Лекция тянулась мучительно долго. Солнечный свет, льющийся из высокого окна, казался насмешкой, освещая пылинки, танцующие в душном воздухе. Джейн сидела с идеально прямой спиной. Она чувствовала себя голым нервом, обнаженным и гиперчувствительным.

И самое главное — она чувствовала его. Саймона. Ее друг детства сидел справа от нее, Джейн ощущала тепло его бедра рядом со своим и это сбивало всю ее сосредоточенность.

— Джейн, эй, мелкая, прием!

Она вздрогнула, оторвавшись от конспекта, в котором уже несколько минут бессмысленно выводила закорючки на полях. Саймон смотрел на нее в упор, его доброе, открытое лицо озаряла улыбка, но в глазах читалась легкая озабоченность.

— Ты как? Ты сегодня какая-то отстраненная. Тише мыши, прости за сравнение.

Его шутка, обычно вызывающая у нее улыбку, сейчас уколола больно и точно. Мышь. Загнанная в угол.

— Я в порядке, — ее голос прозвучал хрипло, и она прочистила горло. — Просто не выспалась. Опять соседи музыку слушали.

— Этот идиот Коул? — брови Саймона нахмурились. — Я могу сходить, поговорить с ним. Вежливо, конечно.

— Нет! — ее ответ прозвучал резче, чем она планировала. Она видела, как он нахмурился еще больше, и поспешила смягчить тон. — Нет, Сайм, не надо. Не стоит связываться. Он… не стоит того.

— Но если он тебе мешает… — он потянулся, чтобы положить свою большую, теплую руку на ее, но Джейн инстинктивно отдернула кисть, делая вид, что поправляет прядь волос. Его рука замерла в воздухе, и он медленно убрал ее.

Неловкое молчание повисло между ними. Джейн чувствовала, как по ее шее ползет предательский румянец. Его забота, его искреннее желание помочь — все это было таким чистым. Таким далеким от грязной реальности, в которой она теперь существовала.

— Просто завал с проектом, — солгала она, глядя в сторону, — И… эти таблетки от головной боли. Врач предупреждал, что может быть рассеянность.

— Может, отменить их? Выглядишь не очень. Бледная.

25 тысяч долларов, Саймон. Он заставил меня встать на колени.

— Все в порядке, — она собрала вещи, вставая, ноги были ватными. — Мне просто нужно в библиотеку. Увидимся позже.

Она не дала ему возможности ответить, почти бегом выскочив из аудитории. Ее тело было напряжено, как струна. Облегчение, дарованное ей утром в кабинете Мердока, таяло с каждой секундой, уступая место знакомому, коварному жару. Она шла по коридору, и ее бедра, казалось, жили своей жизнью, походка стала разболтанной, чувственной. Она ловила на себе мужские взгляды — любопытные, оценивающие — и ей хотелось одновременно сгореть от стыда и… и что? Подойти ближе? Почувствовать грубую силу их рук?

В голове пронеслись обрывки фраз Мердока: «Реакция развивается быстрее… происходит кумулятивный эффект…»

Она толкнула дверь в женский туалет. Прохладный кафель, запах хлорки. Пусто. Джейн плеснула несколько раз в лицо ледяной водой, пытаясь остудить пылающие щеки. В отражении она увидела не себя. Она увидела незнакомку — с темными, блестящими глазами, алыми, будто после поцелуев, губами. Ее грудь высоко поднималась и опускалась в такт учащенному дыханию.

— Держись, — прошептала она своему отражению. — Просто держись.

Но тело не слушалось. Жар нарастал, превращаясь в пульсирующую, навязчивую боль желания. Она сжала раковину. Мысли путались. Образ Саймона смешивался с холодной маской Мердока. Стыд заглушался волной грязной, животной потребности.

Она резко повернулась и выбежала из туалета, не видя ничего перед собой. Ей нужно было уйти. Спрятаться. Найти выход этому напряжению, пока оно не разорвало ее изнутри.

И тут она врезалась во что-то твердое и упругое. Сильные руки схватили ее за плечи, чтобы удержать от падения. От тела, пахнущего свежим потом и дешевым дезодорантом, исходила волна тепла. Она подняла глаза.

Коул. Он смотрел на нее сверху вниз своим насмешливым, томным взглядом. Его светлые волосы были растрепаны, как всегда, а мятая серая футболка обтягивала рельефный торс.

— Слепая, что ли? — проворчал он, и его руки тотчас разжались, отпуская ее. На его губах играла та самая ухмылка, которая всегда выводила ее из себя. — Боже, Доу, Ты выглядишь отвратительно. Перебухала вчера? Или заразилась какой-то дрянью?

— Не твое дело, дебил, — прошипела она, пытаясь придать голосу хоть каплю привычной твердости, но он звучал сдавленно и хрипло.

— А куда ты так мчишься? — он склонил голову набок. — К своему пай-мальчику Саймону? Чтобы он напоил тебя чаем и слюнки вытер?

— Оставь меня в покое, Коул, — ее голос сорвался, — Просто… отстань.

— А я разве стою на твоем пути? — он развел руки в стороны, демонстративно делая шаг к стене коридора, но его ухмылка стала только шире. — Просто наслаждаюсь зрелищем. Обычно ты хоть пытаешься выглядеть прилично. А сегодня… — он свистнул. — Жалкое зрелище.

— Ты просто невыносимый говнюк, — огрызнулась она, пытаясь обойти его. Ее колени подкашивались. — Мозгов хватает лишь на тупые оскорбления.

— О, смотри-ка, язычок еще не отнялся, — он скрестил руки на груди, наблюдая, как она пытается сохранить равновесие. — Ладно, убогих не добиваю. Ковыляй куда шла, истеричка.

— Иди к черту, Коул, — бросила она через плечо, уже отходя.

Коул рассмеялся — коротко и сухо. Она не обернулась, ускорив шаг. Его смех, низкий и неприятный, еще долго преследовал ее по коридору, сливаясь с гулом в ушах и пульсирующим жаром в крови. Он ничего не понял, просто издевался, как всегда. И почему-то эта мысль была почти утешительной. Потому что альтернатива — что он мог увидеть правду, — была бы невыносима.

***

Дверь захлопнулась, и в крошечной комнате воцарилась гнетущая тишина, которую нарушало лишь частое, неровное дыхание Джейн. Сопротивление было бессмысленно, она чувствовала это каждой порой своей горячей кожи. Желание, как ядовитый плющ, оплело ее изнутри, сжимая внутренности и затуманивая разум.

Джейн приняла душ, переоделась в домашнее. Но мысли упорно возвращались к тому, от чего следовало бы бежать. К властным, холодным рукам доктора Мердока. К тому, как эти руки держали ее за бедра, к грубым, методичным толчкам, от которых ее тело вздрагивало в экстазе. К памяти о его большом, напряженном члене, скользившем по ее губам, и о солоноватом вкусе его смазки, который она ненавидела, но который теперь заставлял ее плоть гореть. Ей было мерзко и стыдно до слез, но между ног от этих воспоминаний тут же возникала влажная, пульсирующая пустота, требовавшая заполнения.

С обреченным стоном она сбросила с себя пижамные шорты и трусики. Она повалилась на кровать, и пружины жалобно заскрипели. Откинувшись на изголовье, Джейн раздвинула ноги, обнажив смуглую, аккуратную вульву, которая теперь была вся взбухшая и алая от прилива крови.

Пальцы сами нашли путь к ее киске. Они скользнули по всей длине щели, от напряженного бугорка клитора до влажного, пылающего входа. Она закусила губу, чувствуя, как ее тело изгибается в дугу от этого простого прикосновения. Ее пальцы были щедро смазаны ее же соками, липкими и тягучими. Она раздвинула половые губы, обнажив розовую, нежную плоть, и принялась водить по ней кругами, сосредоточившись на набухшем, невероятно чувствительном клиторе. С каждым движением волна удовольствия накатывала все сильнее, заставляя ее бедра непроизвольно подрагивать.

Другая рука залезла под футболку, сжала упругую грудь. Ее пальцы грубо щипали и теребили затвердевший сосок. Боль смешивалась с наслаждением, создавая извращенный коктейль, который лишь подстегивал ее возбуждение.

— Ах... черт... — вырвалось у нее хриплым, чужим шепотом.

Но этой игры было мало. Ее внутренности болезненно ныли от пустоты, сжимались в спазме, требуя грубого, растягивающего заполнения. Без лишних раздумий, с почти животной яростью, она вогнала в свою дырочку два пальца, до самого основания. Горячая тесная плоть влагалища тут же сомкнулась вокруг них, плотная и обжигающе влажная. Она застонала громко и бесстыдно, ее голова запрокинулась на подушку.

Она начала яростно трахать себя пальцами, вгоняя их внутрь и вытаскивая с мокрым, пошлым чмоканием. Ее ладонь давила на клитор, растирая его быстрыми, неистовыми движениями. Звуки ее похоти — тяжелое дыхание, влажные шлепки ладони о ее киску, приглушенные стоны — наполняли комнату. Она потеряла всякий стыд. Осталась только самка, ищущая освобождения. Похотливое животное, добивающееся своей разрядки любым способом. Ее бедра двигались в такт ее пальцам, ее тело извивалось на скомканных простынях, полностью отдавшись волне грязного, сладкого, всепоглощающего саморазрушения.

Настойчивый, грубый стук в дверь врезался в ее сладкий бред, как удар топора. Джейн замерла, пальцы все еще глубоко внутри, все тело напряглось в один миг. Стыд, острый и обжигающий, накатил мгновенно, смыв все следы наслаждения. Ей стало жутко, до тошноты отвратительно.

Стук не прекращался.

— Эй, Доу! Открывай! Я знаю, что ты там!

Джейн закатила глаза, сгорая от унижения и ярости. Голос был низким, раздраженным и до боли знакомым. Коул.

Сердце колотилось где-то в горле. Она резко вытащила пальцы, липкие и горячие, вскочила с кровати. Дрожащими руками она опустила футболку, скрывая набухшие соски, и поспешно натянула шорты, едва не падая от дрожи в ногах. Провела ладонями по растрепанным волосам, стараясь скрыть хаос ее безумия, и сделала несколько глубоких, прерывистых вдохов, пытаясь унять пылающие щеки и бешеный ритм сердца.

Она рванула дверь, распахнув ее с недовольным, яростным рыком.

— Чего тебе?!

Коул стоял, небрежно оперевшись о косяк двери, заполняя собой все пространство. Он был так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его насмешливые глаза сразу же принялись изучать ее: раскрасневшееся лицо, взъерошенные волосы, искусанные губы, грудь, все еще вздымающуюся в попытке отдышаться.

Уголок его рта медленно пополз вверх.

— Что, помешал? — его голос был сладким, как яд.

— Отстань, Коул, — она огрызнулась, чувствуя, как жар стыда заливает ее с новой силой. — Чего приперся?

Он сделал вид, что возмущен, театрально вздохнув.

— Твоя проклятая мультиварка опять сошла с ума. Дымит, как паровоз. Вся кухня в дыму.

И тут у Джейн сорвало предохранители. Внутри забурлила ярость, чистая, ясная, затмевающая даже остатки стыда.

— Ты что, совсем охренел?! — прошипела она, сжимая кулаки. — Я же говорила, не трогать мои вещи, придурок!

Пока она говорила, взгляд Коула скользнул за ее спину, вглубь комнаты. Он замер, его глаза прищурились, уловив на полу, рядом с кроватью, маленький комочек ткани — ее сброшенные трусики. Ухмылка Коула стала еще шире.

— А я смотрю, ты времени зря не теряешь… — начал он язвительно.

Но Джейн не дала ему договорить. Волна гнева, смешанного с диким желанием скрыть свой позор, накрыла ее с головой. Она резко толкнула его в грудь, заставив сделать шаг назад, выскочила в коридор и с размаху захлопнула дверь.

— Заткнись и иди показывай, что ты там натворил! — рявкнула она, с силой хватая его за рукав толстовки.

Она потащила его по коридору к кухне, не обращая внимания на его саркастическое хмыканье. Ее ярость была единственным щитом, защищавшим ее от всепоглощающего стыда.

Они ворвались на общую кухню, и Джейн чуть не задохнулась. Воздух был густым, едким и сизым от дыма. В помещении было пусто, и это было единственным благословением. В центре этого хаоса, на столе, стояла ее мультиварка. Она не просто дымилась — она бушевала. Яростное, громкое бульканье вырывалось из-под крышки, а из клапана выбивался шипящий пар.

— Господи! — выдохнула Джейн и метнулась к прибору.

Коул стянул толстовку, оставаясь в одной футболке, и рывком распахнул настежь окно. Холодный воздух ворвался в комнату.

Джейн дернула шнур из розетки, схватила ближайшее полотенце и, обжигая пальцы, подцепила им раскаленный чан. Из него выплеснулась мутная, кипящая жидкость. Капли упали на раскаленные нагревательные панели, и мультиварка злобно зашипела, выпустив новый клуб едкого дыма.

— Коул, доску, быстро, идиот! — рявкнула она, едва удерживая тяжелую кастрюлю с непонятным булькающим варевом.

Он с преувеличенной медлительностью, протянул ей разделочную доску. Джейн с грохотом водрузила на нее чан и отшатнулась, тяжело дыша. Грудь вздымалась от ярости и усилия.

Коул подошел ближе, заглянул в мутную жижу внутри чана и скривил губы в насмешливой ухмылке.

— По-моему, вышло весьма… атмосферно.

Это была последняя капля. Вся ее неудовлетворенность, весь стыд, вся накопленная ярость вырвались наружу.

— Ты что, и правда дебил?! — ее голос сорвался на визг. — Это моя вещь! Я тебе сто раз говорила не лезть к моим вещам! Ты неспособен даже еду разогреть, тупой, бестолковый…

Она не помнила себя. Схватив мокрое полотенце, она принялась хлестать его по плечам, по груди, по лицу, не следя за силой ударов.

— Убирайся! Убирайся к черту! Конченый придурок!

Коул сначала смеялся, уворачиваясь и парируя ее удары саркастичными комментариями.

— Ого, какая горяченькая! — Он отбил один удар предплечьем. — Успокойся, Доу, это всего лишь суп.

— Это не суп! Это помои, которые ты сварил в моей мультиварке! — еще удар, теперь по плечу. — Придурок! Кретин! Ненормальный!..

Но когда полотенце со свистом хлестнуло по шее, его терпение лопнуло. Лицо Коула мгновенно стало серьезным, насмешка исчезла. Он сделал резкий шаг вперед, поймал ее запястья ловким движением, болезненно заломил ей руки за спину и притянул к себе так резко, что она врезалась лицом в его грудь.

Джейн оказалась в ловушке. Ее руки были скручены за спиной, тело прижато к его торсу. Она пыталась вырваться, но он был невероятно силен. Она могла только дышать в ткань его футболки, часто и прерывисто.

— Успокоилась? — прошипел он, и его голос был низким и опасным.

Джейн запрокинула голову, чтобы крикнуть ему в лицо, но слова застряли в горле. Они стояли вплотную. Она чувствовала каждый его мускул, жар его кожи, исходящий через тонкую ткань. Его руки, сковывающие ее, были одновременно и болью, и… опорой. Его мужской, дикий запах ударил ей в голову. И к своему ужасу, своему глубочайшему стыду, она почувствовала, как то самое неутоленное, постыдное желание, укрощение которого он так грубо прервал, снова вспыхивает в ней с новой, сокрушительной силой. Оно пожирало ее ярость, трансформируясь в нечто иное. Ее тело сладострастно откликалось на эту грубую силу, на эту навязанную близость.

Она смотрела в его насмешливые, изучающие глаза, и не могла отвести взгляд.

Джейн прерывисто и часто дышала. Позорный румянец заливал ее щеки, растекался по шее, уходя под футболку. Она дернулась, пытаясь высвободить запястья, но его хватка была словно из стали. И, что было самым ужасным, Коул, казалось, и не думал отпускать. Он чувствовал каждую дрожь, пробегавшую по ее телу, каждое предательское биение ее пульса.

— Ах, отпусти, придурок! — выдохнула она, но в ее голосе уже не было прежней ярости, только смущенная, беспомощная дрожь.

— Ну-ну, спокойно, психопатка, — его голос стал низким, вкрадчивым, он наклонился чуть ближе, и его дыхание коснулось ее губ. — Сначала дерешься, а теперь дрожишь. Интересная трансформация. Тебе это нравится, да? Когда тебя прижимают покрепче?

— Заткнись, Коул, — прошипела она, пытаясь отвести взгляд.

— Ну и нрав, — тихо прошипел он, его губы почти касались ее кожи. Он сделал маленький шаг вперед. Она, повинуясь давлению, была вынуждена сделать шаг назад. — А я-то думал, ты просто истеричка. А ты, оказывается… — он сделал еще шаг, и она снова отступила, — просто не знаешь, куда девать всю эту энергию.

Он заметил. Конечно, заметил. Как ее зрачки расширились, вбирая в себя весь свет. Как ее дыхание, сначала гневное, стало сбивчивым и глубоким. Что-то хитрое, понимающее и безжалостное, промелькнуло в его насмешливых глазах.

— Отстань, Коул… — выдохнула она, но в ее голосе не было прежней силы, только хриплая, беспомощная мольба.

— Отстать? — он фальшиво удивился, продолжая свое медленное, неумолимое наступление. — Но я же только пытаюсь помочь. Вижу, человек перегрелся. Нужно… охладить.

Он толкнул ее вперед. Ягодицы Джейн беспомощно ударились о столешницу. Прежде чем она успела сообразить что-либо, он оказался вплотную, втиснувшись между ее ног. Его бедра прижались к ее тазу, и она замерла, почувствовав через тонкую ткань шорт жесткую мощь его возбуждения. Ее собственное тело отозвалось огненной волной, заставив сжаться низ живота.

— Вот так-то лучше, — его голос стал густым, низким, без единой нотки насмешки. Одна его рука все еще сковывала ее запястья, прижимая их к ее пояснице, а другая уперлась ладонью в столешницу рядом с ее бедром, замыкая ее в клетке из своих рук.

Он наклонился так близко, что его дыхание, теплое и учащенное, смешалось с ее собственным.

— Скажи, Джейн, это я так на тебя воздействую? — он медленно, почти невесомо, провел губами по ее горячей щеке, заставив ее содрогнуться. — Или ты всегда такая… готовая?

— Замолчи… — прошептала она, закрывая глаза, но ее бедра сами собой, предательски, подались навстречу его тазу в поисках давления, трения, чего угодно.

— Ага, — он хрипло рассмеялся, и его зубы легонько защекотали ее мочку уха. — Не хочешь говорить. Тогда давай посмотрим.

Его свободная рука скользнула на внутреннюю сторону ее бедра, прямо под шортики. Он провел пальцами по нежной коже, горячей и влажной, так близко к тому месту, где все ее существо кричало о потребности, но не касаясь его.

— Видишь? — он дышал ей в шею, его голос был приглушен ее пылающей кожей. — А я всего лишь прикоснулся. Что же будет, если я… — он резко выдернул руку и, почти грубо, прижал ладонь к самому центру ее промежности, через ткань шорт. Джейн задохнулась в сдавленном похотливом стоне. Ее тело выгнулось, полностью отдаваясь на волю его руки.

— …пойду дальше?