Du gehst zu Frauen? Vergiss die Peitsche nicht!

F. Nietzsche

Идешь к женщине? Не забудь плетку!

Ф. Ницше

1

От химии ее пальцы ослабли, а голова стала похожа на персик. Кресла в такси по дороге домой тошнотворно воняли синтетикой, причем передние были из замши, а водительское — с накидкой из деревянных бочонков, как для лото; на днях Катя общалась с чатом гпт, и он рассказал ей, что бочонки эти — не просто так, а для вентиляции и массажа спины, и вокруг этого есть целый лор, и некоторые таксисты даже покупают накидки из бочонков с магнитиками внутри, считая, что магнитное поле излучает некую пользу. Передние кресла синтетикой не воняли, но садиться к водителю Катя не хотела. И ее укачало.

Дома Катя выпила залпом банку белого монстра; к коврику в прихожей пристал белый волос. Вдруг Кате стало нехорошо, и, опустившись на четвереньки, чтобы не упасть и не разбить о столешницу голову, Катя поползла в спальню, к матрасу на голом полу, зато ортопедическому (несколько лет назад еще здоровая Катя заимела привычку скатываться ночью с кровати).

Лампочка вывалилась из потолка три недели назад; свет ее резал глаза, но сил подниматься и идти к выключателю не было. Катя попробовала закрыться локтем, но так исхудала, что свет пробивался сквозь руку и мучал ее.

Монстр тем временем действовал. От побочек лучшего средства не было; об этом Катя узнала на второй день химии.

Мышцы легчали. Кожа предплечий гусилась. Тошнота проходила, голова прочищалась, и в Катино тело с деликатно торчащими косточками хлынула жизнь.

Катя потянулась. Спать не хотелось. Ночь была долгой; это Кате было известно по опыту. Варианты были следующие. Вариант 1: Думать О Прошлом. Отличительной чертой Варианта 1 была его абсолютная бессмысленность — в смысле того, что ничего, о чем было подумано и передумано во время ночи, проведенной в объятьях Варианта 1, не влияло ни на Катино настроение, ни на ее текущую жизнь, ни на, тем более, прошлое. Само по себе это не было большой проблемой — мало ли бессмысленных дел? Однако Вариант 1 был еще и болезненен, а бессмысленного и болезненного Катя перенести уже не могла. Вариант 2: Следить За Другими. Тоже приятного мало. Но увлекает. Как чесать комариный укус. Или расковыривать ранку. Или пытаться отгрызть заусенцы. Болезненно, но завораживает. Вариант 3: Читать Переписки. Самое жестокое. Обыкновенно к 1:30 выбирался определенный фрагмент и читался всю ночь. Слушались старые песни. Смотрелись старые фотографии. Вариант 4: Плакать. Тут все сказано. Он хорошо сочетался с другими, особенно третьим. Классика.

Но был и Вариант 5. Вариант 5 в последнее время крепко обосновался на первых строчках Катиного рейтинга. Можно даже сказать, что в ментальном соревновании на выбор варианта пятый побеждал практически каждую ночь, часто — вместе с четвертым. Иногда Катя думала, что присутствие Варианта 5 раздулось в ее жизни до форм преувеличенных и болезненных, и хорошего в этом было, наверное, мало.

Однако Катино тело подсказывало обратное. Катя довольно часто чувствовала, что исключительно благодаря присутствию в ее жизни Варианта 5 еще держится в более-менее вменяемом, а то и просто живом, состоянии. Более того, прямо сейчас единственной гарантией сравнительной адекватности Кати была маячащая на горизонте идея погрузиться в сладкие волны Варианта 5.

Стало быть, он. Распираемая синтетической энергией, Катя открыла хром на ноутбуке и, как пианинный аккорд, взяла на клавиатуре Ctrl+Shift+N.

Главное меню сайта xhamster бросилось на Катю отвратительной каруселью звука и света, десятков грязных тел; чтобы от них избавиться, следовало залогиниться, а если не заходить в «инкогнито», не нужно будет каждый раз логиниться заново, даже когда закрываешь вкладку, которую Катя закрывала за ночь несколько раз и каждый раз набирала пароль. Алгоритмы xhamster знали о Кате столько, что залогиненную главную наполняли почти идеально, роликами, пересмотренными десятками раз. Катя зависла курсором над одним из них,  и он зашевелился; другой выглядел обещающе и был в тех жанрах, которые нравились Кате, но сейчас ей его не хотелось; в конце концов Катя полезла избранное и выбрала ролик оттуда.

Тихая мелодичная музыка. Берег реки, где-то в центральной Чехии. На берегу сидит девочка, лет девятнадцати, с длинной карешкой (конечно, крашеных, думает Катя, но ничего) выжженно-светлых волос. Она одета в короткую белую маечку с принтом желтой утки, из-под рукава которой виднеется половинка тату капибары.

Девочка смотрит на реку.

Река блестит.

— Eliška!

Элишка оборачивается. Она не очень красива — зато щурится так беззаботно и ласково, как будто в мире нет никаких проблем, хотя по маленьким знакам: синячки под глазами, крошечная ссадина у левого локтя — Катя понимает, что проблем у Элишки валом, просто она не очень хочет их замечать. Может, наркотики. Скорее всего, не лучшие отношения с родителями. Катя ставит ролик на паузу и, перебирая по кадру, пытается отыскать у Элишки следы от инъекций.

Но качество плоховато, и Катя ничего не находит. Человек, держащий камеру, опускает ее на гальку, и в кадр попадает угол средневекового замка с изъеденной ветром и временем башней. Слышен прерывистый шорох, и видны мужские ноги в зеленых шортах и сандалиях, а после и палец, которым тычут в Элишку — толстоватый, с редкими светлыми волосками между фалангами.

— Что ты делаешь тут, Элишка? — немного наигранно говорит голос за кадром. — Я не видел тебя с выпускного.

Элишка улыбается, демонстрируя ряд зубов с еле заметной желтинкой, какую часто встретишь у веселых, «буйненьких», курящих.

— Ты была так красива тогда. С ленточкой, в платье блестками. Что ты тут делаешь?

— Так... — Элишка пожимает плечами. — Ничего. Гляди!

Элишка проворно встает, с нее сыплются мелкие камешки, и Элишка, нагнувшись, выбирает один покрупнее и бросает в реку.

Камешек, безумно кружась, летит по параболе и звонко шлепает в воду.

— Kurva! — кричит Элишка.

Оператор смеется.

— Ну, погоди…

Элишка бродит по пляжу, нагибаясь, и оператор за ней, подсвечивая Элишкины колготки, короткую юбку, черные трусики. Элишка берет пальцами камешек, придирчиво его осматривает, дует на него, и — роняет, и камешек падает на гальку с глухим стуком.

Наконец, отыскав подходящий, Элишка обтирает его о маечку и демонстрирует камере. Камешек плоский, треугольный, чуть меньше ее ладони.

Элишка подходит к воде и размахивается.

Скок, скок, скок, блуп.

— ВИДЕЛ?!! — пищит, светясь от счастья, Элишка. — Умею я! Умею-ю!!!

Молодец, молодец, говорит оператор, трепля Элишкину щеку, и Элишка издает что-то вроде «ыыы». А что ты умеешь еще?

Элишка лисьи улыбается, и на щечках ее образуются острые ямочки, и оператор гладит Элишку по шее. Она похожа на девочку из нулевых, какую встретишь нечаянно, поздним вечером, у себя во дворе, оглянувшись на смех и увидев ее, в центре детской площадки, окруженную сверстниками, все больше мальчиками, с маленькой стеклянной бутылочкой в руках.

Что же еще ты умеешь, Элишка? Камера взмывает и смотрит на Элишку чуть сверху, и оператор кладет ладонь ей на лоб и немного ерошит челку. Элишка скалится, бодается против руки оператора, и возникает игра, и Элишкина шея плавно клонится с тем, как Элишка водит головой влево и вправо и рычит и ыыкает и опускается на колени.

И вот Элишка сидит: галька впивается в ноги, бедра приплющены, ступни в нью бэлансах смотрят на северо- и юговосток. Оператор медленно подается вперед, и медные зубчики ширинки целуют Элишку в нос, отчего (курносый и маленький) он смешно загибается.

Покажи, что ты умеешь, Элишка. Элишка блескает зубками в камеру и кусает ширинкин язык, как батарейка на вкус.

Нечто жутко интересное и, вместе с тем, очень знакомое выпрыгивает перед Элишкиным лицом. Несколько секунд Элишка посвящает себе: ее рот приоткрыт, мордочка задумчива, и Элишка смотрит на член оператора, как на росчерк кометы или гигантского муравьеда, Myrmecophaga tridactyla, первый раз виденного ею вживую в Пражском зоопарке, в двенадцать, с экскурсией.

Ты знаешь, что нужно с ним делать, Элишка? Покажи мне. Покажи камере.

Элишка нерешительно подносит пальцы и скребет его снизу, ноготками с облупленным лаком, жестом, которым котам чешут подбородок. От этих касаний член болтается, как неваляшка, и смотрит все выше и выше, уже не на Элишку, не на ее переносицу в охристых брызгах веснушек, не на серые ее глаза c преувеличенными стрелками и даже не на модную y2k челку, а в синее-синее, как в Симпсонах, небо с рваными чешскими облаками.

Элишка высовывает розоватый язык и слизывает с пересохшей уздечки оператора блестящую каплю. Оператор дышит шумней, сжимает плечо Элишки; Элишка трется щекой и носом о член, целует сухими губами справа, где вена, и слева, и, когда Элишка хочет лизнуть его основательно, оператор хватает ее за волосы и с гулким сдавленным вдохом насаживает на две трети длины.

— Jo, kurva, jo… — говорит оператор, держа Элишкину голову, пока Элишка не начинает хлопать его по коленям. Рука оператора неохотно разжимает Элишкины волосы, и Элишка сгибается и кашляет, и нитка слюны виснет на ее подбородке и, оборвавшись, шлепает на гальку темным влажным пятном.

Ну что, Элишка. Нравится тебе?

Да.

Элишка помогает оператору приспустить шорты, обхватывает основание жестом «окей» и начинает ритмично сосать. Ее глаза полуоткрыты, ровно настолько, чтобы видеть примерно, что происходит, но не более — Элишка погружается в какой-то собственный мир, и на лице ее отражается вихрь хаотических переживаний, и, хоть формально Элишка делает хорошо оператору (не трогает себя за грудь или, тем более, снизу), очевидно, что на самом деле весь этот театр — для нее, и Элишка играет в нем главную роль, а оператор как бы дает ей воспользоваться своим членом как инструментом для погружения в это мистическое, ни на что не похожее состояние, и несколько секунд удовольствия, которые оператор обретает в конце, не более, чем приятный бонус, а настоящая ценность и смысл — в Элишке, ее страстях и эмоциях, ее старательности, самоотречении и стремлении сделать оператору как-можно-больше-приятного, оставаясь при этом красивенькой и желанной не только для оператора, но и для всех тех мужчин, что смотрят на нее, и хотят ее, и мастурбируют на нее, и пишут в комментах, как им хотелось бы оказаться на месте оператора и как они изнемогают желанием потрогать Элишку, увидеть, что прячется под ее лифчиком, под маечкой с уточкой и что скрывают эти колготки из кальцедонии, эти трусики с алика, и Элишка зажмуривается и практически видит десятки тысяч этих невидимых рук, и они светятся, как голограммы, и трогают Элишку везде, бессильные сделать хоть что-нибудь, и все они желают Элишку и пускают слюну на нее, но трогать ее по-настоящему дозволено только Карелу.

Eliška&Karel — так называется их совместный канал на платформе xhamster. Они живут в Чешском Крумлове, любят пиво и, если верить био канала, громкую электронную музыку.

Оператор — это Карел. Элишка любит его, несомненно. Все двадцать шесть роликов их включают Элишку и Карела, или Элишку соло — никого другого.

Они довольно популярны. Карел делает с Элишкой много всякого, но без особенной жести, в основном минеты на природе или в кабинках Uniqlo или в тесных, сыроватых, обитых подгнившими досками колокольнях чешских кирок. Карел зарабатывает на Элишке, немного, но им хватает, к тому же работать ни Элишка, ни Карел не любят (по какой-то причине Элишка часто говорит это в роликах, а Карел, смеясь, соглашается). Элишка знает, что Карел не бросит ее, наигравшись, потому что она может заставить его кончить за 19 секунд (в подтверждающем ролике Элишка включает таймер на айфоне и держит экраном к камере), и вообще Элишка его очень-очень сильно любит.

Ладонь Карела нащупывает нижний крой Элишкиной маечки и рывком ее задирает. Пластиковые косточки лифчика неестественно давят на Элишкину грудь, и соски ее растягиваются, и Элишкины груди второго размера принимают форму выпученную и приплюснутую, как глаза некоторых жаб или две смятые капитошки.

Карел с энтузиазмом тискает Элишкину грудь, беспрестанно поправляя маечку, норовящую съехать и скрыть от Карела и, главное, камеры все, что есть в Элишке хорошего, и в другой ситуации это могло бы его раздражать, но не сейчас, и Карел бьет Элишку по запястьям и сгребает ладонью волосы, и Элишка заводит руки за спину, сплетает их и крепко-крепко сжимает у локтей, и дальше Карел все делает сам.

Эта позиция им знакома. Она нравится Карелу, а Элишке нравится, что ей ни о чем не надо думать, а только выгибать спинку и держать язык в неком особенном положении, чтобы не было приступов рвоты, и все — большего от Элишки не требуется.

Да она ничего и не может. Когда Карел пользует ее тело вот так, как неодушевленный предмет, Элишка теряет всякую волю к сопротивлению, и челюсть ее как бы замыкается в открытом положении, и Элишка ничего не может поделать, как крокодил, который, если сжать ему челюсть руками, раскрыть ее уже не сможет, хотя в обратную сторону перекусывает арматуру.

Но не только челюсть отказывает Элишке в такую минуту. Все ее тело становится ватным. Вдруг становится ясно, что если просто отдаться и делать все, все, что он хочет, придет облегченье настолько огромное, что его невозможно ни измерить, ни описать. Как будто ты всю свою жизнь провела в кандалах, в чугунных цепях, от которых тебя, наконец, освободили.

Ролик подходит к концу. Карел отдирает Элишкину голову, дает ей продышаться и одновременно размазывает слюну по лицу. Он бьет ее по щеке, и Элишка коротко ойкает и тут же возвращает Карелу взгляд, полный любви. Карел хватает Элишку за холку движением ветеринара, скармливающего таблетку коту, и, тяжело дыша, спускает ей на подбородок и майку.

Когда все проходит, Элишка сидит, растопырив пальцы и зажмурившись, и неловко утирает мизинцем мешочек правого глаза. Медленно веки ее разлепляются, и Элишка смотрит на воду, на гальку, на небо и Карела так, как будто видит все это в первый раз. Где-то с реки протяжно и гулко гудит речной паровоз. Элишка смотрит в камеру и вдруг улыбается.

На этом ролик кончается.

Продолжение следует

Спасибо за чтение! Продолжение, когда готово, будет выложено тут; прочие мои тексты можно найти в тг-канале: t.me/o9162

12191   58    +10 [1]