Глава 6 – Домой... И дальше

Небо немного посветлело, разбудив меня и напоминая о приближении моего последнего восхода солнца на Кубе. Я встал и задернул шторы. Фелисита все еще мирно спала. Когда я вернулся к ней, и она крепко обняла меня. Я смотрел на нее некоторое время, а затем заснул в ее объятиях.

Когда я проснулся во второй раз, солнце уже взошло. Фелисита все еще крепко обнимала меня во сне. Я подпер голову рукой и смотрел, как она мирно дремлет. Она выглядела такой милой и спокойной, когда спала. Я смотрел на нее, пытаясь выкинуть из головы мысли о том, что произойдет через несколько часов.

Фелисита зашевелилась, а затем проснулась. Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Доброе утро, — сказала она весело, хотя и сонно.

— Доброе утро, — ответил я. Я наклонился и поцеловал ее. Когда она повернулась, чтобы прижаться ко мне всем телом, мой член поднялся, как будто узнав старого друга.

— И тебе тоже доброе утро, — сказала она моему члену с хихиканьем.

— Он не хотел оставаться в стороне, — объяснил я.

— Тогда давай не будем его больше обделять.

Она перелезла через меня, позволяя своим сиськам скользнуть по моей груди, чтобы дотянуться до тумбочки и достать один из трех оставшихся презервативов. По-видимому, подражая мне с ее трусиками прошлой ночью, она держала его в зубах, когда повернулась ко мне, широко улыбаясь. Она спустилась по моему телу, сдвигая одеяло по мере движения. Мой член, теперь обнаженный, гордо стоял в единственном луче солнечного света, проникавшем через щель в шторах. Крепко зажав зубами уголок пакетика, она разорвала его и вынула содержимое. Она взяла мой член в рот и несколько раз пососала его, прежде чем надела презерватив. После того, как презерватив был на месте, она несколько раз погладила меня. Она оседлала меня и опустила свою киску на мой член. Она была узкой, но влажной.

— Ооох, — вздохнул я, когда ее теплый канал скользнул по моему члену. Я смотрел, как ее растянутые губы опускаются вниз, пока волосы на не лобке не слились с моими. Я поднял глаза и увидел, что она тоже смотрит.

Когда она полностью опустилась на меня, она подняла глаза и сказала:

— Вот так, теперь лучше. Теперь он не остался в стороне.

— Он очень счастлив, — сказал я ей.

Она начала двигать своим телом вверх и вниз по моему члену.

— Теперь он еще счастливее, — сообщил я.

Она начала сильно трахать себя, сидя на мне, заставляя кровать скрипеть. Я начал кряхтеть от плотного ощущения вокруг своего члена.

Унгх-унгх-унгх…

Она посмотрела на меня и наклонилась вперед, положив руки на мою грудь для поддержки. Я был в экстазе, наслаждаясь ощущением ее теплой влажности, скользящей по моему члену.

Я пытался запечатлеть этот образ в своей голове, сохранить его для особых случаев, например, когда буду мастурбировать. И тогда мне пришла в голову идея.

— Фелисита? — спросил я, задыхаясь.

— Да, — ответила она, пытаясь сосредоточиться на моем вопросе и одновременно на том, чтобы продолжать трахать меня.

— Могу я сфотографировать тебя такой, обнаженной, чтобы я тоже мог запомнить эти моменты?

Она выглядела немного обеспокоенной и подумала об этом минуту, затем улыбнулась и сказала:

— Да, но никому их не показывай.

— Не покажу, — пообещал я. — Я хочу смотреть на них, когда буду мастурбировать. Я хочу запомнить, как мы занимались любовью.

— Хочешь взять камеру сейчас?

— Нет, когда поменяемся местами, я схожу за ней. Я не хочу вынимать свой член из тебя. — Кажется, я стал еще тверже, когда понял, что действительно собираюсь сфотографировать ее обнаженной.

Она скакала на мне минут десять, а потом с разочарованием сообщила, что у нее устали ноги. Она слезла с меня и сказала:

— Иди за камерой.

Я встал и принес камеру. Фелисита лежала на кровати, голая, как в день своего рождения. Я включил камеру и направил ее на нее.

— Помни, только ты увидишь эти фотографии, — напомнила она мне. Я кивнул. Она улыбнулась и начала позировать, лаская одной рукой свой сосок. Я сделал снимок и вывел фотографию на экран, чтобы показать ее ей. Она скривила лицо.

— Тебе нравится? — спросила она.

— Да, очень. Мне будет приятно смотреть на эту фотографию.

Она улыбнулась, раздвинула ноги и вставила два пальца в свою киску, как будто мастурбировала. Она закрыла глаза, как в экстазе, и я сделал еще одну фотографию.

— Сядь на меня снова, пожалуйста. Я хочу сфотографировать тебя в такой позе, — попросил я.

Я вернулся на кровать, и она снова оседлала на меня, прижавшись своей киской к моему члену, но не вводя его. Я отклонил камеру назад и сделал снимок, затем снова вывел фотографию на экран и проверил, правильно ли все получилось. Она выглядела так красиво. Я попросил ее снова лечь на кровать, и теперь уже сам сел на ее бедра, и сфотографировал ее лицо.

— Почему ты сделал этот снимок? На нем не видно никаких особенных частей моего тела, — спросила она.

— Это то, что я вижу, когда трахаю тебя, — объяснил я.

Затем я попросил ее лечь на кровать боком. Я положил ее ноги на свои плечи и сфотографировал наше отражение в зеркале. Теперь у меня была фотография, на которой мы занимались любовью. Она захотела увидеть эту фотографию. Ей понравилось. Я положил камеру на кровать и стал трахать ее по-настоящему. Когда она, похоже, начала кончать, я сделал несколько фотографий ее лица. Мне нравилось, как она выглядела, когда кончала.

Затем я снова использовал зеркало, чтобы сфотографировать нас, занимающихся сексом в позе по-собачьи. Зеркало было недостаточно широким, чтобы поместить нас обоих целиком в кадр. Я сказал ей оставаться в том же положении, спрыгнул с кровати и поставил камеру на телевизор, направив ее на кровать. Я навел кадр, установил таймер и быстро вернулся обратно в кровать. Смазанный ее обильными соками, член в одно движение полностью вошел в нее, и я начал трахать ее в быстром темпе. Это дало желаемый эффект. К тому времени, когда камера сделала снимок, она склонила голову и стонала. Я трахал ее еще несколько минут в таком положении. Затем настроил следующий кадр так, чтобы я сидел на краю кровати, а она сидела на моем члене лицом ко мне. Мы страстно целовались, когда сработала вспышка. Прошло еще несколько минут, прежде чем я перевернул ее на кровать, а затем встал и взял камеру. Я сел между ее ног, выровнял свой член с ее входом и сфотографировал ее лицо и грудь в тот момент, когда толкнулся в нее. Я сфотографировал свой член, частично погруженный в ее влажную глубину. Затем, сделал еще одну фотографию, когда мой член лежал на ее животе, чтобы показать, как глубоко я в нее проник. Я отложил камеру и снова вошел в нее, и мы занимались любовью в миссионерской позе, пока я не кончил.

Я вытащил член и сделал несколько фотографий ее киски после того, как ее трахнули. Ее внутренние губы были опухшими и мокрыми. Капельки ее влаги блестели на коже вокруг ее щели в свете вспышки. Я попросил ее сфотографировать, как я лижу ее киску. Я снял презерватив, и мы снова использовали таймер, чтобы сделать несколько фотографий, на которых мы стояли вместе голые и целовались. Мой член снова начал твердеть. Развратная фотосессия действительно возбуждала меня. Фелисита заметила это и убежала в ванную. Вернувшись с мокрой мочалкой, она вытерла смазку с моего члена, затем опустилась на колени и отсосала мне. Я сделал несколько фотографий, как она мне отсасывает. Я вернулся на кровать и сделал еще одну фотографию, как она сосет мой член. После этого я отложил камеру и наслаждался минетом.

Фелисита перестала сосать мой член.

— Скажи мне, когда будешь кончать. Я хочу, чтобы ты кончил мне на лицо и сфотографировал меня с твоей спермой на моем лице и теле.

Мысль об этом ускорила мой оргазм. Когда он был близок, я предупредил ее. Она перевернулась и попросила меня кончить на нее. С камерой в левой руке я попытался запечатлеть мою эякуляцию на ее лице. Было трудно сосредоточиться, чтобы направить камеру в нужное направление, пока я кончал. Когда я закончил, я отпустил свой член и сделал еще несколько фотографий, на которых она широко улыбалась, гордо демонстрируя результат моего оргазма. Я также сфотографировал, как она собирала мою сперму пальцами и слизывала ее.

— Этих фотографий достаточно? — спросила она.

— Думаю, да. Мне будет на что полюбоваться.

— Хорошо. Ты кончил два раза. Теперь моя очередь. Хочу, чтобы ты меня вылизал.

Мне не нужно было больше подсказок. Я отбросил камеру в сторону и погрузил свое лицо между ее ног, лаская влажные губы. Я наслаждался ее вкусом и запахом. Я почувствовал, как она положила руки мне на затылок и обхватила ногами мою голову, пока я сосал ее клитор. Я слышал, как она громко стонала, когда ее оргазм достиг пика. Когда она спустилась с вершины, я поднял голову и посмотрел на нее. Она лежала на подушке, глубоко дыша. Я поднялся и лег рядом с ней. Она открыла глаза и с удовольствием слизала свои соки с моего лица, прежде чем мы поделились глубоким страстным поцелуем. Мне нравилось ощущение ее обнаженного тела возле моего. Тепло ее груди, шероховатость ее лобковых волос и гладкость ее ног – все это были вещи, которые я не хотел забывать никогда.

Через некоторое время я взглянул на часы и осознал реальность. Нам нужно было собираться, чтобы я успел подготовиться. Мой рейс должен был вылететь еще до обеда.

— Фелисита… — начал я.

Она уловила тон в моем голосе и посмотрела на часы, потом посмотрела на меня и кивнула.

— Сколько у нас осталось презервативов? — спросила она.

Я протянул руку, взял коробку и высыпал ее содержимое на ее грудь.

— Два.

— Хорошо, возьми один с собой. Я хочу потрахаться в душе.

Это казалось прекрасной идеей. Мы встали с кровати и направились в ванную. Она положила два белых полотенца на раковину возле душевой кабинки и положила сверху запакованный презерватив. Мы вошли в душ и начали мыть друг друга. Как и ожидалось, когда ее скользкое тело прижалось к моему, мой член сразу же отреагировал на это. Она почувствовала это и улыбнулась. Она высунула голову из-за занавески и взяла квадратик фольги. Разорвав его, она развернула меня спиной к лейке душа и надела презерватив на мой член.

— Как…? — начал я спрашивать.

В ответ она обошла меня и повернулась к душевой лейке, встав под струи воды и наклонившись вперед, чтобы положить руки на белую кафельную плитку. Она раздвинула ноги и выпятила свою попку, призывно покачивая ею. Других объяснений мне было не нужно. Я просунул руку под ее подтянутые ягодицы и раздвинул нижние губы пальцами. Одной рукой я держал ее губы открытыми, а другой направлял свой член в нее. Она громко застонала, когда я вошел в нее. Трахаться в тесном душе было намного сложнее, но я быстро понял одну из причин, по которой она хотела сделать это именно здесь. Вода заглушала большую часть шума, который мы издавали. В этот раз она была очень шумной.

Она очень громко выражала свои эмоции, подгоняя и подбадривая меня, пока я трахал ее. Здесь она была другой женщиной, более откровенной, более раскрепощенной. Одну руку я положил на ее талию, а второй обхватил ее плечо, и начал трахать ее настолько быстро и сильно, насколько позволяло скользкое дно кабинки. Я боялся, что мои толчки заставят одного из нас или обоих поскользнуться, но она продолжала подгонять меня криками «Глубже!», «Еще!» и «Сильнее!». Теперь я трахал ее с полной самоотдачей и тоже начал, не стесняясь, стонать и кричать. Она визжала и кричала, когда кончила, совершенно раскрепощенно. Поскольку я уже кончил дважды этим утром, я мог продержаться очень долго. Думаю, она тоже на это рассчитывала. Мы долго трахались в душе. Через какое-то время я сел на дно ванны, спиной к душевой лейке, чтобы заблокировать струи воды своей спиной, а она стояла на коленях надо мной. Мы целовались и обнимались, пока она скакала на моем члене. Когда моя задница окончательно затекла, а ее ноги начала сводить судороги, мы попробовали сделать это стоя лицом друг к другу. Мы долго не могли придумать, как это осуществить. В конце концов, сработало то, что она обняла меня за шею и подняла одну ногу (которую я помогал держать), чтобы открыть свою киску. Это изменило угол настолько, что я смог войти в нее. Мы трахались так несколько минут, но эта поза была слишком утомительной, чтобы заниматься этим долго. В конце концов, мы закончили так же, как и начали: я вошел в нее сзади и держался за ее сиськи, вбивая свой стержень в нее как можно глубже. Я громко стонал, наполняя ее своей спермой. Она громко стонала и сильно прижималась ко мне попкой, вдавливая мой член как можно глубже в свою киску.

Когда я вытащил себя из ее сжимающих глубин, я дал презервативу сползти на дно душа, а затем выбросил его на пол в ванной. Она повернулась и растаяла в моих объятиях. Мы долго целовались, пока вода из душа каскадом лилась на наши обнаженные тела. Я чувствовал ее волосы на своем смягчающемся члене и ее возбужденные соски, прижимающиеся к моей груди.

В конце концов, мы приступили к тому, чтобы вымыть друг друга. Когда мы вышли из душа, я вспомнил, что нужно поднять использованный презерватив и выбросить его в мусор.

— Я хочу, чтобы мы вернулись в номер перед тем, как поедем в аэропорт. Я хочу, чтобы ты меня трахнул, когда будешь уезжать, — умоляла она. Я кивнул. Она думала о моем предстоящем отъезде. Я старался не думать об этом.

Я побрился, и мы закончили собираться. Мы упаковали сумки. Единственное, что не было упаковано – это одежда, которую мы собирались надеть. Я повернулся к ней и обнял ее. Мы поцеловались еще раз, прежде чем одеться. Когда я надевал нижнее белье, я заметил последний презерватив и вспомнил, что у меня будет еще один шанс увидеть ее обнаженной.

Мы спустились вниз и позавтракали вместе. Я следил за тем, чтобы она хорошо поела, несмотря на мрачное настроение, которое начинало опускаться на нас. Я знал, что это может быть ее последний качественный прием пищи на долгое время.

Мы запланировали, что она поедет со мной в аэропорт. Поскольку у нее был выходной, мы собирались взять такси до аэропорта. Там она останется со мной до посадки на самолет. После моего отъезда она вернется домой на такси. Я собирался оставить ей денег с запасом, чтобы она могла оплатить поездку.

После завтрака мы в последний раз прогулялись по территории отеля. Мы стояли на веранде, на инкрустированной карте Кубы, над латунной звездой, обозначавшей Гавану, и смотрели на северо-восток. Где-то там всего в 90 милях было побережье Флориды. Но все, что я видел, была голубая вода – голубая вода, которая на время разлучит нас. Фелисита почувствовала, что мое настроение изменилось.

Она мягко коснулась моей руки и спросила:

— Кристофер, о чем ты думаешь?

Я не хотел ей отвечать. Я хотел сдержать обещание, данное себе вчера. Я хотел оставить ей только счастливые воспоминания. Она подняла руку и взяла меня за подбородок. Она нежно, очень нежно повернула мое лицо к себе. Она увидела это.

— Ты плачешь, — сказала она, и в ее милом голосе прозвучали нотки беспокойства и грусти.

Это сработало. Слезы, наполнявшие мои веки, потекли по щекам. Я указал на море одной рукой, а другой обнял ее. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и заговорить.

— Когда ты будешь смотреть на воду, — начал я. Мой голос дрогнул. Было трудно произносить слова, не рыдая. — Посмотри туда, на северо-восток. Там буду я. Там находится свобода.

Ее глаза устремились туда, куда я указывал. Я видел это в ее глазах. Она искала это место. Она никогда его не видела. Она не знала, как оно выглядит, но пыталась представить себе, как выглядит эта земля свободы. Я крепко обнял ее, и мы оба смотрели на тропическое синее море, в сторону Флориды. Мы долго стояли там, на карте, глядя на северо-восток. Я заставил себя сдержать слезы. Я знал, что должен быть сильным ради Фелиситы.

Когда мы отвернулись от воды, я увидел, что ее лицо тоже было мокрым от слез. Она плакала вместе со мной. Мы улыбнулись той грустной, смущенной улыбкой, которую люди пытаются носить на таких мероприятиях, как похороны. Мы хотели быть сильными друг для друга, но оба знали, что наши сердца разрываются на части.

Я посмотрел на часы и увидел, что приближается время вызывать такси в аэропорт. Она заметила мой взгляд и кивнула. Не произнося ни слова, мы вернулись в мою комнату. В прохладной полутьме комнаты мы раздевали друг друга. Деликатно снимая с нее каждую вещь, я знал, что вижу ее такой, прикасаюсь к ней такой в последний раз на долгое время – а может, и в последний раз вообще. Наша одежда была аккуратно сложена на стуле, потому что скоро нам снова придется ее надеть. Слишком скоро. Мы обнялись, и она почувствовала, что мой мягкий член прижался к ее коже. Эрекция никак не хотела наступать.

— Все в порядке, Кристофер. Расслабься.

Ее слова были сказаны успокаивающим, любящим тоном. Она опустилась на колени и взяла мой член в рот. Я видел ее и трогал ее обнаженную, но не возбуждался. Несмотря на то, что ее прикосновения были полны любви, мое меланхоличное настроение мешало насладиться моментом. Почувствовав ее рот вокруг своего члена, я наконец отреагировал, заполнив ее рот. Она встала, улыбаясь, и повела меня к кровати. Она легла, раздвинув ноги, и посмотрела на меня. Я взял последний презерватив и надел его. Я изо всех сил пытался отбросить свою грусть в самый дальний угол сознания. Я хотел, чтобы это было хорошо для нас обоих, но особенно для нее. Я определенно не хотел потерять эрекцию посреди всего этого. Я смотрел на нее, лежащую там обнаженной. Смотрел как тяжело она дышит, ожидая меня, предвкушая наш последний раз. Я не хотел, не мог ее разочаровать. Я опустил свое лицо между ее бедрами и прощупал ее киску языком, чтобы убедиться, что она достаточно влажная для проникновения. Я лизнул ее губы и пососал ее клитор, дразня ее, чтобы она была хорошо смазана для меня. Когда я почувствовал, как влага начала сочиться из ее дырочки, я поднялся, чтобы поместить свой член у ее входа. Я почувствовал, как ее теплые влажные губы соприкоснулись со мной. Она тоже это почувствовала и вздохнула.

Я толкнулся, чувствуя, как ее наружные губы раздвигаются. Я толкнулся в ее отверстие. Оно сопротивлялось, но потом поддалось моему нежному натиску. Я начал входить, и ее киска раскрылась, как распускающийся цветок. Я вошел в нее медленно, желая продлить ощущение первоначального проникновения. Она стонала, когда я скользил в ее влагалище с мучительной медлительностью, наполняя ее, растягивая. Когда мои яички соприкоснулись с ее наружными губами, мой лобок, в свою очередь, прижался к ее клитору, давя на него и еще больше стимулируя ее. Она смотрела на меня прикрытыми глазами, полностью отдаваясь мне. Она была моей, я мог использовать ее для своего удовольствия. Я, в свою очередь, хотел только доставить удовольствие ей. Когда я полностью вошел в ее киску, я наклонился вперед и прижал свое тело к ее телу. Ощущение ее тела возле моего было опьяняющим.

Она сразу же крепко обхватила меня руками и ногами, как будто не собиралась отпускать меня больше никогда. Я открыл рот, когда мои губы коснулись ее губ, позволяя ей почувствовать вкус соков из ее киски в моем рту. Я ощущал каждое прикосновение – теплую гладкость ее кожи, пряди волос вокруг ее лица, даже шероховатость хлопковых простыней на моих ногах. Кондиционер тихо гудел, возможно, пытаясь компенсировать дополнительное тепло, которое излучали наши тела. Я слышал ее дыхание под собой, ее тихие стоны и легкий скрип кровати, сопровождавший наши нежные, медленные и любовные движения. Я продержался долго, доведя ее до оргазма дважды, прежде чем кончил сам. Когда мой оргазм приблизился, я оказался в тупике. Я хотел кончить, испытать пик наслаждения. Но я также не хотел, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Я знал, что это будет наш последний раз. Я наслаждался ощущением ее киски вокруг моего члена. Как и образ ее лица, я пытался запомнить это чувство. В конце концов, мой член взял верх над моим мозгом. Фелисита громко закричала, когда она кончила в третий раз, ее киска сжала мой член, и я наполнил презерватив. Все закончилось. Последний презерватив был использован. Больше ничего не осталось.

Мы обнимали друг друга несколько минут, наслаждаясь прикосновениями. Мы оба знали, что нам нужно вставать. Нам нужно было ехать в аэропорт. Там меня ждал советский самолет, который должен был отвезти меня обратно в свободный мир. За этими стенами нас ждала реальность, которая собиралась разлучить нас. С большим нежеланием, я встал с кровати. Моя эрекция спала, мой член грустно свисал. Презерватив, тяжелый от спермы, тоже висел в трауре. Я посмотрел на ее киску, губы которой были раскрыты от моего проникновения, из ее отверстия вытекали ароматные соки. Я наклонился и поцеловал ее в последний раз, в последний раз пососал ее клитор, вызвав последний стон из ее губ.

Мы одевались в тишине, глядя друг на друга. Она не вытиралась. Она хотела остаться мокрой, чтобы чувствовать, что мы только что занимались любовью. Она хотела, чтобы ее киска намочила трусики. Это было напоминанием обо мне. Если бы она могла, я думаю, она бы предпочла, чтобы в этот момент из ее киски вытекала моя сперма.

Когда мы оделись, мы в последний раз обнялись в комнате. Я огляделся, думая обо всем, что произошло в этих стенах. Мы вышли, и тишина окутала номер, ставший нашим любовным гнездышком на эту неделю.

Я выписался из отеля и попросил менеджера за стойкой регистрации вызвать такси, чтобы отвезти нас в аэропорт. Наши сумки вынесли к входной двери, и через пару минут портье подошел к нам, чтобы сообщить, что такси приехало. Это был роскошный «Mercedes» последней модели; водитель отлично говорил по-английски. Теперь, когда я уезжал, я нашел местных, которые говорили по-английски.

— Аэропорт «Хосе Марти», — сказал я водителю, и мы тронулись.

Фелисита крепко сжимала мою руку и тихонько всхлипывала. Она сжимала мою руку слишком сильно, из-за чего наши ладони быстро стали потными и липкими. Я хотел, чтобы мне было некомфортно. Я хотел чувствовать ее рядом. Слишком скоро я останусь один. Совершенно один. И она тоже.

Я почти не замечал достопримечательностей по дороге в аэропорт. Я смотрел прямо перед собой или на Фелиситу. Время от времени я целовал ее в щеку, убирая соленые слезы. Когда она поняла, что мы приближаемся к аэропорту, она внезапно повернулась ко мне и притянула меня к себе в страстном поцелуе, наши языки сцепились в дуэли. Мы разорвали наш поцелуй только, когда такси замедлило ход перед терминалом. Я заплатил водителю, оставив ему щедрые чаевые. Я открыл дверь, и на нас обрушился рев реактивных двигателей. Мы вышли, и водитель достал наши сумки из багажника. Мы вошли в терминал, почти все его внутреннее убранство было красного цвета, что резко контрастировало с голубым цветом терминала, через который я проходил, когда прилетел на Кубу. Внутри находились несколько магазинов и ряды стоек регистрации. Большинство стоек принадлежало авиакомпании «Cubana Air». Там также были солдаты. Они стояли в основном вдоль стен или возле дверей терминала, и старались быть незаметными для улетающих, но то тут, то там, постоянно мелькала мятно-зеленая униформа. В этом терминале солдат было значительно больше, чем в том, через который я проходил раньше. Я взглянул на табло и увидел, что мой рейс в Канкун все еще в расписании.

Мы направились к очереди, где мне нужно было пройти регистрацию. Когда настала моя очередь, женщина за стойкой проверила мои документы – билет, визу и паспорт. Она попросила документы Фелиситы. Я сказал ей, что Фелисита не летит, она просто пришла проводить меня. Я спросил, может ли она пройти со мной к выходу на посадку. Женщина на мгновение широко раскрыла глаза, а затем объяснила, что я должен пройти через паспортный контроль, чтобы попасть в зал вылета. Фелисита не могла пройти дальше без выездной визы. Я почувствовал, как Фелисита поникла рядом со мной. Мы должны были попрощаться здесь, раньше, чем ожидалось. Женщина за стойкой сказала, что я должен обязательно оплатить выездной налог в государственной конторе и получить штамп, прежде чем проходить паспортный контроль. Она указала рукой на небольшой застекленный офис слева от нас. Я спросил, сколько времени у меня есть, чтобы это сделать. Дама посмотрела на часы.

— Двадцать минут, — без эмоций ответила она. Двадцать минут. Даже всей жизни не хватило бы. Я кивнул, собрал свои документы, и мы пошли к офису.

Над государственной конторой висела вывеска «Аэропортовый сбор» на испанском и английском языках. Над окном висела еще одна вывеска: «Только американская валюта». Полагаю, здесь тоже не принимали эту странную кубинскую валюту. А может, это был еще один из «долларовых магазинов», закрытых для обычных кубинских граждан. Я заплатил налог и получил блестящую голографическую наклейку на своем посадочном талоне. Разрешение на выезд из страны. Фелисита не могла его получить. Мы вышли и прогулялись по терминалу, стараясь максимально использовать то немногое время, которое у нас оставалось.

Я повел нас в самый большой магазин и купил две бутылки рома «Havana Club». Я найду способ пронести их контрабандой. Они напоминали мне о Фелисите. «Havana Club – El Ron de Cuba» (пер. официальный слоган, переводится как «Havana Club – ром Кубы»). Я засунул их в сумку. На стойке у выхода продавались открытки. Почти на всех были портреты Че Гевары. Странные сувениры в странной стране.

Время пришло. Нам нужно было прощаться. Я знал это. Фелисита знала это. Она дрожала, когда я повернулся к ней, и слезы снова начали стекать по ее прекрасным щекам. Я чувствовал себя как заключенный, приговоренный к смертной казни, которого ведут на казнь. Я не хотел этого, но у меня не было выбора. Я должен был ее покинуть.

— Фелисита, — начал я. Она посмотрела на меня, стараясь не плакать, но безуспешно. Я залез в карман и нащупал большой бумажный конверт. — Моя компания дала мне деньги на расходы в Кубе. Мне не понадобилось столько, сколько я предполагал. Мой босс не узнает об этом. Я хочу, чтобы ты взяла то, что осталось.

Она начала протестовать, но на этот раз я приложил палец к ее губам.

— Возьми. Часть потрать на дорогу домой. Остальное потрать на что хочешь. На мясо, одежду, — она почти улыбнулась при этих словах, — На что-нибудь особенное, чтобы помнить обо мне, на что хочешь. Я знаю, что это не то, что тебе нужно. Я бы хотел отдать тебе всего себя… Но я не могу. Пока не могу. Когда-нибудь…

Она удивила меня. Когда мой голос затих, когда я не знал, что еще сказать, она продолжила разговор чистым, ровным голосом.

— Если должно быть счастье, если должна быть любовь, если должны быть улыбки, то это возможно лишь там, где есть свобода и достоинство.

Мелодичность ее голоса, когда она произносила эти слова, навсегда останется в моей памяти. Я только кивнул, ком в горле не позволял мне говорить. Я достал деньги из кармана и вложил их в ее руку, другой рукой сомкнув ее ладонь вокруг конверта с двадцати- и стодолларовыми купюрами. Я не пересчитывал деньги, но знал, что там осталось около полутора тысяч долларов. Это было больше, чем она могла зарабатать за много месяцев. Эти деньги обеспечили бы ей лучшую жизнь на долгое время. Ей они были нужнее, чем мне.

Я сглотнул, пытаясь проглотить ком горле, и наконец произнес:

— Я люблю тебя, Фелисита.

— Я люблю тебя, Кристофер, — сказала она, глядя на мое лицо со слезами на глазах.

Мы обнялись и поцеловались в последний раз. Мы пытались затянуть этот момент до последнего, пока громкоговоритель не напомнил, что заканчивается регистрация на мой рейс; ни один из нас не хотел его заканчивать. Наконец я понял, что должен уходить. Я не хотел этого, но заставил себя отстраниться. Я посмотрел ей глубоко в глаза.

— Я вернусь, Фелисита, — сказал я, прикоснувшись к ее щеке. Она взяла мои пальцы и поцеловала их. Я повернулся и вошел в кабинку иммиграционной службы. За спиной я слышал, как она плачет. Я не осмелился оглянуться.

— Вам понравилось на Кубе? — весело спросила меня темноволосая женщина в мятно-зеленой форме.

Понравилось ли мне на Кубе? Очень. Я просто не хотел уезжать.

— Да, было очень приятно, — ответил я.

Она улыбнулась, ставя штамп на мои документы. Я старался выглядеть приветливым, но все, о чем я мог думать, – это о том, чтобы ее правительство поскорее пало, и я смог вернуться. Она пожелала мне приятного путешествия, и замок на выходной двери зажужжал. Я прошел. Замок щелкнул за мной, отгородив меня от Фелиситы.

Я вошел в обычный терминал аэропорта. Там были закусочные, сувенирные магазины с более качественными товарами, большой бар и, за ним, выходы на посадку. Эта зона была предназначена исключительно для иностранных пассажиров. Обычные кубинцы даже не могли увидеть эту часть аэропорта. Мне казалось, что я уже вхожу в свободный мир. Позади меня, за барьерами, Фелисита, вероятно, все еще стояла и плакала. Здесь жизнь возвращалась в нормальное русло. Ну, не совсем нормальное. Я не думал, что моя жизнь когда-нибудь вернется в нормальное русло после того, как я покинул Фелиситу. Я подошел к бару и заказал мохито. Я выпил его, надеясь, что ром притупит боль, которую я испытывал. Я выпил еще один. Боль была слишком сильной, чтобы ее можно было так легко притупить. Вкус «Havana Club» только заставил меня вспомнить футболку Фелиситы. Я задался вопросом, ушла ли она уже из терминала.

Попытавшись заглушить свою боль мохито, я направился к своему выходу. При регистрации мои документы снова тщательно проверили. На нескольких языках объявили, что пассажиры не смогут сесть на самолет, если у них нет печати с аэропортовым сбором. Пока я ждал посадки, я ходил по залу, чтобы никто не видел, как я плачу. Я увидел последнее напоминание об эмбарго, которого не было. На компьютерах, которые использовали сотрудники у выхода на посадку для регистрации пассажиров, были яркие белые наклейки с ярко-красным логотипом компании «Compaq». Я рассмеялся сквозь слезы.

— Какое, блять, эмбарго? — спросил я в последний раз.

Объявили мой рейс. Я встал в очередь. Мы медленно продвигались вперед. Сотрудники «Cubana Air» снова проверяли документы каждого пассажира. Я посмотрел через стеклянные окна на самолет. Вооруженные солдаты стояли возле его шасси. Пройдя последнюю проверку, я получил разрешение войти в телетрап. Когда я подошел к двери самолета, молодой солдат с автоматом на плече проводил последнюю проверку документов. На вид ему едва исполнилось восемнадцать. Он взял мои документы в правую руку и осмотрел их. Левой рукой он держался за ремень автомата. Я был привычен к обычным мерам безопасности в аэропортах, где оружие было запрещено вблизи самолетов. Здесь же оружие использовалось для того, чтобы обычные граждане не ворвались в самолет и не сбежали от тирании. Мои документы прошли последнюю проверку, и солдат махнул мне рукой, чтобы я проходил в самолет. Я взглянул на инструкции по эвакуации на кириллице, написанные на внутренней стороне двери, наклонился, чтобы пройти через низкий проем, и вошел в самолет.

Внутри я нашел свое место у окна. Я посмотрел в окно, снова задаваясь вопросом, уехала ли Фелисита домой. Я представил, как она плачет на заднем сиденье такси, когда едет домой – и прочь от меня. Я снова почувствовал, как слезы текут по моим щекам. Я прикоснулся к ним и почувствовал влагу, зная, что ее щеки сейчас такие же мокрые от слез.

Телетрап медленно отсоединился, и самолет вырулил на взлётную полосу и взлетел. Я почувствовал новую боль, новую разлуку, когда колеса оторвались от кубинской земли. Я посмотрел в окно, глупо пытаясь разглядеть ее такси. Когда мы поднялись в воздух, я откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Мне не удалось очистить свои мысли. Образы Фелиситы наполняли мой разум. Спустя некоторое время я открыл глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кабо-Сан-Антонио проплывает под самолетом (пер. Маяк Сан-Антонио, названный в честь одноименного мыса, самой западной точки Кубы). Я покинул Кубу и Фелиситу.

Мое прибытие в Мексику прошло без происшествий. Я сошел с самолета и присоединился к толпе ожидающих прохождения иммиграционного контроля. Когда настала моя очередь, я сообразил, что нужно постараться избежать получения штампа в паспорте. Я не хотел объяснять таможеннику в США, почему в моем паспорте две печати о прибытии в Мексику. Мексиканский таможенник, проверявший мои документы, выглядел как бандит из старого вестерна, с густыми усами и всем прочим. Я постарался говорить приятным и дружелюбным тоном.

— Я только что вернулся из Кубы, — сказал я ему. Он знал это по моим документам. — Я американец. Есть ли возможность не ставить штамп в паспорте?

Я нервничал. Я пытался подкупить федерального чиновника. Конечно, это была Мексика, и взятки здесь были частью повседневной жизни, но это все равно было преступлением. Если только он не принял бы взятку.

Служащий за стойкой улыбнулся мне и сказал:

— Конечно, амиго. Я позабочусь о вас.

— Спасибо. — Я глубоко вздохнул, прежде чем произнести следующие слова. — Я могу что-нибудь для вас сделать?

Он ответил, даже не поднимая глаз от документов на своем столе.

— Да, амиго. Мой гонорар за это – двадцать долларов США.

«Прозвучало как-то слишком обыденно» — подумал я.

Я залез в карман и достал двадцатидолларовую купюру. Положил ее на стойку. Он даже не поднял глаз.

— Нет, нет! Поднимите ее! У меня будут проблемы, если кто-нибудь это увидит! Я скажу вам, когда ее мне отдать. — Говоря это, он не переставал перебирать бумаги.

Через несколько минут он небрежно сдвинул стопку бумаг в мою сторону и сказал шепотом, достаточно громким, чтобы услышать только я:

— Положите деньги под бумаги.

Я так и сделал. Он подождал минуту, прежде чем сдвинуть бумаги со стойки и положить их на свой стол. Я заметил, как он залез под стопку и засунул двадцатку в средний ящик стола. Я задумался, сколько двадцаток попадает туда каждый день.

— Все в порядке, — сказал он мне с улыбкой. — Не нужно никаких штампом. Можете идти.

Я поблагодарил его, вздохнул с облегчением и направился к таможне. Еще одна очередь. На этот раз мне повезло. Когда настала моя очередь играть в рулетку со светофором, мне повезло с зеленым цветом и не пришлось открывать свои сумки.

— Добро пожаловать в Мексику, — весело сказала мне таможенница.

Я взял такси до отеля и впервые за почти неделю, впервые с тех пор, как встретил Фелиситу, вошел в свой номер. Эта комната казалась слишком тихой, слишком пустой. Я сел на кровать и собрался с мыслями. Как бы я ни скучал по Фелисите, у меня все еще была задача, которую нужно было завершить. Я взял телефон и позвонил в офис. Я попросил связать меня с Россом, и меня соединили с Агнес.

— Привет, Агнес. Это Крис. Можно поговорить с Россом, пожалуйста?

— Конечно, Крис. Как там в Мексике?

— Как в Мексике. Жарко, плохая вода, острая еда, хорошая музыка.

— Звучит замечательно. Переключаю на Росса.

Раздался щелчок, а затем:

— Крис! Как ты? Где ты?

В его голосе слышались радость и облегчение.

— Я вернулся в Канкун. Миссия выполнена.

— Отлично, партнер. Ты звучишь уставшим. Были какие-нибудь проблемы?

— Ничего серьезного, — соврал я.

— Рад это слышать. Увидимся в понедельник. Отдохни на выходных.

— Спасибо. Пойду отдохну.

— Хорошо, до встречи.

Связь прервалась. Я положил трубку, лежал лицом вниз на кровати и плакал. По крайней мере, плача я знал, что делюсь чем-то с Фелиситой. Вероятно, она делала то же самое в этот момент. На Кубе.

Большую часть дня я провел один в комнате. Наконец, я решил, что без Фелиситы комната слишком пустая. Мне нужно было сменить обстановку. Я пошел прогуляться на пляж. Пока я гулял, я смотрел на восток, в сторону Гаваны, на мою Фелиситу. Волны с мягким шумом разбивались о песчаный пляж, еще больше навевая тоску и подчеркивая мое одиночество. Я зашел в несколько магазинов, купил несколько сувениров, чтобы дополнить свою легенду, и две бутылки местного дешевого рома. Я оставил покупки в номере и вернулся на пляж; я гулял до заката, гадая, смотрит ли Фелисита в этот вечер на закат, как и я. Когда начало темнеть, я вернулся в отель и впервые с воскресенья поужинал в одиночестве.

После ужина я вернулся в свой номер. Я открыл две бутылки, купленные днем, и вылил ром в раковину. Затем я наполнил бутылки ромом «Havana Club». Я знал, что будет опасно пытаться провезти бутылки с кубинскими этикетками. С этими бутылками у меня было больше шансов. Когда я переливал алкоголь, аромат кубинского рома вернул мне воспоминания о ней.

Я упаковал сувениры. Они понадобятся, чтобы сохранить легенду. Мне еще предстояло убедить таможню США (и своих друзей дома), что я действительно провел неделю в Мексике. Затем я подключил свою цифровую камеру к телевизору и просмотрел сделанные фотографии. Я долго смотрел на фотографии Фелиситы. Мое сердце сжималось, когда я смотрел на фотографии, где мы были вместе. Со слезами на глазах я прикоснулся к холодному стеклу экрана, желая почувствовать ее. Холод телевизионного экрана не мог сравниться с теплом ее тела. Ее фотографии не делали меня счастливее, я только чувствовал себя еще более опустошенным. Наконец я лег в постель и заснул, глядя на ее обнаженное тело на экране телевизора.

Когда я проснулся на следующее утро, кровать была пуста. Батарейки в цифровой камере давно разрядились, а экран телевизора был темным. Я думал о ней, о том, что мы делали вчера утром. Я так по ней скучал. Одиночество было физическим ощущением. Мысли о ней сделали мою утреннюю эрекцию еще сильнее. Я встал, заменил батарейки на новые и нашел фотографию, на которой мы занимались любовью. Я вернулся в постель и мастурбировал, глядя на фотографию и вспоминая предыдущее утро. Когда я кончил, сперма брызнула на простыню. В моем воображении я кончал в ее узкую киску.

Я встал и принял душ – на этот раз в одиночестве. Я оделся и уехал в аэропорт. Я ехал домой.

Самый большой риск еще был впереди. Я должен был вернуться в Соединенные Штаты. Если я не вызову подозрений у таможенников, у меня не должно быть проблем. В противном случае…

Я в четвертый раз за неделю предъявил свой паспорт мексиканскому чиновнику. Моя туристическая виза показывала, что я только что въехал в Мексику из Кубы. Это было последнее свидетельство моей поездки, и оно останется здесь, в Мексике. Через несколько минут я наконец оказался на борту самолета.

Во время полета обратно в Соединенные Штаты самолет пролетел над северной частью Кубы. Пилот объявил, что пассажиры, сидящие на правой стороне самолета, могут увидеть Гавану. До того, как моя жизнь изменилась, до этой недели, я бы прилип к окну, рассматривая и фотографируя «запретный город». Теперь я только бегло взглянул в окно. Я мог видеть тонкую линию берега, почти полностью скрытую туманном, вдали. В своем воображении я видел улицы такими, какими я их запомнил. Я видел желтый скутер, на котором ехала девушка с каштановыми волосами. Она тихо плакала – и я тоже.

Во время полета стюардессы раздали анкеты для въезда в страну, и я быстро заполнил свою. Я дошел до вопроса, который заставил меня задержаться. «Перечислите все страны, которые вы посетили с момента выезда из США». Я написал «Мексика». Затем я прочитал пункт ниже, в котором говорилось: «Под страхом наказания за лжесвидетельство я заявляю, что все мои заявления являются правдивыми». Я подписал форму. Я только что совершил еще одно преступление. Я солгал в таможенном документе. Лжесвидетельство – это уголовное преступление.

Страх не давал мне покоя. Я пытался от него отделаться. Выглядеть слишком нервным на таможне было равносильно самоубийству. Я все время думал о Фелисите. Чтобы у меня был шанс увидеть ее снова, я должен был скрыть свою поездку. Это помогло мне пройти таможенный контроль. Агент задал несколько вопросов, в основном рутинных. Я солгал агенту и сказал, что был в Мексике. Хотя это была ложь лишь от части, я действительно был там. До и после. Я просто опустил часть посередине. Он отпустил меня, и я вернулся в Соединенные Штаты. Я был свободен. После всех переживаний, страхов и опасений, прохождение таможни США было почти разочарованием. Наверное, это было похоже на эмбарго. Я представлял себе, что все будет гораздо хуже, чем на самом деле. Это был страх перед неизвестным. Я сделал это. Я заслужил свое партнерство. Я скучал по Фелисите.

Когда такси подъехало к двери моего дома, я вошел в пустую гостиную. Я почувствовал тот странный запах дома, который был закрыт несколько дней. Я подумал о том, что я чувствовал, когда уезжал оттуда неделю назад. В конце концов, я вернулся. Ну, по крайней мере, большая часть меня. Я оставил свое сердце на Кубе, на попечении прекрасной девушки с каштановыми волосами. Я знал, что вернусь за ним. Когда-нибудь.

В воскресенье я скопировал фотографии с цифровой камеры на компьютер. Я отделил фотографии Фелиситы, записал каждую серию на CD-диск, а затем сделал резервную копию каждого диска. Я просмотрел ее фотографии. У меня было много фотографий, некоторые с ней, некоторые с нами, даже фотографии, где она голая и где мы занимаемся любовью. Я знал, какую фотографию я поставлю в рамку на прикроватном столике и на рабочем столе. Это не была фотография нас двоих на набережной. Это не была фотография нас, занимающихся любовью. Это был вид, который я увидел, когда влюбился в нее. Это была фотография, которую я сделал с заднего сиденья скутера, когда она сидела за рулем, задняя сторона ее футболки. На ней было видно только профиль ее лица. Именно так я хотел запомнить ее: в футболке «Havana Club», с золотыми кольцами в ушах и солнцезащитными очками, сдвинутыми на ее светло-каштановые волосы.

Наступило утро понедельника, и я вернулся на работу. Я чувствовал себя опустошенным, когда входил в знакомое здание. Чего-то не хватало. Я зашел в свой кабинет и поставил фотографию в рамке на стол, выбрав идеальное место, где я мог бы видеть ее весь день, и направился в офис Росса.

Агнес широко улыбнулась мне. Думаю, она все еще не знала о настоящей причине моей поездки. Она заметила, что я выгляжу уставшим и, возможно, не очень хорошо себя чувствую. Она спросила, была ли поездка тяжелой. Тяжелой? Я ответил, что все было хорошо, я прекрасно провел время. Просто не хотел возвращаться домой. Это была правда. Она приняла мой ответ и улыбнулась своей дежурной вежливой улыбкой.

Росс сидел за своим столом и ждал меня. Когда я вошел, он встал, широко улыбнулся и протянул мне руку. Увидев выражение моего лица, его улыбка исчезла.

— Что-то случилось? — спросил он с искренней заботой. Он мог прочитать это по моему лицу, вероятно, даже по моей позе. Я не мог скрыть свою печаль.

— Все в порядке. Я сделал то, что ты хотел. У меня есть вся информация, все фотографии. Мы готовы действовать, когда условия позволят.

Он все еще был настроен скептически.

— Да? А твое лицо говорит, что что-то не так. Закрой дверь и садись. Поговорим.

Я закрыл дверь и сел в одно из кресел напротив его стола. Глубоко вздохнув, я начал говорить.

— Когда я был на Кубе, я встретил женщину и влюбился в нее. Мы провели вместе неделю; она очень мне помогла. То, что я смог выполнить все задачи, – это благодаря ей. Мы оба знали, что в конце недели я должен уехать. Теперь я могу думать только о том, чтобы вернуться к ней.

Во время всего моего признания Росс просто слушал и кивал. Он был как отец, выслушал все факты, прежде чем дать совет. Я рассказал ему о том, как я встретил Фелиситу, как мы работали вместе, и что пообещал ей вернуться. Я долго говорил, раскрывая многое из того, что рассказал бы близкому другу, но не работодателю. Во время этого разговора я стал гораздо ближе к Россу.

Когда я закончил, он на несколько мгновений погрузился в раздумья.

— Это впечатляющая история, Крис, — наконец сказал он. — Я понимаю, что ты к ней чувствуешь. Уверен, ты знаешь: как только это станет возможно, ты вернешься туда. А пока мы посмотрим, сможем ли мы сделать твои тайные визиты регулярными.

Он улыбнулся, говоря это, и я улыбнулся в ответ, впервые с тех пор, как покинул Гавану.

— Спасибо, — сказал я с комком в горле.

— Теперь нам нужно заняться делами. Возвращайся в свой офис, проверь свои проекты, просмотри электронную почту. После обеда мы соберемся, чтобы послушать твой доклад. Еще раз, на всякий случай, напомню, что ты не можешь рассказывать историю своей поездки никому. Мы сохраним твою легенду о Канкуне. Никто за пределами нашей группы не знает, где ты действительно был. Я приглашу Агнес, чтобы она вела записи. Ей можно доверять. На этом все.

Я кивнул в знак согласия и встал, чтобы уйти.

— Крис? — начал он. Я обернулся. — Ты снова увидишь ее.

— Спасибо.

— Не могу сказать, когда, но я помогу всем, чем смогу.

Я кивнул и вышел.

Мне предстояло снова погрузиться в рутину деловых проектов и сделок. В корзине для почты я нашел несколько писем с предложениями и кучу внутренних отчетов. В «Eudora» меня ждало с полсотни электронных писем – в основном еженедельная рассылка и внутренняя переписка, но также пара сообщений от Эллен. Последние я удалил не глядя. Несколько моих коллег зашли в течении дня, чтобы спросить о моей поездке в Мексику. Я бывал там довольно часто, чтобы составить легенду с достаточным количеством деталей, которые я мог вспомнить. Я старался не показывать свою грусть. Думаю, все списали мое настроение на усталость. Во время работы я все время смотрел на фотографию Фелиситы и гадал, чем она занимается в этот момент.

После обеда мы снова собрались в офисе Росса. Там были Уильям и мой бывший босс Майк. Также теперь к нам присоединилась Агнес. К ее чести, она не выказывала никакой особой реакции, делая заметки и узнавая о настоящей сути моей поездки. Я рассказал о том, что узнал, о том, какие отличные возможности открываются для нас на Кубе. Я также показал фотографии, которые сделал во время поездки. Я постарался убрать те из них, где была Фелисита, но на некоторых фотографиях она все же была запечатлена на краю кадра, например, на тех, которые я сделал со скутера, когда мы ехали по городу. Прозвучало несколько комментариев типа: «Кто эта милашка?». Росс быстро посмотрел на меня с озабоченным выражением лица. Я отмахнулся, объяснив, что она была моим водителем, и что многие женщины на острове занимаются теми же делами, что и мужчины. Никто не догадался, что она на самом деле значила для меня.

Мы начали создавать «файл срочных мер». Это был пакет документов, содержащий всю необходимую информацию для быстрого «вхождения» на новый рынок, когда он откроется. Я был назначен ответственным за его обновление до того момента, когда он понадобится. В нем была информация о вхождении на рынок Кубы, места, которые я выбрал в качестве потенциальных офисов, список товаров, которые мы могли бы поставлять на Кубу, и товаров, которые мы могли бы импортировать с острова. Это был базовый набор документов, на который можно было бы опираться, когда придет время вернуться, и быстро открыть представительство на Кубе. Я также включил туда фотографии и эскизы мест, которые воссоздал по памяти. У меня также было много заметок из моего карманного блокнота, которые я собирался перенести в файл позже.

Росс настоял, чтобы я периодически возвращался на Кубу, чтобы информация оставалась актуальной. Члены группы согласились с этим, и мое сердце забилось от радости. «Я возвращаюсь!» — подумал я.

Подведение итогов продолжалось три дня и охватывало обсуждение почти всех аспектов, которые я узнал. В течение этого времени мне также часто задавали вопросы типа: «Какая Куба на самом деле?». Куба была запретной страной и вызывала особый интерес, потому что это было место, где мы не могли вести бизнес и даже просто посещать ее. Я старался рассказывать о своей поездке, не упоминая о времени, проведенном с Фелиситой.

После завершения отчета и заполнения файла, работа вернулась в обычное русло. У меня появились новые обязанности в связи с повышением, и я погрузился в работу. Без Фелиситы я больше не видел необходимости в личной жизни. Росс заметил это и несколько раз вызывал меня, чтобы подбодрить и ненавязчиво заставить принять участие в мероприятиях вне офиса. Теперь я зарабатывал гораздо больше денег, но не видел необходимости тратить их на что-либо. Вся моя жизнь была сосредоточена на ожидании дня, когда я снова увижу Фелиситу. Поощряемые Россом, мои друзья и коллеги позаботились о том, чтобы я проводил некоторое время вне офиса, занимаясь тем, что мне раньше нравилось. Я не был полностью увлечен этим, но старался. Моя жизнь не была скучной, просто мое сердце было одиноким.

Однажды, примерно через месяц после моего возвращения из Кубы, Росс пригласил меня в свой офис. Уильям уже был там, а Росс выглядел не очень счастливым. Он не выглядел рассерженным, скорее грустным или разочарованным. Он с болью рассказал мне, что президент занял более жесткую позицию по отношению к Кубе и в пользу эмбарго. Похоже, что против кубинского правительства были выдвинуты обвинения в новых нарушениях прав человека. Правительство Фиделя ответило новыми яростными словесными нападками на Соединенные Штаты. Все достижения наших правительств за последние двадцать лет были потеряны. Правительство Штатов решило выделить дополнительные средства для активного преследования незаконных поездок на Кубу. Лицензии на законные поездки также были серьезно ограничены, и теперь было практически невозможно получить их. Было невозможно вернуться на остров с какой-либо степенью безопасности. Уильям с любопытством рассматривал мое лицо, когда заметил мою реакцию на эту новость. Росс вопросительно взглянул на меня, и я кивнул. Он коротко рассказал о Фелисите, пока я сидел на диване и пытался привести свои мысли в порядок. Мне придется быть еще более осторожным, чтобы сохранить свою поездку в секрете. Меня все еще могли преследовать за то, что я что сделал.

Именно тогда я проникся новым уважением к Уильяму. Он на мгновение отказался от роли адвоката и проявил искреннее сочувствие к моему положению. Однако он предостерег меня от попыток снова проникнуть на Кубу. Я знал, что он прав, но мне это не нравилось. Они оба старались подбодрить меня, и уверяли, что помогут что-нибудь придумать, но в итоге мои шансы увидеть Фелиситу на данный момент свелись к нулю.

Позже в тот же день я позвонил Россу.

— У меня накопилось много отпускных дней. Я хочу поехать в отпуск, — сказал я ему.

— Крис, пожалуйста, не делай глупости. Ты же знаешь, что…

— Я знаю, — холодно ответил я. — Не волнуйся. Я не хочу получить судимость за тяжкое преступление и лишить себя возможности увидеть ее снова, когда Фидель уйдет. Мне просто нужно уехать на некоторое время.

Росс поговорил со мной еще несколько минут, вероятно, чтобы убедиться, что я действительно не собираюсь вернуться на Кубу. Когда он убедился, что я не собираюсь делать глупости, он пожелал мне приятного отпуска.

В тот же день я забронировал рейс в Майами и улетел на следующей день.

В Майами я взял напрокат машину и поехал по шоссе № 1. Дорога вела на юг, а затем на запад. Покинув материк, я ехал по дамбе от острова к острову, направляясь к концу дороги. Когда я наконец добрался до Ки-Уэста после четырех с половиной часов езды, я свернул на левую развилку (пер. самый южный остров архипелага Флорида-Кис, и самая южная точка США. Остров, как и другие острова архипелага, соединен с материком шоссе-дамбой Оверсиз-хайвей). Я проехал по южному побережью к Саут-Бич, и припарковал машину на углу улиц Саут и Уайтхед. Я разулся, снял носки и пошел по теплому песку к краю воды. Я прибыл в самую южную точку Соединенных Штатов. Ближе к Фелисите, чем сейчас, я не мог быть.

Я смотрел на юго-запад, на море. Где-то там находилась Куба, всего в девяноста милях. Она была за горизонтом; я видел только воду. В своем воображении я видел за горизонтом городской пейзаж. Я видел улицы, а на улице – желтый смешной скутер-такси, за рулем которого сидела девушка с каштановыми волосами. Я стоял там, чувствуя, как волны залива омывают мои ноги, пока солнце клонится к закату. Я представлял себе набережную вдоль Малекона. Я держал Фелиситу в своих объятиях, и мы вместе смотрели на закат. Я стоял там, пока солнце не опустилось за горизонт. Я протянул руки. Слезы текли по моим щекам, когда я думал о женщине, которая была вне досягаемости.

— Я вернусь, Фелисита, — сказал я волнам, когда вокруг меня опустилась темнота. — Я вернусь. После Фиделя.

Конец

Эпилог

Итак, мы подошли к концу, дорогой читатель. Спасибо, что прошли этот путь вместе со мной. Фелисита научила Кристофера любить. Теперь ему нужно использовать эти знания. Когда я писал эту историю, я хотел, чтобы у Кристофера был счастливый конец, но я знал, что в рамках времени, отводимого «Havana Club», это невозможно. Мы оставляем нашего героя на одиноких песках Ки-Уэста.

Это конец истории Кристофера? Нет, есть продолжение, но сначала ему придется страдать в одиночестве, как и его тезке, покровителю путешественников, таксистов и холостяков (пер. отсылка к св. Христофору). Как и Кристоферу, нам тоже придется подождать, потому что я собираюсь сделать небольшой перерыв. Мне нужно заняться некоторыми делами в реальной жизни, и я хочу написать еще несколько коротких рассказов. Мы будем разделять его ожидание. Примерно через месяц или два я продолжу рассказ о Кристофере. Найдет ли Кристофер счастье? Да, со временем. Будет ли оно с Фелиситой? Ну, как сказал великий Ник Сципио: «Чтобы узнать, вам придется прочитать». Со временем многое может измениться. Но одно можно сказать наверняка. Вспомните последнюю фразу рассказа. Вы увидите ее снова.

P.S. Это конец первой книги. Продолжение истории, как вы уже поняли из эпилога автора, мы узнаем во второй книге «After Fidel». И, как и автор в своем эпилоге, я тоже собираюсь сделать небольшой перерыв и взяться за перевод одного-двух рассказов (возможно даже на рождественскую/новогоднюю тематику), прежде чем начать перевод второй книги.

И еще, переводить название было ошибкой, так как это все-таки торговая марка, причем довольно популярная, а названия торговых марок, вообще-то, не принято переводить. Так что при публикации следующего рассказа, я собираюсь изменить название всех частей на оригинальное. Не знаю, сгруппирует ли их снова, поэтому рекомендую сохранить ссылку на всякий случай, если вам понравилась книга.

Спасибо всем, кто прочитал и ставил оценки!

Make love not war!