Утреннее солнце скрылось за черными тучами. Алиса села на стол перед чердачным окном и задумчиво поглядела через плечо на хмурую погоду. Затем она взяла тетрадь в кожаной обложке и перечитала давнюю запись под заголовком "==THE FALL==". Кристина сидела на кровати в телефоне и время от времени поглядывала на сестру.

{От автора (ов): История взросления близняшек и их дневник написаны в соавторстве с уважаемой Rednas, которая нашла время среди своих многочисленных проектов. Её истории можно прочесть на её странице}

"9 марта 2024 года. Дорогой дневник,

я давно не писала, прости меня. Сегодня я хочу вспомнить причину, почему я тебя завела. И это не потому, что нам так посоветовал психолог. Нет. Просто именно в этот день, ровно четыре года назад, мы с Кристиной снялись в том чёртовом, злополучном клипе. Сейчас мне 17. А тогда было всего 13.

Как сейчас помню тот день. Понедельник после длинных выходных. Было очень тепло. Снега не было и можно было в платьях ходить по улицам.

Казалось бы, просто март, просто весна, просто творческая идея от скуки, от надоевшей бесконечной учёбы.

И просто парень Рома из старшего класса, на вид интересный, вроде бы «творческий», всегда с гитарой. Мы тогда были наивные дурочки. Хотелось быть красивыми, взрослыми, как в клипах.

Мы были младше всех в классе, не входили в тусовку гламурных девушек. Друг с другом мы часто шутили, что мы "страшные", Хотя теперь я вижу на фото, что ничего ужасного в нас не было, мы следили за лицом и за внешностью. Просто наши тела менялись и нам не всё в себе нравилось. Теперь я понимаю, что за этими шутками стояло стремление быть не хуже других.

Помнишь тот старый ролик «Я сошла с ума»? Мы посмотрели его раз десять. Беленькие рубашечки, короткие юбки, мелькающее бельё — выглядело как-то... притягательно, провокационно, но в рамках «артистичного». Почти невинно. Почти.

Он сказал: «Давайте замутим свою версию. По-взрослому. Но красиво. Я умею ролики пилить».

А мы подумали — почему нет?

В гаражном кооперативе его дяди, среди бетонных стен и старых канистр, мы танцевали, пели под фанеру, смеялись. Юбки были короче школьных, блузки — чуть расстёгнуты, а под ними просвечивалось белое кружево. Он специально подсвечивал нас так, чтобы бельё выглядывало — «для атмосферы», как он говорил.

Мы правда не видели в этом чего-то ужасного. Нам казалось, мы играем в клип, в артисток. Мы не были голыми. Мы не касались никого. Мы просто были в образе.

Но никто потом не стал разбираться. Никто не увидел «артистичности».

Через пару недель видео утекло в сеть. Точнее — попало в школьный чат.

Сперва шёпотки в коридоре. Потом смех. Потом тишина и взгляды. Потом — слова. Грязные, хлёсткие, как пощёчины:

«Шлюшки».

«Им, блин, по тринадцать, а они уже»…

«Смотрели клип? Ну как вам эти кошечки?»

Мы растерялись. Совсем. Мы не были готовы. Мы не знали, как защищаться. Нас никто не учил.

Класс отвернулся, даже те, с кем мы делили скамейки в начальной школе. Учителя смотрели сквозь нас, как будто мы — пятно на стекле. Мама была единственной, кто нас не осудил. Она увидела всё — наше испуганное молчание, дрожащие руки, обиды без слёз.

Невыносимое ежедневное посещение школы... Ужасные две недели.

И вдруг всё прекратилось. По всей стране объявили самоизоляцию.

Мы были в таком шоке, что даже не осознали этого, как спасения. Мы стали учиться онлайн. Но переписку пришлось закрыть. Слишком много нам присылали всякого, что не хочется вспоминать.

Потом эта история затянулась. В середине мая мама сказала твёрдо: «Мы уходим. Я не позволю, чтобы вас ломали дальше».

И наше домашнее обучение продолжилось ещё на годы. Это был наш добровольный затвор. Наш новый путь — в себе. Мы замкнулись, закрылись от всех. Ты, дневник, тогда и появился. Ты стал тем, с кем можно было говорить, не опасаясь осуждения. Ты знаешь каждую мою боль и каждую маленькую победу, о которых никто, кроме Кристины, не догадывается.

Скоро я стану взрослая. Формально. Но та рана, тот март, тот клип — они со мной до сих пор. Иногда я спрашиваю себя: а что, если бы мы тогда сказали «нет»? Но нет смысла. Мы сказали «да». Мы поверили. Мы поплатились.

И выжили.

Теперь мы знаем, кто мы. И мы больше не позволим никому решать за нас, что допустимо.

И да, мы по-прежнему любим кошачьи ушки. Потому что они — наша броня, наш выбор.

Алиска""

"'9 марта 2024 года. Суббота. 23:31

Ну здравствуй, дневник

Признаюсь, я открыла тебя только после того, как прочитала сегодняшнюю запись Алисы. Она, как всегда, эмоциональная. Ранимая. И честная. А ещё — очень точная. Всё так и было. Но у меня это всё вспоминается иначе. Не громко и с надрывом, а... как будто через толстое стекло, как тусклое кино. Может быть, я просто научилась это глушить. Или привыкла?

Тот день я помню по запаху пыли в гараже и скользким стульям, на которых мы сидели между дублями. Я не чувствовала тогда стыда — наоборот, было странное ощущение важности. Что-то вроде: «Вот мы, взрослые. Нас снимают. Мы делаем что-то настоящее».

Мне нравилось, как юбка чуть задирается, когда я двигаюсь в кадре. Мне казалось это красивым, стильным.

Потом было не до красоты.

Ты права, Лис. Мы не делали ничего плохого. Мы не были голыми. Мы не были развратными. Мы были детьми, играющими во взрослую игру по чужим правилам.

И мы проиграли.

Я тоже не забуду ту первую перемену после того, как видео увидели. Сначала — шепот. Потом — улыбки. Потом — равнодушие. И вот ты сидишь за партой, и перед тобой тетрадь, и ты вроде бы пишешь, а рядом — пустота. Ни слова, ни взгляда. Ты будто перестала существовать.

Когда мама окончательно перевела нас на домашнее обучение, я не сразу поняла, что это не бегство. Это было спасение. Тихое, спокойное, тёплое. Без толпы. Без вранья. Только мы, наши книги, музыка — и мама. Сильная. Надёжная.

А потом — да, я помню, как сидели вечером у телевизора. Это уже было через несколько месяцев. Передача у Малахова. История девочки — Марии Б.

Я помню, как ты, Алиска, сжалась на диване. Я тоже. Мы смотрели, как взрослые в студии перетирают историю подростка, которой никто не объяснил, что такое безопасность.

«Сами виноваты», — кто-то сказал.

Я тогда подумала: "И нас так же обсуждают, когда нас нет рядом?"

Наверное, да. Только тише. Только без камер.

Нас не показывали по телевидению. Нам не писали защитники и не делали сюжетов. Мы просто исчезли. Просто перестали существовать для тех, кто знал нас раньше.

Но именно тогда я поняла: мы такие не одни. Это не про одного плохого парня. Это про культуру, в которой подростковая наивность — товар, а ошибки — смертный приговор.

Разница между нами и Машей — только в масштабах. Суть одна.

И да, теперь нам восемнадцать. И я по-прежнему ношу короткие юбки. Но теперь — потому что хочу, а не потому что кто-то сказал, что это «будет красиво в кадре».

Ты взрослеешь, когда перестаёшь стыдиться того, за что тебя пытались сломать.

Прости, что редко пишу. Может, надо почаще. Хотя бы ради нас самих.

Крис"

За окном прогремел гром. Алиса положила тетрадь и спрыгнула со стола. "Но в 17 было уже легче, чем в первый раз, но ещё сложнее чем теперь..." Она села на кровать и обняла сестру.

— Помнишь наши яблоки?

Это было осенью до фотосессии, в начале последнего школьного года. Последнее беспечное время. Каждый день на столе были яблоки с дачи. Через день-другой они "исчезали" и появлялись новые. Но последнее яблоко на тарелке они всегда делили, Алиса брала нож и аккуратно резала на две половинки. И как-то Кристина захотела съесть яблочко, которое одно осталось. Она взяла его со стола и пошла искать Алису. И нашла её на уличных качелях за воротами таунхауса.

— Будешь? - спросила Кристина

Алиса сказала, что за ножом неохота бегать. Близняшки посмеялись и стали надкусывать садовый фрукт по очереди. Ну и заговорили о гигиене. О том, что девушки при встрече целуются, а парни нет. Сами они ещё так не пробовали делать.

И когда яблоко кончилось они начали целоваться в губки. Легко, как при встрече, обменивались касаниями уголков. Потом заметили Елену, выходящую из таунхаса, и поспешно отстранились. Но мама увидела что её дочери просто качаются и ушла в дом. А сестры заговорили о другом, ещё не зная о тяжелом испытании, которое предстоит им в марте.

Теперь 18-летние Алиса и Кристина вспомнили этот эпизод 5-летней давности и, сидя на чердаки и прислушиваясь к грозе за окном, обменялись поцелуем.