Эта история произошла совсем недавно, и я услышала ее при странных обстоятельствах. Мы сидели на курорте, в уютном баре у кромки прибоя, парыми, я и мой спутник, и они — молодая, приятная пара, с которыми мы случайно разговорились за ужином. Воздух был теплым и соленым, вино лилось рекой, и постепенно наш разговор, как это часто бывает, свернул на опасные, пошлые, пикантные рельсы. А вы знаете, я обожаю такие истории. Не те, что ради грубости, а те, что обнажают потаенные струны человеческой души, те самые, о которых в приличном обществе не говорят. Я как губка впитывала каждое их слово, каждую деталь, и вот что они мне поведали. Их имена не важны, они рассказывали не о себе, а о девушке по имени Мира. Мира родилась в скромном, пыльном рабочем городке, где жизнь измерялась гудками завода и сменами. Ее история началась с трагедии, отца посадили, когда она была еще в утробе матери, и там, за решеткой, он и умер, так и не успев взглянуть на свою дочь. Мать, Ольга, одна, как могла, растила девочку, окружая ее такой заботой и нежностью, что казалось, они вдвоем существуют в неком хрустальном коконе, отгороженном от суровой реальности.

И у нее это получилось. Девочка с очаровательным, говорящим именем Мира действительно озарила этот серый мир своей невинностью, добротой и простодушием. Она была похожа на полевой цветок, проросший сквозь асфальт, хрупкий, но удивительно стойкий. За ее светлыми косами и большими, доверчивыми глазами бегала половина местных парней, но Мира стеснялась, краснела и прятала взгляд. Она боялась отношений, бессознательно выстраивая стену между собой и миром грубых мужских ухаживаний. Ей было уже 20 лет, но в ее комнате на полках все еще стояли фигурки диснеевских принцесс, и по вечерам она любила пересматривать старые сказки, веря, что где-то там существует ее принц на белом коне. И было бы жестоко, если бы этот мир ответил ей отказом. И чудо случилось. Принц появился. Его звали Елисей. Судьба, ирония или просто игра случая, но в этом заброшенном богом рабочем городке встретились две души с дивными, чуждыми этим местам именами: Мира и Елисей. Он был спортивным, подтянутым парнем с ясным взглядом, таким же добродушным и чистым, как и она. Елисей рос без матери, она ушла из жизни, когда он был совсем мал, и его воспитывал отец. Это общее сиротство, пусть и разное, стало первой ниточкой, связующей их. Они находили в друг друге отголоски собственных душ — тихих, мечтательных, немного одиноких. Их дружба, полная долгих прогулок, шепота в сумерках и совместного молчания, очень быстро переросла в нечто большее, глубокое и настоящее.

Все вокруг завидовали этой паре. Идеальные дети рабочей окраины: он — спортсмен-отличник, подающий надежды боксер, она — красавица-умница, идущая на красный диплом в местном техникуме. Они были тем светлым пятном, на которое приятно было смотреть, которое давало надежду, что и здесь, среди дыма и металла, может расцвести что-то прекрасное. Отец Елисея, Владимир Иванович, был человеком-скалой. Высокий, под два метра ростом, с густыми черными волосами, в которых уже пробивалась благородная седина, и пронзительными карими глазами. Он служил в армии, и военная выправка, серьезность, даже суровость, стали его второй натурой. Он почти никогда не улыбался. Казалось, все его эмоции остались там, в далеком прошлом, вместе с любимой женой, память о которой он пронес через всю жизнь. Владимир Иванович был спортивным фанатиком, гири, штанги, бег, лыжи — не было вида спорта, в котором он не мог бы показать выдающийся результат. В свои без пяти минут пятьдесят он выглядел так, что иные тридцатилетние могли бы ему позавидовать: рельефные мышцы, подтянутое тело, уверенные движения.

Друзья не раз пытались сосватать его, но он был упрям, как скала, и хранил верность только своей покойной жене. Поговаривали, правда, что частенько он заходил на чай к медсестрам в санчасть, но это были лишь слухи, не подтвержденные ничем. Сложно было представить этого сурового исполина в роли ловеласа. Но, уверена, такой видный мужчина не был одинок, просто свои встречи, если они и были, он тщательно скрывал. Так сложилось, что для повышения в звании Владимиру Ивановичу пришлось сменить насиженное место в большом городе и переехать наводить порядок в расхлябанную воинскую часть в том самом городке, где жила Мира. Собрав нехитрые пожитки и заперев квартиру с твердым желанием как можно скорее вернуться назад, но уже в новом звании, Владимир Иванович с сыном сели на поезд. Уже на следующий день они раскладывали вещи в казенной, пахнущей побелкой и старым линолеумом служебной квартире. Елисей, в отличие от отца, быстро свыкся с новым местом. Он нашел друзей в местной боксерской секции и с головой ушел в тренировки. Бокс был его страстью, в нем он достиг немалых успехов, но, парадоксально, драться на улице он не любил. Все конфликты предпочитал решать спокойно, словами, за что его и уважали.

Отношения Елисея и Миры уже перестали быть просто романтическими — они стали необходимостью, кислородом. И вскоре, никому не сказав, тихо и без пафоса, они расписались в местном ЗАГСе. Сделали они это не из-за беременности или давления, а чтобы почувствовать себя взрослыми, сделать свое первое, настоящее, самостоятельное решение. Родители, узнав, не возражали, а наоборот, были счастливы. Мама Миры, Ольга, со слезами на глазах благословила дочь и отпустила из своего гнезда. Елисей, обладая врожденной мужской гордостью, наотрез отказался жить у тещи. Ему казалось это постыдным. Он, не раздумывая, устроился на сталелитейный завод, тот самый, градообразующий гигант, что кормил почти весь город. Работа была адская, безостановочная, посменная. Сутки работаешь — двое отдыхаешь. Возвращался Елисей домой вымотанный, покрытый слоем пыли и металлической стружкой, и единственным его желанием было рухнуть в кровать и спать. Перед приездом невестки Владимир Иванович, используя свои связи, пытался выбить для молодых отдельную квартиру, но ему мягко дали понять, что это будет воспринято в штыки другими офицерами. В итоге ему удалось добиться лишь замены на квартиру побольше, с дополнительной изолированной комнатой для молодоженов. Сам же он мечтал лишь об одном, поскорее выполнить свою миссию, получить звание и вернуться в большой город, к привычной жизни и возможностям.

В день переезда в новую квартиру Мира с мамой наготовили гору пирогов. Вечером, после того как коробки были разобраны, они сели за праздничный стол. Было немного тесно, но по-семейному уютно. Владимир Иванович, слегка смущенный присутствием двух женщин, откашлялся и встал с рюмкой.

— Поздравляю с новой семьей и с переездом. Желаю всем всех благ. Горько! — его тост был по-военному лаконичен и прост.

Мира, вся вспыхнув, по-девичьи стесняясь, чмокнула Елисея в щеку и, опустив глаза, принялась перебирать пальцами край скатерти. Посидев еще немного, мама Миры, Ольга, стала собираться домой. Впервые за долгие годы она возвращалась в квартиру, в которой не будет ее дочери. Но Мира знала, ее отъезд это не только грусть разлуки, но и шанс для матери начать новую жизнь. За Ольгой давно и преданно ухаживал их сосед, дядя Гриша. Простой рабочий с того же завода, он стал для их семьи тем мужчиной, который всегда придет на помощь, то кран починить, то полку повесить. У него была своя, незавидная судьба. В молодости, выпив, он пошел за сигаретами, к нему привязались гопники, завязалась драка. Он толкнул одного, тот поскользнулся, упал головой о бордюр и мгновенно умер. Дядю Гришу осудили, жена тут же подала на развод, детей у них не было. После тюрьмы он с трудом устроился на завод и вел тихую, затворническую жизнь. Все сторонились бывшего зэка, но Ольга знала его с детства и помнила добрым пацаном. Она помогала ему, готовила еду, поддерживала, не давая утонуть в пучине бытовухи и отчаяния после заключения. Дядя Гриша был ей безмерно благодарен. Мира видела, как он смотрит на мать, видела теплоту в его глазах, но Ольга боялась, что дочь осудит ее, и не позволяла мужчине переступать грань дружбы.

В самую первую ночь в новой квартире Елисею пришлось уйти на свои суточные смены на завод. Мира осталась одна в чужом, еще не обжитом пространстве со свекром. Волнение сдавило горло. Владимир Иванович, не привыкший к постоянному присутствию женщины в доме (сын-то пропадал то на тренировках, то на работе), вел себя как обычно. Он расхаживал по квартире по старой привычке в одних трусах и с голым торсом.

И вот тут началось то, что перевернуло всю ее маленькую, упорядоченную вселенную. Их первая вечерняя встреча на кухне врезалась в ее сознание. Она не была готова видеть мужчину так близко, в таком откровенном виде. Владимир Иванович, стоя спиной к ней, пил воду прямо из кувшина, запрокинув голову. Мускулы на его спине играли при каждом глотке. Капли воды стекали по его мощной шее, падали на загорелую грудь, покрытую темными волосами, и устремлялись вниз, оставляя влажные темные следы на ткани трусов. А трусы... они были похожи на обтягивающие боксеры. И в них, как скульптура под покрывалом, четко и недвусмысленно выделялся крупный половой орган. Нет, он не был возбужден. Он был в состоянии полного покоя. Но его размеры, его очертания, сама мощь, угадывающаяся под тонкой тканью, внушали нечто среднее между ужасом и трепетом. У Миры уже был секс с Елисеем, они любили друг друга, но его достоинство было куда скромнее отцовского. Девушка почувствовала, как по ее щекам разливается горячий румянец, но не могла оторвать взгляд.

Это рассматривание не осталось незамеченным. Владимир Иванович, почувствовав на себе ее взгляд, обернулся. Его опытный взгляд мгновенно оценил ситуацию, растерянная, алая невестка и его собственный полуголый вид. Ни слова не сказав, с каменным лицом, он быстро вышел из кухни, оставив Миру наедине с бьющимся сердцем и ватными ногами. Мира не понимала, что за странное чувство овладело ею. Вид взрослого, зрелого, мощного мужчины, его почти животная, первобытная сила не выходили из головы. Раньше она воспринимала свекра как нечто абстрактное — отец Елисея, старший, почти старик. Теперь это представление рухнуло, разбившись о реальность его мускулистого тела и того, что скрывалось в его трусах. В нем не было ничего старого. В нем была сила, угрожающая и манящая одновременно. Уснуть не получалось. Мысли путались, образ полуголого Владимира Ивановича стоял перед глазами, заставляя кровь приливать к щекам и странно теплеть низ живота. Стыд и любопытство вели внутри нее яростную войну. Встав с кровати, она вспомнила, что так и не попила воды, и на цыпочках отправилась на кухню. Возвращаясь обратно по темному коридору, она проходила мимо спальни свекра. Дверь была приоткрыта, и оттуда доносился ровный, громкий храп. И тут темная, доселе дремавшая сторона ее натуры, та, что таилась в глубине этой невинной души, шепнула ей: «Загляни».

Сердце заколотилось где-то в горле. Мира, затаив дыхание, прикоснулась пальцами к створке двери и отодвинула ее еще на сантиметр. В спальне горел прикроватный светильник, отбрасывая мягкий свет. Владимир Иванович лежал на спине, одна рука была закинута за голову, в другой он все еще сжимал раскрытую книгу, видимо, уснул за чтением. Но самое шокирующее было не это. Он не укрывался. Лежал в тех же самых трусах-боксерах. И неизвестно, что ему снилось, но его член, тот самый, что поразил ее днем, теперь был в состоянии полной, мощной эрекции. Большая, упругая головка, темно-бордовая и влажная на вид, наполовину выскользнула из-под резинки трусов, нагло и демонстративно выставляя себя напоказ. Он казался огромным, почти нереальным, членом разгневанного бога.

Мира застыла на пороге, не в силах пошевелиться. Ее охватила паника, смешанная с порочным, запретным интересом. Она слышала, как в ушах шумит кровь. Это было неправильно, грязно, грешно... но невероятно возбуждающе. Ей хотелось убежать, но ноги будто приросли к полу. Она не могла оторвать глаз от этого зрелища, от этой грубой, животной правды, так контрастирующей с ее диснеевскими сказками. Вдруг храп прервался. Владимир Иванович крякнул во сне, и его свободная рука небрежно опустилась на промежность, ладонь легла на возбужденную плоть, словно проверяя, все ли на месте. Мира ахнула, беззвучно, только губами. Она отпрянула от двери и, как тень, метнулась в свою комнату, замирая за дверью и прислушиваясь к стуку собственного сердца, готового выпрыгнуть из груди. Она рухнула на кровать, накрылась с головой одеялом, но перед глазами все стоял тот образ, мощное тело, сильная рука и... он.

Привет мои "извращенцы" начала писать новую историю. Если нравится и хотите продолжения проголосуйте оценкой.

Чтобы не пропускать выходы моих рассказов подписывайтесь на ТГ канал (https://t.me/cuckoldpornstory), ничего лишнего, только анонсы рассказов.