Долгая дорога в деревню закончилась неожиданно, казалось, что она будет вечной. Меня прилично укачало, но я был рад, что мы наконец-то добрались. Газель, которую нанял отец, остановилась у забора. Грузчики, покидав вещи прямо на землю, быстро уехали.

Домик в деревне мы купили совсем недавно и были здесь всего один раз год назад. В этом году мать решила, что пора бы обжить покупку, и в середине июля мы поехали сюда. Машину забили барахлом под самую крышу, от мебели до каких-то тряпок. Что-то нужно будет в хозяйстве, что-то жалко выбросить, поэтому отправляется в деревню.

Сейчас мы втроем стояли у этой груды хлама и не знали, за что браться. Но замешательство не продлилось долго. Отец, как руководитель, работать сам не привык, и у него были деньги. Уже через 20 минут был заключен крайне выгодный договор с местными алкашами. Условия были простыми: 500 рублей и накрытый стол.

Работа спорилась. Отец в начале контролировал процесс, но очень скоро понял, что мужики не филонят, и ушел в дом. Я был предоставлен самому себе. Деревня была полумертвая, ровесников не было: старики, старухи да выпивохи, подобные нашим помощникам. Мною было принято решение просто пройтись по деревне, тут где-то был пруд или речка.

В итоге моя прогулка заняла немало времени. Когда я собрался домой, обойдя всю деревню, озеро, лес и все окрестности, на улице уже стемнело. Немного поплутав, я вышел к своему дому. Машины отца не было. Да, он говорил, что его могут дернуть на работу.

Подойдя ближе, я услышал музыку, какой-то ужасный шансон, громко и с помехами и шипением. Меня это сильно удивило и напрягло. В нашей семье такое никто не слушает. Отец хоть и занимается бизнесом, но человек умный, начитанный, по первому образованию филолог. Мать — учительница русского языка и литературы.

Дом встретил меня сильным запахом спиртного, какой-то сивухи или самогона, голосами. Их было много, не знаю сколько, но их было больше, чем помощников днем. Вообще казалось, что я ошибся и пришел в какой-то притон. Но нет, вот мой рюкзак, мамина обувь, старые ботинки отца.

Войдя в кухню, я не поверил своим глазам. Большой стол был заставлен бутылками, какими-то закусками, бычками. Накурено было так, что воздух казался похожим на горький кисель. За столом сидело пятеро, матери не было нигде, только пьяные одутловатые рожи бомжового вида. Я подошел и выключил магнитофон.

— Эй, малек, ты че аху… — начал какой-то мужик.

— Погоди, — сказал дядя Петя, главный среди тех, с кем договаривался отец. — Пацан, ты чего тут сучки тянешь, видишь, люди отдыхают.

— А ты ничего не перепутал? — вызверился я. — Это вообще мой дом, а кто эти трое и что тут делают? — ткнул я пальцем в сторону тех, кто не принимал участие в перетаскивании вещей.

— Ты не буксуй, малой, Машка не против, — мерзко хохотнул мужик. — Она только за была.

Я не поверил своим ушам. Вот это быдло так обращается к моей маме.

— Где мама? — зло процедил я.

— Даже и не знаю, вроде все пили, пили, а она после третьего стакана куда-то делась, — Петя просто глумился.

— Мразь… — успел сказать я и бросился на него с кулаками.

А потом… а потом я очнулся в кустах. Челюсть болела, ребра, губы распухли. Я аккуратно потрогал нос — пальцы окрасились красным. Похлопал по карманам — телефона нет, ключей и мелочи тоже. Кряхтя, я еле поднялся и, пошатываясь, пошел к дому. Я не знал, что буду делать, но знал, что мне туда надо.

Дверь оказалась наглухо закрыта. Стуки и крики ни к чему не привели, только музыка стала громче. Сердце колотилось. «Где же мама», «что они с ней сделали», «у неё были деньги, они увидели и ограбили, убили» — билось в голове кузнечным молотом. Я обошел дом раз, два, но не знал, что делать. «Надо выбить окно и влезть». Да, конечно, это же очевидно, но голова была ватной, меня мотало и тошнило.

Окна были достаточно высоко, идти за лестницей я не хотел, мне нужно было знать, что случилось с мамой. Я постоял у окна кухни, но кроме пьяного смеха и музыки ничего слышно не было. Прошел дальше к одной из комнат. Там горел свет, слабый, и слышались тихие голоса. Я прислушался и похолодел. Женский, там был женский голос. Это придало мне сил. Я прибавил шаг и через минуту уже во все глаза смотрел внутрь дома через окно.

Глаза не сразу привыкли к полумраку. Какой-то бородатый мужик мерно качался между широко раздвинутых ног. Его штаны были спущены, при каждом толчке звенела пряжка, скрипел стол. Женщина пьяно что-то говорила, но он не обращал внимания.

— Как же хорошо, чистенькая, бритая, — он явно был близок, движения становились резкими, женщина стонала все громче.

Алкаш еще два раза качнулся и замер.

— Следующий, кричит заведующий! — крикнул он и заржал, заправляя крупный волосатый член в штаны.

Абсолютно голая женщина так и осталась лежать, не пытаясь прикрыться. Она мне напомнила тряпичную куклу, безвольную и послушную. Из неё текло, медленно, под задницей уже была приличная лужа. «Это не первый и даже не второй», — подумал я.

— Колян, ты задолбал, другие тоже хотят, ты чего один что ли?

— Завали, ты лучше ей подлей, она просила, но мне не до этого было.

Мужчины ушли. Женщина медленно села на кровати. Тушь неровными дорожками растеклась по лицу, помада размазалась, волосы, мокрые и даже на вид липкие, напоминали гнездо. «Они что, сюда еще и какую-то шлюху привели?» Она хотела подняться, но дверь резко открылась, и вошел очередной мужик со стаканом мутной жидкости.

— О, Машка, ты чего, мы не закончили, — пьяно хохотнув, сказал он.

— Да… — она икнула. — Нет…, я не могу больше, хватит…

— На, выпей, просила же, — он протянул женщине стакан. — Я быстренько, всем дала, а меня что обделить хочешь? — мужчина дождался, пока она выпьет, и тут же навалился.

— Нет, хватит, — слышно было, что она не скрывает слез.

— Машенька, ну потерпи, я быстро.

— Нет, пожалуйста, — еле ворочая язык, повторяла та.

Мужик закрыл женщине рот рукой, после чего слышалась возня, борьбой это не назовешь, потом я отчетливо услышал плевок.

— После Колючего только туда, — сказал он. — Терпи, сука, тоже мне, блядь, под Петей не брыкалась, сама на хуй прыгнула, сука.

Опять заскрипела кровать, послышались стоны.

— Дим, нежнее, прошу, — послышался её голос.

— Терпи, — рычал мужчина.

— Я туда еще ни разу, больно, — нотки были просительные. — Хватит.

Тот, кого назвали Димой, ничего не сказал. Через пару минут он слез с женщины, грубо поднял её с кровати и положил на стол. Грудь расплющилась, растеклась по нему. Мужчина вошел быстро и грубо, схватил её за волосы и поднял голову. Из глаз женщины текли слезы. Да, теперь я видел её лицо. Моя тонкая, хрупкая мама, мягкая, вежливая. Наши взгляды встретились. Она смотрела на меня, будто не узнавая.

— Уходи, — одними губами произнесла она, и мое сердце пропустило удар. — Уходи! — уже во весь голос повторила она и начала активно подмахивать Диме.

Дверь в дом открылась только утром. Из неё, шатаясь, начали выходить люди, слышался хмельной смех, разговоры.

— Машка… — громко сказал последний из выходивших мужчин и потянулся губами к маме. Она стояла в дверях и провожала гостей.

— Нет, никаких поцелуев, — отвернулась, голос её был уставшим, слегка охрипшим, но твердым.

Через десять минут я вернулся в дом. Запах перегара, пота, немытого тела и мужского семени был тошнотворным. Из кухни доносились звуки, гремела посуда. Когда я вошел туда, мама убирала со стола. Мы молчали. Я смотрел на неё, а она делала вид, что меня нет. Спустя некоторое время ей это надоело, и тарелка, что была у мамы в руках, полетела в раковину, разбившись на мелкие осколки. Глубокий вздох, из глаз опять потекли слезы.

— Антош, правда, я очень устала - она смотрела на меня сверху внизу, что-то в этом взгляде изменилось - прошу, только быстро.