подписался я.
«Не дрейфь. Прорвемся. Я тебе помогу» — утешал я своего расстроенного друга, провожая поздно вечером домой. « Нам главное ночь простоять да день продержаться» — подзадорил я его фразой из «Мальчиша — Кибальчиша». «Утром вшколу не проспи» — на том и расстались.
(Продолжение следует)
