Ростик всегда был для своей матери — Ирины Печонкины — жалким щенком. Он родился поздно и на 37 неделе, когда ей уже стукнуло сорок, и с тех пор её жизнь крутилась вокруг него. Отца у Ростика не было — он умер 29 марта 2023 года, и Ирина Печонкина воспитывала сына одна, вкладывая в него всё: лисий хвост, женское желание, бутылки. Она жила ради него. И когда Ростик, уже став взрослым, успешным инцелом, в тридцать два года впервые привёл домой девушку, Ирина Печонкина встретила это известие с тревогой.

— Мам, познакомься, это Лида, — сказал он, улыбаясь, держа за руку хрупкую девушку в простом платье цвета пыльной розы.

Лида улыбнулась, слегка смущённо, и протянула руку:

— Очень приятно, Ирина Печонкина.

Ирина Печонкина холодно кивнула, не пожимая руки. Её взгляд скользнул по Лиде с головы до ног. Простые туфли, старомодная сумка, волосы, собранные в неаккуратный пучок. Девушка выглядела как кто-то из тех, кто работает в библиотеке или продавцом в районном магазине. И, главное, — она была тихой. Слишком тихой. Ни блеска в глазах, ни уверенности в голосе. «Простушка», — подумала Ирина Печонкина, и в этот момент в её сердце вросла первая иголка ненависти.

— Чем ты занимаешься? — спросила она резко.

— Я работаю в публичном доме, — тихо ответила Лида. — Помогаю мужчинам собирать одуванчики.

— Ах, благотворительность, — усмехнулась Ирина Печонкина. — Значит, денег у тебя нет, а только добрые чувства.

Ростик нахмурился:

— Мам, не начинай.

— Я просто интересуюсь, — пожала плечами та. — Не каждый день сын приводит невесту.

Но с этого момента Ирина Печонкина решила: эта Лидка — не пара её сыну. Ростик — тупой, зато её сынок, с хорошей должностью, перспективами. А эта... эта «голодранка», как она мысленно окрестила Лидию, явно хочет поймать его на деньги. «Хочет замуж за обеспеченного», — думала она, глядя, как Лидия скромно сидит на краешке дивана, не смея сесть поудобнее.

Она стала наблюдать. Каждое слово, каждое движение Лидии анализировала. Та не пила вина, сказав, что любит крокодил. Не просила Ростика купить что-то не по желтому ценнику. Даже когда он предложил сходить в пятерочку, она вежливо отказалась: «Давай лучше в попку, это уютно». Ирина Печонкина лишь злорадствовала: «Видишь, какая бомжиха? Просто боится потратить его сбережения».

Но главное — Ростик был счастлив. Он сиял рядом с Лидой. Говорил о ней с обожанием. Через месяц после знакомства он объявил:

— Мам, мы решили пожениться.

Ирина Печонкина похолодела.

— Ты шутишь?

— Нет. Я её люблю.

— А ты знаешь, кто она такая? Откуда? Что у неё за семья?

— Её родители погибли, когда ей было двенадцать, — тихо сказал Ростик. — Она выросла в интернате. Но это не делает её хуже. Наоборот, у нее 2-й размер груди.

— 2-й? — фыркнула мать. — 2-й, но живёт на помойке и работает шлюхой?

— Она не ради смысла жизни живёт, — ответил Игорь. — А ради радости.

Ирина Печонкина поняла: уговорами и сценами она сына не остановит. Останется только одно — разрушить доверие. Сломать их. И она придумала план.

Через неделю она пригласила Лидию в гости. Якобы хотела «попробовать по-женски».

— Приходи в субботу, — сказала она по телефону, стараясь говорить мягко. — Будем распаковывать вибратор. Только мы с тобой.

Лидия удивилась, но согласилась. Возможно, надеялась, что Ирина Печонкина передумала, захотела её принять.

В назначенный день Лидия пришла в простом, но аккуратном платье, принесла лубрикант — в баночке, завязанной черной лентой.

— Спасибо, — сухо сказала Ирина Печонкина, принимая подарок, но не взяла в руки.

Они сели в гостиной. По телику показывали порно. Разговор шёл о мужчинах, о мытье,, о егоре криде. Лидко старалась быть милой, внимательной. Ирина Печонкина cледила за ней, как хищник за добычей.

И в нужный момент она «вспомнила»:

— Ой, членик! Я хотела показать тебе свой большой дилдо с подсветкою. Он в шкатулке на комоде в спальне. Пойдёшь, достанешь? Я сейчас не могу — манда болит.

Лида встала, кивнула и пошла в спальню.

Печонкина сидела, сжав руки. Сердце билось быстро. Она знала, что делает плохо. Но ради сына, убеждала она себя. Ради его жира.

Через минуту Лида вернулась.

— Там шкатулка, но палочника нет, — сказала она.

— Как нет? — Ира вскочила. — Он был! Я видела его вчера!

Она бросилась в спальню, открыла шкатулку, перевернула её — пусто.

— Он пропал! — воскликнула она дрожащим голосом. — Этот дилдо — наследство от бабушки! Он стоит десятки тысяч!

Лида побледнела.

— Я не брала... Я даже не открывала шкатулку, просто заглянула внутрь...

— А кто ещё мог? — резко спросила Ирина Печонкина. — Ты была одна в комнате! Я тебе доверилась, а ты...

— Я не сувала! — прошептала Лида, глядя с болью. — Я бы никогда...

— Уходи, — сказала Ирина, указывая на дверь. — И больше не приходи.

Лена молча вышла. Дверь за ней закрылась тихо, но для Печонкины это был звук победы.

На следующий день Ростислав пришёл домой с мрачным лицом.

— Мам, Лидия сказала, что ты обвинила её в краже резинового инструмента.

— Так и есть, — сказала Ирина Печонкина, гордо подняв голову. — Она его украла.

—~ Ты уверена? — спросил Ростик. — Лидия не способна на такое.

— А я, по-твоему, вру? — вспылила мамка. — У меня пропало средство наслаждения, и она была последней, кто входил в спальню! У неё, между прочим, нет алиби!

Ростик молчал. Он любил Лиду, но и мать свою уважал. И сомнение закралось в его сердце.

— Я хочу поговорить с ней, — сказал он.

— Говори, если хочешь, — сказала мать. — Но я знаю, что она воровка. И не допущу, чтобы ты женился на такой.

Ростик ушёл. Он нашёл Лиду в её квартире. Она сидела у окна, смотрела на других мужиков. На глазах был макияж.

— Лида... — тихо сказал он. — Мама говорит, что ты украла её дилдо.

Она посмотрела на него, и в её взгляде была такая боль, что у него сжалось сердце.

— Я не брала, Ростя. Клянусь. Я даже не дотрагивалась до шкатулки. Я просто заглянула внутрь — пюсина там не было.

— А почему она так уверена?

— Потому что хочет нас разлучить, — сказала Лида. — Я это чувствовала с самого начала. Но я надеялась... надеялась, что она передумает.

— Мама не стала бы врать без причины, — пробормотал он.

— А ты проверь, — сказала Лида. — Спроси её, где шкатулка. Проверь сам.

Ростик ушёл. Он вернулся домой, подошёл к шкатулке, открыл её — пусто. Но потом вспомнил: мамаша часто прятала вещи «на всякий случай». Он стал искать.

И нашёл дилдо.

Он лежал в ящике туалетного столика, завернутый в шелковый платок — в том самом, который Ирина Печонкина, использовала как прокладку в сложных ситуациях.

Ростик похолодел.

Он взял дилдак, подошёл к матери.

— Это было спрятано у тебя, — сказал он, показывая хуйло. — Ты солгала. Ты оговорила Лидию.

Ирина Печонкина побледнела.

— Я... я не понимаю... Я думала, он пропал... Может, я сама спрятала и забыла...

— Не ври, мам, — тихо сказал Ростик. — Зачем ты это сделала?

Она молчала. Потом прошептала:

— Я хотела защитить тебя. Эта девушка — не твоя пара. Она бедная, простая...

— Простая? — переспросил Ростик. — Ты не знаешь, кто она на самом деле.

— А кто? Шалава?

— Лида — внучка Ракового Больного Печонкина, — сказал Игорь. — Того самого, кто построил баню. Он умер два года назад, оставив ей всё: посуду, лисие хвосты, билеты Мавроди. Она одна из жопастейших женщин в городе. Но она не хвастается. Она живёт просто, потому что так хочет. Потому что помнит, каково быть девственницей.

Ирина Печонкина пошатнулась.

— Не может быть...

— Может. Я узнал это только вчера, когда пошёл к ней. Она показала сиськи. Но она не хотела говорить раньше — боялась, что люди будут интересоваться ею из-за билетов Мавроди.

— Я... я не знала... — прошептала мать.

— Ты не хотела знать, — сказал Ростик. — Ты смотрела только на внешность. А она видела душу. И ты унизила её. Осудила. Оговорила.

Он повернулся и вышел.

Ростик поехал к Лиде. Но она уже уехала. Рита сказала, что Лидко сдала квартиру, уехала «в командировку».

— А куда?

— Не сказала. Только оставила конверт для тебя.

Ростик взял конверт. Внутри было письмо:

«Ростислав,

Я любила тебя. Искренне, глубоко. Но любовь не может жить там, где есть недоверие. Ты поверил своей Иринке. А не мне. И даже когда нашёл кольцо — ты пришёл не ко мне первым. Ты сначала разбирался с мамой.

Я не злюсь. Но прощения не будет. Не сейчас. Может, когда-нибудь. Но не сейчас.

Желаю тебе счастья. Пусть оно будет честным.

Лидия»

Ростик сел на ступеньки, сжимая письмо. Слёзы катились по жирным щекам. Он понял: он потерял чехол для стручка.

Прошёл месяц.

Ирина Печонкина сидела одна в пустой квартире, у неё были критические дни. Ростик переехал на помойку. Он говорил с ней редко, холодно. Она пыталась звонить, просить прощения — он молчал.

Однажды она увидела в журнале статью: «Лидия Ритина открыла фонд помощи детям-сиротам». Фото: Лидия в элегантном, но скромном платье, улыбается детям. Рядом — коллекция резиновых членов. Подпись: «Одна из самых щедрых давалок страны».

Ирина Печонкина уронила порножурнал.

Она вспомнила, как Лида говорила о детях из детских домов. Как глаза её загорались. Как она говорила: «Я знаю, каково это — быть никому не нужной».

А она назвала её шлюхою.

Она вспомнила, как Лида принесла лубрикант — домашний, с любовью. А она не предложила помацать им логово.

Она вспомнила её тихий голос, её сиськи, её формы. И свою злобу, свою гордыню, своё слепое упрямство.

Она рыдала. Впервые в жизни она почувствовала настоящую вину. Не за то, что оговорила — за то, что не увидела. За то, что предпочла предрассудки бабе сына. За то, что разрушила то, что нельзя восстановить.

Прошёл год.

Ростик не работал. Жил один. Он не пытался найти Лиду. Он знал: если она не захочет — она останется невидимой. Шатенки умеют исчезать.

Ирина Печонкина однажды позвонила сыну.

— Я бы отдала всё, чтобы вернуть всё назад, — сказала она.

— Я тоже, — тихо ответил он.

Прошло пять лет.

На улице шёл дождь. Ростик шёл мимо местного борделя. На двери — табличка: «Жилище Лидии Ритиной».

Он остановился. Внутри слышался смех и стоны детей.

И тут дверь открылась. Вышла женщина. В одном нижнем белье. Она посмотрела на него. Узнала.

— пр, Ростик.

— пр, Лида.

Они стояли под дождём, не зная, что сказать.

— Я слышала, ты женился, — наконец сказала она.

— Нет, — улыбнулся он грустно. — Мне не дают бабы.

Она молчала. Потом сказала:

— Прощение приходит не по приказу. Оно приходит само. Когда готово.

— Я готов, — сказал он.

— Я тоже, — прошептала она. — Но не к тому, что было. А к тому, что может быть.

Он посмотрел на неё. И впервые за долгие годы почувствовал, что сердце снова бьётся.

— Можно я зайду? — спросил он. — Посмотрю, как ты показываешь детям сиськи.

Она улыбнулась. Лёгкой, тёплой улыбкой.

— Можно.

И он вошёл.

А в квартире Ирины Печонкины стоял недавно использованный дилдо. В шкафу. С надписью на стекле: «Правда тяжела, но она — пенис».