Продолжение. Начало см. ч. 1.

Вика (будем пока называть его так) не появлялась несколько дней подряд. Мы даже подумали, не расслышала ли она наше шушуканье, и теперь боится приехать даже сюда. Но, наконец, она показалась снова. Ну девчонка! В юбке — короткой джинсовой, с пуговицами сверху донизу. То ли расстёгиваются по-настоящему, то ли бутафорские. Растоптанные старые балетки. Топик с завязкой на шее, с открытой спиной — считай, почти купальник, только для сухопутья.

День сегодня не такой жаркий и, что хуже, ветреный. Прямо с пруда на нас — северный. Сидеть на ветру в мокром…

— Брр-рр… — демонстративно дрожит жена, возвращаясь к нашей лёжке после их с Викой первого заплыва. — Ты как хочешь, а я верх сниму. Всё равно больше нет никого.

Снимает мокрый верх, быстро обтирается полотенцем. Так оно, конечно, теплее. Пусть раздевается, мне не жалко. Ревновать, что ли, к этому ребёнку? На нудистских пляжах она вообще дефилирует перед взрослыми мужиками, парней молодых возбуждает одним своим видом, а тут — мальчишка. Нормально, пусть ходит как хочет.

Оборачивается ко мне, чтобы Вика не видела, и хитро подмигивает. Кажется, что-то задумала.

— Я пока так посижу, — отнекивается Вика. Но минут через двадцать всё-таки замерзает и тоже нехотя начинает переодеваться в топлесс. Сразу горбится, сгибает плечи, рефлекторно прикрывается руками, пытаясь спрятать грудь. Юные девочки всегда так своего тела стесняются, да и далеко не юные часто тоже. Я вежливо отворачиваюсь.

Ко второму заплыву жене приходит в голову новая идея:

— Я, пожалуй, вообще так пойду. Трусы подсохли, не хочу их опять мочить. В воде не видно.

Стягивает с себя трусы, развешивает их на кусте рядом с лифчиком. Краем глаза вижу, что Вика — вся внимание.

— Ты, может, тоже мочить не будешь? Давай вместе так пойдём? А ты не смотри сюда, Вика стесняется!

— Нет-нет! — голосит Вика. — Я так не могу… Я… У меня…

— Ну не хочешь — не надо. Замёрзнешь, тогда сама думай. Или вообще переоденешься и хватит на сегодня.

На этот раз они вылезают быстрее — так и не отогрелись до конца после первого раза, да и вода прохладнее. Жена, не смущаясь Вики, неторопливо вытирается во всех местах. Вика (она стоит ко мне спиной, так что мне можно повернуться к ним), не отрываясь, разглядывает голую тётю прямо перед собой. Но колотун начинает пробирать её худенькое тельце уже по-серьёзному, и даже полотенце, накинутое на плечи, не спасает.

— Ну чего ты в мокром стоишь, дрожишь? У тебя уже даже губы синие. Снимай трусики, отожми хотя бы и оботрись сама. Давай сюда!

Жена протягивает руки в её сторону, как будто всерьёз собираясь спустить с неё последнюю девичью одёжку. Вика вцепляется обеими руками в резинку трусов и верещит как резаная:

— Нет-нет-нет, не надо, пожалуйста! Тётя, я не хочу! Я… я… я мальчик, на самом деле… Правда…

Жена застывает на месте, будто пытаясь осознать свалившуюся на неё новость.

— Ты — мальчик? Не шутишь? Тебя Витей звать?…

— Витя…

— Ну тогда не надо, в самом деле. Ничего, что я перед тобой так? А ты уж как хочешь. Иди в кусты, там выжмись.

Витя убегает в кусты, но возвращается быстро. Интерес к голой тёте всё-таки перевешивает страх. Усаживается прямо перед ней, смотрит, как она бесстыдно раскладывает свои телеса на подстилке. Ещё и ноги немного раздвинула, чтобы он не мучался туда заглядывать исподтишка. Ха, только что заметил: она ещё и дорожку свою любимую с утра подбрила. Заранее, значит, приготовилась ребёнка воспитывать.

— Я серьёзно, Витя… Ты же и вправду на девочку похож. Да на меня-то смотри сколько хочешь, я своего тела не стесняюсь. Мы с мужем вообще обычно на нудистских пляжах загораем, там все так ходят — и женщины, и мужчины. Ничего стыдного. А ты как? Если мальчик, то должен в плавках ходить, а тебе же и верх нужен, да?

— Я не знаю, — всхлипывает Витя. — Это у меня одного так… У всех парней в классе уже письки выросли давно, они меряются — у кого больше, а у меня только здесь растёт почему-то… — Стыдливо косится глазами на свою грудь. — Меня мама уже к доктору водила, он говорит — ничего страшного, бывает иногда, потом, говорит, само пройдёт… Подождать, говорит, надо. Ещё и назвал это как-то по-учёному…

— Подростковая гинекомастия, — конечно же, мы вчера уже начитались в интернете про эту аномалию. — Да, бывает. Не повезло тебе. Скорее всего, правильно доктор говорит: пройдёт со временем. Год, два — докторам виднее, наверное… Вот если дольше так и останется — тогда уже назначат таблетки какие-то гормональные пить. Там видно будет, не переживай — это в любом случае исправляется.

— И писька у меня тогда тоже вырастет? — с надеждой переспрашивает Витя. Да, этот вопрос для него тоже важный, конечно.

— И писька тоже, — успокаивает его добрая тётя. — Это просто у тебя гормоны одни раньше других начали вырабатываться. А организм — это баланс гормонов. Гормоны… это вещества такие химические. Как картошку в огороде удобрениями поливают, чтобы росла. А действуют они все в разные стороны. Один ускоряет рост — другой замедляет. От одного жир расходуется — от другого накапливается. И здесь тоже баланс должен быть. А когда одни случайно вперёд других появляются — тогда вот и происходят такие странности. Противоположный наработается до нормы, или таблетки назначат, в крайнем случае, и всё встанет на место.

— А сейчас мне что делать? Я, и правда, купаться не знаю в чём. И вообще ходить. Жарко, а я футболку надеть не могу, только рубашку какую-нибудь широкую, чтобы пацаны не смеялись. А в топике, как девочка — вдруг меня и вправду за девочку примут, что тогда делать? Как лучше, а?

— С нами — всё равно, мы и так и так смеяться не будем. Мы всё равно тоже любим одни быть. А в остальное время — не знаю… — переглядывается со мной. — Ты как считаешь?

— Там, где его знают как мальчика — да, только в рубашках париться. Без вариантов. А где не знают… — вот что ему сейчас сказать, в самом деле?

— По-моему, пока лучше ему действительно девочкой притворяться, — заявляет жена. — И меньше бывать там, где знают. Вопросов меньше. У тебя, кстати, честно говорю, неплохо получается. Очень натурально. Мы вот до сих пор тебя за девочку принимали. Никто особо внимания не обратит: девочка и девочка, они, пока не вырастут, все такие несклáдные.

Ну куда же, куда её понесло?!… Договаривались же, наоборот, от всего такого его беречь! Хотя как, в самом деле, убережёшь?… Грудь эту в карман не спрячешь. По грани ходим, по лезвию…

— Вот если ты как мальчик с такой грудью выйдешь — сразу все внимание обратят, и не самое приятное. Так что притворяйся девочкой.

А вот это она ловко повернула. Понял теперь её идею. Уводит его из поля зрения этих самых…

— Главное, сам для себя не забывай, что внутри ты — мальчик. Только растёшь ещё. Вырастешь, мужчиной будешь. И писька вырастет, как у мужика, и грудь эта рассосётся.

— У всех мальчиков в этом возрасте что-то бывает, — добавляю я. — Соски немного болят какое-то время, это нормально. У тебя только немного больше случилось. Пока придётся так как-то походить.

— Вот и хожу… Вы только никому про меня не расскажете, правда?

— Никому, ни в коем случае. Это наш с тобой, Вика, секрет будет. И больше, девочка, ни с кем не знакомься. Просто уходи или уезжай, мол, сама по себе гуляю. Договорились?

— Договорились. Можно, я с вами чаще буду? А приезжать к вам — буду девочкой одеваться, пока жарко. У нас там на даче таких вещей много от сестры осталось, она из них выросла давно.

— Приезжай, конечно. А сестра у тебя старшая?

— Старшая, на 7 лет. На неё это всё уже не налезет, она такая взрослая уже… Как вы, тётя. Нет, побольше вас во всех местах.

Ну, это-то как раз не удивительно. Моя-то пышными формами и не отличается. Не удивительно, что средняя нынешняя деваха — пообъёмистее неё будет.

— И парень у неё есть, только не поженятся никак. Её Стасей зовут. Станислава то есть. А маму — Женя. От неё тоже кое-что есть. Вот, балетки эти — её как раз.

Ну понятно. У мальчика где как, а ножка уже аккурат в мамин размер выросла. Растёт, значит. Скоро и всё остальное, чему положено, в рост пойдёт, зря он так переживает. Кадыка пока, правда, не видно. Тоже рано ещё.

— А отец-то где?

— Отца нету… Они с мамой поругались, ещё когда я родился. Где-то около того. Кошка ещё есть. Василиса. А бабушка умерла.

Нда, семейка… Безотцовщина, с детства одни женщины кругом — даже кошка. И велосипед некому починить. Одного такого окружения достаточно, чтобы мальчик был в группе риска по голубой теме. А тут ещё эта его необычность. Зато шить-стирать-готовить наверняка научили, это в общем-то, мужику тоже надо уметь. Да ещё и имена все двусмысленные какие-то.

Холодная аналитическая привычка безжалостно раскладывает мне всё по полочкам. Седьмой год брака, мужик начал посматривать налево. Баба решила срочно родить второго, чтобы его удержать. Обычная женская логика. Про третий закон Ньютона она в школе, конечно, всё мимо ушей пропустила — а зря. Мужик только резче ушёл, а у бабы от постоянного стресса, возможно, что-то и перекосило в утробе, что и выстрелило сейчас у мальчишки такой аномалией. Похоже на то? Ничего не могу с собой поделать — профессиональная деформация, увы: 25 лет на техподдержке сижу. Машинально привык по невнятным жалобам и косвенным признакам вычислять ситуацию целиком. Работа такая.

— А мама, сестра — они с тобой на даче сейчас?

— Нет. Мама работает, только на выходные приезжает. Я, говорит, взрослый уже, на неделе сам себя прокормить могу. Ну, могу… Чего там мочь — картошку пожарил, тушёнку открыл. А поговорить не с кем даже. Пацаны наши на посёлке если увидят, смеяться будут. Сестра тоже в городе, с парнем своим живёт. Кошка была — и ту мама увезла.

Понятно теперь, отчего он так к нам привязался, к чужим людям. Именно потому, что чужие. Нам и открыться не страшно, мы ему никто и он нам никто. Страшно — одному всё лето сидеть и от приятелей прятаться. Ведь не то что засмеют — затравят, без шуток, до суицида доведут.

— А сам в город уехать не думал, коли так?

— Да что мне там делать сейчас… И тоже там — одноклассники, одноклассницы, все недалеко живут, не дай бог кого встречу в таком виде. Девчонки вообще уже такие тёлки все… Всё уже себе отрастили, теперь у них только и разговоров — кто с кем, да как именно, да сколько раз… Тьфу.

— Ну с девчонками это нормально, они всегда раньше мальчиков начинают взрослеть. Это эволюцией так сформировано у прямоходящих приматов — есть такой вид животных, знаешь? Про естественный отбор вы же проходили уже? Для выживания вида оптимальный график оказался такой, чтобы молодых самочек крыли самцы на год-два старше них, уже более взрослые и опытные во всём. Мамонта ли забить, или соплеменника отдубасить, или хотя бы съедобных корешков наковырять, на худой конец. Они своих детёнышей вернее прокормят, чем ровесники. А тем, соответственно — самочки ещё на год-два младше подрастут потом.

— Вот так всё просто? — смеётся молодой самец Витя.

— Конечно. Не надо придумывать сложных объяснений там, где есть простые. Бритва Оккама, один из основных принципов философии.

— Купаться-то пойдём ещё? — вклинивается в нашу философскую беседу жена. — Или уже холодно сегодня?

Да, солнышко светит, но греет как-то не очень. Вот они уже и в полотенца обе закутались…

— Мне уже домой пора, наверное. Пока доеду… Я к вам завтра опять приеду, хорошо?

— Приезжай, конечно. Завтра вроде уже теплее обещают. Да, а как же ты домой в таком виде поедешь? А если кого-нибудь встретишь там у вас на дачах?

— А я заранее переодеваюсь, ещё задолго до посёлка. Там в лесочке у меня место укромное есть. И с утра тоже выезжаю в мужском, там переодеваюсь и еду дальше.

Ну, умница. Вика натягивает свой наряд, мы вместе доезжаем до дач и расстаёмся у развилки. Вот к нам её не надо, пожалуй, водить. И мы к ней домой, конечно, тоже не поедем. Чужие люди — и должны оставаться чужими. Даже если привыкают друг к другу.

Наутро она уже здесь, на нашей поляне. Опять новый топик — с голым пупком, велосипедки с полустёршимся сердечком. И день, действительно, теплее.

— Купаться идём? — спрашивает жена.

— Идёмте, пока никого нет… Мне топлесс идти?

— А ты сам как хочешь?

— Я ещё не решила…

— Давай вместе топлесс. Верхи оставим сухие, если кто-то придёт — наденем.

Стыдливо оглядываясь на меня, Вика снимает лифчик. После заплыва сразу тянется его надеть обратно.

— Подожди, не торопись, — советует жена. — Нет никого, не надевай пока. А то там незагорелое место останется, если попадёшься кому-то на глаза — совсем спалишься.

— А плавки? Плавки тоже снимать?

— Плавки не обязательно. Мальчики же в плавках загорают, верно? Если одна только попа белая будет, это никого нигде не удивит.

Витя облегчённо выдыхает, но продолжает прикрывать рукой свою грудь.

— Не надо, не стесняйся, мы же договорились. Чего ты её прячешь? Загорай ровно, пока можно. И вообще она у тебя даже красивая. Честно говорю. Не к месту, но всё равно красивая.

— Правда?… Вам нравится? — Витя застенчиво берётся за грудь рукой, машинально сжимает её. — А у женщин она не такая?

— Она разная. У кого больше, у кого меньше. У одних мягкая, у других упругая. У молоденьких девушек стоячая, как у тебя, потом отвисает… — смотрит ему в глаза. — Потрогай мою, хочешь? Сравни.

Что-то не то она опять делает. Ну и ладно. Ребёнку эти сиськи ещё сосать впору, а не лапать. Пусть потрогает, с меня не убудет.

Берёт его за другую руку и кладёт себе на грудь. Да-с, её тугие расплывшиеся блины, конечно, отличаются от нежной плоти Вики.

— Потрогай ещё, — забирает уже обе его руки, накрывает их сверху своими, тискает ими свою грудь. — Вот так, да. Можешь даже поцеловать, если хочешь.

Витя неумело берётся губами за край её соска.

— Вот так, да… Можно ещё сильнее…

Отпускает его. Снова пристально смотрит глаза в глаза. Что-то она ещё задумала?

— А можно, я тебя тоже поцелую?

Вика невнятно хмыкает. Жена откровенно целует её грудь — смачно, взасос. Какое там целует — втягивает в себя чуть ли не целиком. Мнёт губами то, что осталось. Внутри, наверное, сейчас обхаживает её языком. Отпускает и обводит кончиком языка вокруг соска. Теперь вторую.

— Нравится? А теперь ты меня.

Снова притягивает его голову к своей груди. Витя старательно работает язычком и губами — кажется, понял, как это делается. Жена вызывающе смотрит на меня поверх его головы. Вот так, воспитываем, да!

Ну что ж, ладно — мальчик послушный, любопытный, воспитанию поддаётся хорошо. Сидит, переваривая навалившееся на него море новых впечатлений. То бледнеет, то краснеет, задумчиво теребит резинку плавок.

— А вы… вы правда хотите, чтобы я вам писю показал? Вы только не смейтесь, ладно?

— Да не надо, брось. Что я, пиписек не видела? Если стесняешься, загорай так.

Но Витя уже решился. Он оттягивает плавки, приглашая её заглянуть внутрь.

— Ой, какой маленький! — восклицает жена.

Идиотка, разве можно такое мужчине говорить?! Может быть, это у неё и непроизвольно вырвалось, но Витя становится весь пунцовый. Надо срочно спасать ситуацию.

— Ха, действительно, маленький и хорошенький. Это, значит, он ещё расти не начал совсем. Так что пока даже угадать нельзя, какой он будет, когда вырастет. Вырастет, тогда полюбуешься. Может быть, из него потом половой гигант получится?

— А зато пока что он под плавками почти не виден. И даже под купальник помещается. Можно под девочку косить, чтобы верхней части соответствовало, — пытается исправить свою оплошность жена.

— Да, помещается! — Витя расплывается от радости, что в его изъяне нашлось хоть что-то хорошее. — Я ещё вот так делаю.

Стягивает крайнюю плоть так, что заталкивает своего малыша целиком под кожу. Похоже, что со своим телом он экспериментировал долго и старательно. Потом так же запихивает яички. Сверху всё это туго обтягивается девчачьими плоскими плавками от купальника. Остаётся только широкий плоский бугорок неопределённой формы, никак не похожий на то, что должно быть у юноши в его возрасте.

— Похоже? — спрашивает он с гордостью артиста, удачно сыгравшего свою роль.

— Отлично. Мы до вчерашнего дня так и не разглядели. Это ты так можешь хоть на женский пляж прийти, на голых тёть посмотреть. Никто ничего не заподозрит.

— Ага, я бы даже сама с тобой пошла, для прикола. Топлесс пойдём? И к этому ещё загар от купальников на груди сделаем, для убедительности. Мама с дочкой, ничего особенного, хихи… Девочка ещё не выросла, стесняется…

— Надо будет ему там ещё пластырем зафиксировать для надёжности. Тогда точно можете идти, — поддакиваю я. Если развивать эту тему, так уж доводить её до абсурда.

— Правда? А где тут женский пляж? У вас на пруду есть?

— Нет, шучу. Здесь нигде нет, это обычно где-нибудь на море отдельные пляжи устраивают.

Да, женского пляжа у нас тут нет, к сожалению. Но интерес к голым тётям — это, конечно, абсолютно правильно в этом возрасте. Главное, чтобы не к дядям.

— А вы меня с собой на море возьмёте?

— Нет, мы в этом году никуда не поедем. — Жена делает вид, что поддерживает серьёзный разговор. — И потом, что мы твоей маме скажем?

— Скажу, что с друзьями поехал, и всё. Взрослый уже. Она отпустит. Не в этом году, так в следующем.

— Ну до следующего года у тебя, скорее всего, уже много что изменится. Там уже такой маскарад не получится. Да и не надо, ты за год и без него уже во всём разберёшься.

И то правильно — зачем для этого куда-то ездить? Она и здесь лежит перед ним во всём своём нудистском наряде, картинно раскинув ноги. Ничего не скрывает.

— Когда у тебя писька вырастет, знаешь для чего она нужна? И вообще это уже не просто писька будет.

— Знаю… — краснеет Витя. — Её вот туда пихать надо. Тогда дети будут. Только я детей ещё не хочу.

Умница, уже знает. Бóльшего тебе знать пока и не надо. И детей хотеть тебе рано, конечно. Потом захочешь, когда повзрослеешь.

— Ты уже знаешь, наверное, как там у женщин устроено?

— Знаю… Мне одна девочка знакомая показывала… Когда мы ещё маленькими были. Нет, не сестра, другая девочка.

— Ну и хорошо.

— А вы зачем совсем разделись? Прямо так загорать будете?

— Буду. Я тебя не смущаю?

О чём-то задумывается.

— А можно, я с вами тоже так? Я ведь тоже вам всё показал уже. Только я тогда мальчиком буду. Как будто я ваш сын. Маме с сыном можно так загорать?

Стягивает плавки, высвобождает своё хозяйство. Стеснительно держит его в руке. Похоже, у него там ещё какой-то вопрос. Гораздо более важный для него сейчас, чем будущие дети. Точно:

— А можно ещё одну вещь спросить? Вот это ничего, что он у меня только так может?

— Как?

— Вот так, — оттягивает крайнюю плоть, но она не поддаётся, в маленькое окошко выглядывает только кусочек головки. У всех пацанов тут такая штука вылазит… А у меня никак, дальше не идёт.

Вот это уже может быть серьёзно. Надо посмотреть по существу. Да-с, фимоз. Знаем такое. Может быть, кстати, это и с его гормональными отклонениями коррелирует — ничего удивительного, если так.

— В принципе, ничего страшного. У тебя эта головка вся под кожей — пощупай, на месте? Ну вот. Сейчас ведь она тебе не нужна ещё. Ты же прямо сейчас детей делать не собираешься, верно? Потом всё устаканится, скорее всего.

— Но ведь она же ещё больше вырастет, да? Тогда точно пролезать не будет.

— И шкурка эта тоже вырастет, растянется. Постепенно всё друг к другу притрётся. Можешь её сам понемножку начать растягивать. Потяни докуда можешь. Больно? Хватит, отпусти, дальше не надо. Рано или поздно она растянется, головка наружу выпрыгнет.

Жена с интересом прислушивается. Она о таких проблемах, слава богу, никогда и не подозревала, её они не беспокоили. Беспокоили, правда, совсем другие. А это, скорее всего, действительно тоже само пройдёт со временем. Он там скоро сам интенсивно растягивать начнёт, никуда не денется. Всё мальчики это делают. Но вот кое-какие сложности могут ещё быть…

— Смотри сюда, парень. Не думай, что дядя извращенец, я тебе строго в медицинских целях рассказываю. Вот эта кожа растянется, будет вот так — как у твоих приятелей. Скорее всего, должна растянуться. Если так, то всё хорошо. Если же не сразу так… Видишь эти пупырышки по самому краю?

— Вижу. Они у всех должны быть?

— В принципе, не должны вообще. Хотя и не мешают ничем. Это может оказаться, что кожа с внутренней стороны срослась с головкой. Тоже бывает. Тогда головка до конца сразу не выходит, только вот так, досюда.

— И что тогда делать, если так?

— Подожди, может, у тебя так ещё и не будет. А если будет — это, знай, тоже не страшно. Будешь дальше оттягивать, постепенно оторвётся. Опять же, без гарантии, но скорее всего так. Сама собой. Нет, не больно, без крови, ты ничего почти и не почувствуешь. Сначала в одном месте порвётся — вот этого не пугайся. Ничего лишнего ты не оторвёшь, только эту спайку. А потом постепенно вся по кругу отойдёт и складка под ней расправится. Только бугорки эти и останутся.

— Хорошо. То есть мне ничего там резать не надо будет? А мама раньше говорила…

Ох и дура, зачем она ему это говорила? Испугала мальчишку на много лет вперёд.

— Скорее всего, да, не надо. Это уж совсем редкие случаи, чтобы там до такой степени всё плохо было, что само не проходит.

— Правда? Я просто боялся, что мой дефект иначе не исправить…

— Скорее всего, сам исправится. Это и не дефект даже, а маленькая заводская недоделка. Доработается по месту, в процессе эксплуатации.

Смеёмся все вместе. Хорошо, что по поводу самого процесса эксплуатации он уже не сомневается и не переживает.

— Даже, знаешь, это может быть и не недоделка, а особенность конструкции. Твоей индивидуальной, по спецзаказу. Так природой задумано, в этом тоже какой-то смысл есть. Сначала чтобы ты так жил, с маленькой дырочкой — а шире, чем нужно, не открывал, так безопаснее и сохраннее будет. Как у девочек, по такому же принципу. Знаешь, какая у них там конструкция?

— Нуу… даа… — косится на жену, бесстыдно выставляющую свои прелести. Она нудистка, ей это реально пофиг.

— У них там от рождения закрыто кожистой такой перепонкой. Чтобы было меньше риска, что туда инфекция или грязь попадёт.

— Это то, что целкой называется, да?

— Да. По-научному девственная плева, или гимен. Не важно, называть можно как угодно. Главное, что там всё упаковано, как новая продукция с завода — в целлофане. И лежит она себе на складе нетронутая, не пылится зря. Как консерва, до поры до времени хранится, чтобы потом её вскрыли. К тому времени, когда надо будет её в дело пустить, упаковка сама по себе теряет прочность. А для того, чтобы использовать в первый раз по назначению, приходится уже эту упаковку порвать совсем.

— И тогда это будет уже юзаный товар, дальше его если кто-то и возьмёт, то только со скидкой! — весело и похабно продолжает он мою мысль.

Молодец, рассуждает вполне в теме, на своих проблемах уже не зацикливается.

— Вот и у тебя похожая конструкция, может быть, была задумана. Совсем тебя запаковать нельзя было, тебе же из этого места ещё пи́сать надо. Поэтому маленькая дырочка оставлена — только для этого. А когда надо будет, тогда тебе и позволят его расчехлить целиком. Всему своё время. Такое техническое решение тоже может быть оправдано, и даже оптимально при каких-то условиях хранения и применения этого изделия.

— Как ты ему всё популярно объясняешь, — хихикает жена. — Прямо целую лекцию прочитал, профессор.

— А кто ему ещё всё это расскажет? Мать, что ли? Или сестра? Мальчишки во дворе? Сама, между прочим, над его сексуальным образованием тоже постаралась.

— Да ладно тебе… Это ещё не образование, это только ликбез. Он уже сейчас о женщинах знает больше, чем те мальчишки, которые письками меряются. И о том, что женщинам нравится. А скоро у него уже и ножик свой будет. Для тех консервов, которые для него пока растут. У него ещё много будет и девочек, и девушек… И взрослых женщин тоже. Да, Витя?