Ночь пульсировала жаром, словно сердце огромного зверя, и воздух, как пьянящий шелк греха, лип к коже, не давая сбежать ни одной мысли. В городе воцарилось зловещее спокойствие, лишь вдалеке басовито урчал мотоцикл, словно демон-искуситель, а ветер шаловливо шептал что-то непристойное заблудшим листьям. В квартире Дмитрия окно зияло, как бездонная пропасть, но даже сквозняк не спасал — влажная духота заползала под кожу, превращая каждое движение в томную, почти непристойную игру. Дмитрий восседал на подоконнике, словно на троне, и впивался взглядом в ночную тьму. Сигарета в его пальцах тлела, словно последняя надежда, а пепел, как заблудшие души, падал вниз, растворяясь в мраке. Рядом томно поблескивал бокал с виски — лед давно превратился в теплую, греховную воду. Он сделал глоток, чувствуя, как обжигающая волна прокатывается по горлу, словно поцелуй дьяволицы. И тут, словно гром среди ясного неба, за спиной раздался тихий шорох шагов. Она. Юлия. Богиня греха. Ее волосы, как шелковый водопад, рассыпались по плечам, а босые ноги ступали бесшумно, словно у кошки. Шелковый халат, словно намек на что-то большее, едва прикрывал ее тело. Она приблизилась, и ее дыхание, горячее и влажное, коснулось его обнаженной спины.

— Не спится? — промурлыкала она, и ее голос был таким же густым и знойным, как сама ночь. Дмитрий обернулся, и их взгляды встретились, словно два хищника в ночи. В ее глазах плясали черти, и он понял — назревает буря. Он молча протянул руку, коснувшись ее щеки. Она прикрыла глаза, губы слегка приоткрылись, словно в ожидании чего-то большего.

— Не спится, — прорычал он, и его голос был низким и хриплым, как у загнанного зверя. В ответ Юлия одарила его дьявольской улыбкой, и ее рука, словно змея, скользнула по его груди, останавливаясь на пряжке ремня.

— Может, займемся чем-нибудь интересным? — прошептала она, и ее губы, словно спелые вишни, коснулись его шеи. Его сердце, словно сумасшедшее, заколотилось в груди. Он схватил ее за руку и притянул к себе. Их тела, словно два магнита, притянулись друг к другу, сплетаясь в безумном танце желания.

— Может, — прошептал он, прежде чем их губы встретились в поцелуе, горячем и безумном, словно само пламя ада. Ночь только начинала свою греховную симфонию. Ночь была жаркой, и это был не просто факт, а многообещающее начало. Скорее, танго, в котором стерты все границы приличия. Обещание, что вот-вот все пойдет к черту! Дмитрий держал сигарету до тех пор, пока пепел не обжег – ах, эта сладостная боль предвкушения! Юлия прильнула ближе, и шелк предательски соскользнул с её плеча, обнажая нежную кожу. Он провел по ней пальцем, будто оставляя угольный след на девственном пергаменте.

— Ты же знаешь, я не фанат томного ожидания, — прошептала она, играючи прикусив его нижнюю губу. Он ответил, не тратя слова попусту: схватил ее за волосы, откинув ее голову назад. Город за окном замер, как зритель на премьере, даже ветер притих, боясь вспугнуть момент.

— Прямо здесь? — спросила она, но это был скорее манифест, чем вопрос: а её руки тем временем, словно профессиональные взломщики, расстегивали его ремень. Быстро, уверенно, как хирург скальпелем. Дмитрий издал утробный рык и прижал ее к стене. Обои – ледяные касания под её спиной против ее кожи, пылающей как адское пламя. Он не стал церемониться, срывая халат целиком, лишь распахнул его полы, освобождая бёдра.

— Уверена, что готова к безумию? — спросил он хрипло, будто века не пил воды. Юлия рассмеялась – низким, утробным смехом, как тот самый мотоцикл вдали.

— Хватит этих игр в джентльмена. Вместо слов – резкий толчок, от которого она вскрикнула. Но не от боли – от победы. Наконец-то! И ночь, как и обещала, только начиналась. Теперь ее дыхание дрожало, будто она балансировала на краю пропасти. Он впивался пальцами в кожу, будто оставляя тайные знаки. Город за окном превратился в далёкий и ненужный мир, где не было места никому, кроме них. Свет фонаря резал штору, играя полосами на их телах, как кинжалы тьмы и света.

— Ты всегда такая нетерпеливая, — шепнул он, касаясь губами ее шеи, и она дернулась от его прикосновения. — Знаешь, что это со мной делает?

— Покажи, — ответила она, сжимая его воротник, пока их губы не слились в поцелуе – одновременно битве и капитуляции. Его руки скользнули ниже, и в холодном воздухе она чувствовала только его тепло. Юлия запрокинула голову, позволяя ему взять все.

— Я таю, когда теряешь голову, — выдохнула она, чувствуя, как напряжены его мускулы под её пальцами. Он не ответил, но его тело говорило за него. Каждое движение – словно он знает ее лучше, чем она сама.

— Мы только начали, — предупредил он, и она почувствовала, как бешено застучало ее сердце.

— Тогда удиви меня, — улыбнулась она, поддразнивая его. Город молчал, но им больше не нужны были его звуки. Их дыхание, стоны и шепоты – вот их новый язык. Его губы обжигали ее шею, а дыхание кружило голову. Она вцепилась в его шевелюру, притягивая ближе, чтобы он почувствовал её желание.

— Ты умеешь свести меня с ума, — прорычал он, и его руки обхватили её талию, сжав ее, словно хрупкую бабочку.

— Тогда перестань быть нежным, — прошептала она в ответ. Его глаза замерли на ней, пытаясь прочесть все мысли. Но она не дала ему времени, прильнув к его губам с жаром и настойчивостью. Он ответил так же яростно, будто она была единственной в мире. Когда его руки скользнули под халат, она почувствовала, что ткань уступает его напору, и ее кожа вспыхнула.

— Ты невероятна, — сказал он, как будто произносил клятву, и она почувствовала, как ее сердце тает от тепла. Но она не позволила сантиментам взять верх.

— Продолжай, — шепнула она, зная, что он не сможет устоять. И он продолжил. Его губы спустились к ее ключице, и она откинула голову, позволяя ему делать всё, что он хотел.

— Мы только начали, — объявил он, как неизбежный закон, и ее тело отозвалось, готовое к большему.

— Тогда не останавливайся, — сказала она с улыбкой, зная, что он не погасит этот огонь. Они танцевали вдвоем, пока за окном город спал, не подозревая о страсти, бушующей в этой комнате – мире, созданном только для них. Его зубы вонзились в нежную кожу ее плеча, и крик, сорвавшийся с ее губ, был полон не боли, а внезапного, ослепительного желания. В ответ он утробно зарычал и прижал ее к стене, так, что ее спина почувствовала холодную твердость, а тело пылало, словно охваченное пламенем.

— Хочешь, чтобы я перестал быть нежным? — его голос звучал как обещание чего-то запретного, и она содрогнулась.

— Да, — выдохнула она, впиваясь пальцами в его плечи, ощущая твердость его мышц. Его рука скользнула вниз, разрывая последние преграды, и она услышала треск рвущейся ткани, но ей было все равно. Он приподнял ее, и она обвила его бедра ногами, чувствуя его тело, напряженное, как натянутая тетива лука.

— Тогда держись крепче, — прошептал он, и в следующий миг ее захлестнула волна чувств: резкие, властные движения, от которых перехватывало дыхание. Ее ногти впились в его спину, оставляя следы, напоминание о том, как она теряла контроль.

— Еще, — простонала она, и он послушался, ускоряя ритм, пока все вокруг не закружилось. Он застонал ей в шею, и она почувствовала, как его тело дрожит, но он не останавливался, доводя ее до края безумия.

— Я тебя... — он не закончил фразу, но она поняла. И когда волна накрыла ее, она знала, что они оба погибли в этом океане страсти. Его пальцы впились в ее бедра, оставляя синяки, как доказательство ее поражения и безумия.

— Ты этого хотела, не так ли? — его голос был грубым, как песок под колесами. В ответ она лишь прикусила губу, когда он вошел глубже, резко и без предупреждения. Боль и наслаждение сплелись в одно, образуя опасную смесь. Комната кружилась. Зеркало запотело от их дыхания, но даже в этом тумане она видела себя — растрепанную, необузданную, с глазами, полными бунтарского огня.

— Смотри на меня, — приказал он, и она повиновалась, чувствуя, как ее тело плавится под его взглядом и прикосновениями. Его губы скользнули по ее ключице, оставив влажный след, затем болезненный укус. Она вскрикнула, но ее звук растворился в его поцелуе.

— Тише, — прошептал он, и его руки сковали ее запястья. Она выгнулась, когда его пальцы нащупали ту заветную точку, от которой мир готов рухнуть.

— Я не... — начала она, но он прервал ее яростным, жадным поцелуем. И затем все взорвалось. Фейерверк страсти, который осветил их обоих. Он зарычал, прижимая ее к себе так сильно, что она почувствовала, как его сердце бешено колотится, как у пойманного зверя. А затем наступила тишина. Лишь их прерывистое дыхание и треск электрической лампочки напоминали о реальном мире. Он откинулся назад, глаза полуприкрыты, губы приоткрыты в полуулыбке.

— Это было... Она не дала ему договорить, снова притягивая его к себе, желая еще большей страсти.

— Еще.

И он повиновался. Как всегда. Снова его руки коснулись ее, грубые и требовательные, словно ураган, не знающий жалости. Она вонзила ногти в его спину, оставляя багровые полосы — метки, которые он заслужил.

— Не устала? — его голос звучал насмешливо, но в глубине таил низкое, звериное рычание.В ответ она лишь ухмыльнулась, чувствуя, как его пальцы сжимают ее кожу, снова и снова заставляя дрожать от желания.

— Ты ведь знаешь, что я никогда не устану от тебя.

Комната, словно бешеная карусель, завертелась вокруг, стены содрогались в такт их стонам! Зеркало, задыхаясь в тумане страсти, отражало лишь призрачные силуэты – два вихря, сплетённых в безумном танце.Он подхватил её на руки, словно пушинку, припечатал к холодной глади стекла. Кожа взбунтовалась, прилипая к обжигающему холоду, и она выдохнула стон, в котором смешались боль и наслаждение.

– Смотри, – прошептал он, заставляя её увидеть в отражении саму суть – разбитую, но чертовски прекрасную в своей непокорности!Его зубы впились в её плечо, словно метя территорию, и крик застрял где-то в горле, превратившись в хриплый стон, когда его пальцы вновь нашли эпицентр удовольствия.

– Ты... чёрт... – голос дрогнул на грани срыва, когда волна накрыла её с головой, более яркая, более острая, словно тысяча искр взорвалась под кожей.Он не давал ей передышки, двигаясь дерзко, беспощадно, словно хотел выжать из неё последнюю каплю безумия.

– Ты моя, – прошептал он. И в этом шепоте звучал приговор – сладкий и неизбежный.Она не спорила. Зачем спорить с очевидным?Потому что это была правда, выжженная на коже, вытатуированная на сердце.А потом – блаженная тишина.Лишь два сердца, бьющихся в унисон, и тени на стене, сплетённые в один ненасытный силуэт – вечное отражение их страсти. Она потянулась к нему, губы горели, тело дрожало, требуя продолжения банкета.

– Ещё. И мир вокруг взорвался, как фейерверк, рассыпаясь миллионами огненных осколков. Он не отпускал её даже тогда, когда их тела, наконец, разъединились, словно боялся, что она испарится, растает в воздухе, как утренний туман. Его пальцы, ещё влажные от её сока, скользнули по её шее, оставляя следы, которые она ощущала каждой клеткой, каждым нервом.

– Ты такая красивая, когда вся в меня, – его голос был низким, почти шёпотом, обволакивающим, как тёплый мёд, но каждое слово врезалось в её сознание, как удар молнии. Она рассмеялась, горько и сладко одновременно, этот смех – гремучая смесь триумфа и капитуляции, чувствуя, как её тело до сих пор пульсирует от его прикосновений.

– А ты такой похож на тирана, – ответила она, ловя его взгляд, полный дерзости и вызова, словно играя с огнём! Он не ответил. Вместо этого его руки снова нашли её бёдра, сжали крепко, до боли, подняли её, словно она была невесомой пёрышком. Он поставил её на стол, с которого тарелку давно уже смахнули на пол – к чертям формальности! Вино разлилось по полу, как кровь, создавая живописный беспорядок, но ему было плевать на этот арт-хаус.

– Ты хочешь ещё? – его голос был как бархат, но в нём чувствовался отблеск стали. Ох, этот сладостный садизм!

– Ты знаешь ответ, – прошептала она, чувствуя, как её ноги сами обвивают его талию, притягивая его ближе, превращаясь в единое целое. Его губы нашли её шею, зубы слегка прихватили кожу, и она застонала, предвкушая знакомую бурю, чувствуя, как волна безумия накрывает её вновь. Его руки скользнули под её бёдра, приподняли её, и он вошёл в неё снова, резко, без предупреждения, словно дикий зверь, возвращающийся на свою территорию.

– Смотри на меня, – прошептал он, и она почувствовала, как её глаза открываются сами собой, хотя она и не осознавала, что закрыла их. Он был повсюду – в её теле, в её дыхании, в её мыслях. Он поглотил её целиком, без остатка.

– Ты моя, – повторил он. И это уже не было просто словами, брошенными на ветер. Это был закон, высеченный на скрижалях её души.