Рассказ " Five Whores for Denver " англоязычного автора dtiverson

Всем героям рассказа вступающим в интимные отношения больше 18 лет.

Пролог

Мы занимались любовью в салоне первого класса, когда почувствовали легчайший "толчок". Она прошептала: - Почти кончила! - Я немедленно вернулся к выполнению поставленной задачи. Затем раздался стук в дверь каюты, и чей-то голос произнес: - Всем пассажирам следует явиться на шлюпочную палубу. Это приказ капитана.

Поскольку на нас с женой не было ничего, кроме разочарованно нахмуренных лиц, я приоткрыл дверь и сказал: - Сейчас середина ночи. Какого черта капитан хочет, чтобы мы были на шлюпочной палубе? - Стюард стоял в коридоре, держа в руках пару этих ужасных спасательных поясов из брезента и пробки. Он бесстрастно сказал: - Я помогу вам надеть их, если хотите.

Разозлившись, я схватил пояса, захлопнул дверь и включил свет. Она накинула халат на свое прекрасное тело и сидела на краю кровати. Она озадаченно спросила: - Что происходит?

Я сказал: - Я не знаю. Предполагается, что мы поднимемся на шлюпочную палубу. Я не могу представить, что они будут проводить учения по спасению на шлюпках в такой поздний час, но, похоже, так оно и есть.

*****************************************

В начале

Морские птицы парили над головой, когда мы огибали Кларкс-пойнт, выходя из залива Баззардс. Был ослепительный день раннего лета, ярко-голубое небо, несколько белых пушистых облаков. Деревья были ярко-зелеными. Волны, разбивающиеся о каменистый пляж, создавали пенный контраст.

На траверзе дул попутный ветер, когда мы поднимали стаксель и кливер. "Ансель Гиббс" охотился на кашалотов в Южной Атлантике, и трюм был полон спермацета. За это полагалась солидная выплата, и, как судоводителю, мне полагалась неплохая доля от этой суммы. Жизнь была хороша.

Двадцатилетний парень редко бывал гарпунером. Но я вырос в Нью-Бедфорде, где китобойный промысел был религией, и это было у меня в крови с тех пор, как я был маленьким мальчиком. Как и большинство маленьких мальчиков, я хотел быть похожим на своего отца. Он был капитаном "Цицерона", огромный парень со свирепыми голубыми глазами и обветренным лицом. Я никогда по-настоящему не знал его. Он все время отсутствовал. Но я разделял его любовь к приключениям.

Когда я был маленьким, он подарил мне игрушечный гарпун. Думаю, кто-то вырезал его из китового уса. Я просто обязан был попробовать. И вот однажды утром я подкралась к кошке, когда она грелась на солнышке у нас под окном. На самом деле я не причинил ей вреда, а просто ткнул в зад. Но моя мама помнит, как я крикнул: - Добыча для мамы, - когда кошка взвизгнула и умчалась по улице.

К четырнадцати годам я был блондином, голубоглазым и крупнее большинства парней из моей первой команды. За это я должен был благодарить своих предков-викингов. Но с тех пор, как у меня начали отрастать волосы, я каждый год наращивал мышцы спины и рук. Я знал, что должен быть сильнее любого другого парня, если хочу взяться за гарпун.

За три своих плавания я успел перебраться из носовой части в третий класс, где спали опытные матросы. А мне было всего двадцать лет. Мягко говоря, я был очень доволен собой. Я стоял на кормовом поручне, держась за один из швартовочных тросов, когда Исаак, рулевой, подвел нас к причалу. Я бросил кормовой швартов ожидавшим портовым грузчикам, и они подтянули нас к причалу.

Мистер Гиббс уже ждал нас с сундуком для денег. Гиббс, казалось, был необычайно рад нас видеть. Похоже, наше появление стало для него сюрпризом. Это было странно. Я также удивился, откуда у Гиббса уже были деньги.

Конечно, Нью-Бедфорд был рассадником факторингового бизнеса. По сути, спекулянт ставит определенную сумму наличных на то, что стоимость товара будет больше, чем сумма, которую он заплатил владельцу. Это была своего рода страховка. Должно быть, именно поэтому Гиббс уже был на причале.

Половина прибыли досталась Гиббсу. Но он все равно вложил мне в руку почти тысячу долларов золотом. Это была моя доля. Он сказал: - Для молодого человека это большие деньги. - Так и должно быть. Это был год опасной и изнурительной работы. День становился жарким, когда я спускался по трапу с морской сумкой на плече.

Наверное, я был похож на индейца. Тропическое солнце делает человека смуглым. Мы отсутствовали всего пару лет, но это было ничто по сравнению с тихоокеанской охотой. Но для молодоженов это было долгое отсутствие.

Встречающих было немного. Это меня, на самом деле, не удивило. Когда китобойное судно отправляется в плавание, с его членами экипажа практически невозможно поддерживать связь. Я оглядел причал в поисках Фейт. Я ее не увидел. Но я увидел свою маму и сестру Фейт, Джулию. Я подошел к ним с веселой улыбкой на лице и деньгами в кармане и спросил: - Где Фейт? - И тут я заметил их взгляды.

Моя мать не была одной из тех теплых и любящих мамочек. Она была суровой женщиной, обладавшей авторитетом своего мужа. Она оглядела меня с ног до головы, словно оценивая, а затем взяла меня за руку и сказала: - Давай вернемся в дом, Джейкоб. Есть несколько вещей, которые тебе нужно знать.

Мой отец был капитаном китобойного судна. Так что мы были богаты. Мне это никогда не помогало в жизни, но я вырос в одном из особняков на Каунти-стрит. Пока мы шли из доков, не было произнесено ни слова. Я думал: - Боже мой!! Где же Фейт??!

*******************************

Я вырос с Фейт Полк. Она была буквально моей соседкой. Мой отец был капитаном "Цицерона", а ее отец был капитаном "Чарльза У. Моргана". Они были друзьями и партнерами в китобойном промысле. И их величественные дома стояли бок о бок на Каунти-стрит, на самых высотах.

Большую часть времени мы были вдвоем с Фейт. По соседству с нами жили мальчишки. Но никто из них не был таким предприимчивым, как моя маленькая подружка. Нам было лет шесть, когда мы начали исследовать множество интересных мест вдоль реки Акушнет. Мы уходили на целый день с корзинкой в поисках утиных яиц и возвращались домой покрытые грязью.

Фейт была маленькой девочкой. Но она была такой же свирепой и смелой, как и ее отец, а этот человек был легендой среди тихоокеанских китобоев. Когда нам исполнилось десять, у меня уже была гребная лодка, и я плавал с ней по океану в поисках пиратского золота, враждебно настроенных индейцев или каких-нибудь необычных существ - дикобразов, бобров или скунсов. К счастью, мы ни с чем подобным не сталкивались. Но самое интересное заключалось в самих попытках.

Пока мы росли, наши родители заботились о том, чтобы мы научились читать и писать. Они даже поговаривали о том, чтобы я поступил в колледж в Нью-Хейвене. Но Фейт и меня убивало сидеть в школе, в то время как впереди были новые приключения. Так что чаще всего мы пропадали в бухте Кларка и возвращались только к ужину.

Когда мы достигли половой зрелости, произошли радикальные перемены. К четырнадцати годам я был готов к своему первому путешествию. Большой, сильный и мог выполнять мужскую работу. Фейт тоже изменилась. Когда мы росли, она была стройной и верткой, как лисица. Теперь она была настоящей мегерой с грудью, которая была такой же широкой и пышной, как грот китобойного брига. В нашем обществе только и говорили, что о потрясающих сиськах Фейт.

У нас была небольшая компания друзей. Нью-Бедфорд - это не Бостон. Но мы с Фейт были частью того, что считалось там светским обществом. Так что мы посещали свои вечеринки и котильоны. Это было просто для того, чтобы научиться быть взрослым. Ничего сексуального. Все изменилось, когда я начал набирать обороты. Внезапно у моей маленькой подружки появились поклонники.

Фейт была по натуре застенчивой, и новообретенное мужское внимание смущало ее. Поэтому она прижималась ко мне еще крепче. Никто из других мальчиков не хотел со мной связываться. Я был крупнее большинства их отцов. Так я стал защитником Фейт, а со временем и ее возлюбленным.

Это случилось после моего второго путешествия. Мне было семнадцать, почти восемнадцать, когда я отправился поохотиться на китов. Это было на корабле отца Фейт, "Чарльзе У. Моргане". Это "правильные" киты, потому что на них легко охотиться и они дают много жира.

Это было короткое плавание, всего пять месяцев до залива Фанди. В то время я был матросом на палубе, жил в кубрике, управлял веслом на вельботе и выполнял всю черную работу. За все время плавания я заработал тридцать пять долларов. Но именно так я освоился со всеми тонкостями игры.

Фейт ждала на причале, когда мы пришвартовались. Я предположил, что она приехала повидаться с отцом. Я поразился тому, как сильно изменилась моя маленькая подруга. Когда-то у нее было круглое курносое личико с огромными, широко расставленными голубыми глазами и длинными светлыми косичками. Со временем это личико стало настоящим образцом красоты: красивые высокие скулы, прямой нос, заостренный подбородок и полные губы, которые так и хочется поцеловать.

Фейт была одета в легкое льняное платье. Было жарко, и она вспотела. Оно облегало ее большие сиськи и упругие бедра так, что никто не мог этого не заметить. Когда мы причалили, она пронеслась мимо своего отца и бросилась в МОИ объятия. Удивленный, я схватил ее и прижал к себе. Она сказала: - О, Джейкоб, я так по тебе скучала.

Это было на глазах у ее отца и остальных мужчин, которые бросали на нее похотливые взгляды. Я имею в виду, что мы были в море почти полгода, и от природы не убежишь. Я посмотрел ей в лицо, и она плакала. Я сказал: - Я люблю тебя, Фейт. - хотя не планировал этого. Я просто выпалил это. Но я понял, что это правда, как только произнес. Она сказала: - Я тоже тебя люблю, - и мы поцеловались.

Это дало мне пять минут мужского счастья. Но оно того стоило, потому что с того момента никому из нас и в голову не приходило, что мы не поженимся. Бракосочетание состоялось в епископальной церкви Грейс двенадцатого мая тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года от Рождества Христова. Нам обоим было по восемнадцать.

Нью-Бедфорд не был таким пуританским городом, как окрестности Бостона. Но это не означало, что нам разрешалось позволять себе вольности, выходящие за рамки случайных объятий. Эти ограничения исчезли в ту же минуту, как мы сказали "Да".

Наши родители были богаты. Поэтому они поселили нас в маленьком домике-солончаке на Акушнет-Хайтс. Это был симпатичный коттедж из трех комнат с большим каменным камином и красивой верандой. Морской бриз освежал нас, когда мы сидели в кресле-качалке.

В нашу первую брачную ночь, вернувшись из своего ночного похода в уборную, я обнаружил, что моя молодая жена лежит, обложенная подушками, во фланелевой ночной рубашке. Лунный свет, проникавший через окно, освещал прекрасную латунную кровать. Это был свадебный подарок моих бабушки и дедушки.

Она робко смотрела на меня, пока я снимал свои кальсоны, откидывал одеяло и ложился рядом с ней. Я мог быть учеником лодочника и мастером обращения с гарпуном, но я нервничал так же, как и она.

Мы были почти единственными друзьями на протяжении двух третей нашей жизни. Но это был, безусловно, наш самый интимный момент. Мы, конечно, целовались. Но это были лишь легкие проявления привязанности. Мы оба знали, что сегодняшнее мероприятие было чем-то совершенно иным, и ни один из нас не был достаточно опытен, чтобы даже представить, как сделать первый шаг.

Фейт лежала на спине, глядя на меня с оттенком страха в глазах. Я приблизил лицо к ее сочным губам. Искра вспыхнула мгновенно. Близость, которую мы разделяли в детстве, вызвала бурю страсти.

Фейт громко застонала, и ее рот приоткрылся. Мой язык инстинктивно потянулся к ее языку. Казалось, мы целовались несколько часов, просто готовясь к последующему акту. Она сделала несколько быстрых вдохов. У меня было ощущение, что она учащенно дышит. Затем она села и лихорадочно стянула ночную рубашку через голову. Ее тело было потрясающе красивым.

Большие сиськи Фейт были темой для разговоров каждого подростка в Нью-Бедфорде. И вот, пожалуйста!! Они были еще более пышными, чем мы все себе представляли, с широкими розовыми кругами на кончиках и выступающими сосками, идеально расположенными посередине.

Когда Фейт росла, она была худенькой девочкой. Ее талия и ноги по-прежнему были крошечными. Но ее бедра стали пышными, что обещало силу и плодовитость, а бока стали упругими и мощными, как у маленькой кобылки. Я просто с удивлением смотрел на свою новую жену.

Ее груди покачивались, когда она отбросила ночную рубашку в сторону. Я протянул руку и поднял одну из них, пораженный ее внушительным весом. Размер этой сиськи подчеркивал разницу между Фейт-девушкой и Фейт-женщиной.

Я ущипнул быстро растущий сосок. Это вызвало неожиданно бурную реакцию. В тот момент, когда я сжал его, Фейт издала громкий, почти испуганный крик. Она могла быть на 30 сантиметров ниже и на 50 килограмм легче, но она зажала меня между своих ног, как команда загоняет кита. Я и забыл, какой она была от природы драчливой.

Ни у кого из нас не было опыта использования сексуального снаряжения другого. Так что, пока мы осваивались на местности, возник момент неуверенности. Тем не менее, концепция очень старая, а дизайн настолько интуитивно понятен, что мы быстро разобрались, как все это происходит. Внизу было очень жарко и скользко, что сбивало с толку. Но мы купались в аромате, который сводил нас с ума.

У человека-животного есть несколько основных инстинктов, и один из них - половой акт. Итак, я просто действовал. Фейт громко ахнула, когда я скользнул в нее. На мгновение возникло препятствие, и она вскрикнула от боли, вцепившись в меня. Затем она издала долгий стон удовлетворения. Продолжение ее движения вверх было просто естественным ходом вещей. Это был чистый рефлекс.

Я чувствовал, как ее руки обвились вокруг моей шеи, а ноги уперлись в кровать, когда она прижалась ко мне. К тому моменту я уже совершенно потерял контроль над собой. Это была кульминация дюжины лет тесных дружеских отношений, и это вылилось в приливную волну потребности в этой женщине.

Фейт громко дышала, гримасничала, широко раскрыв рот от переполнявших ее чувств. Затем она начала издавать ритмичные звуки "ааа-ааа-ааа", как человек, собирающийся чихнуть. На самом деле, то, что последовало за этим, было в точности похоже на сильный чих. За исключением того, что это было в нижней части ее тела. Затем моя новая жена начала дергаться и корчиться, как будто испытывала сильную боль. Вероятно, это встревожило бы меня, если бы мои яйца не испытывали свои собственные сильные судороги.

После того, как стоны и крики утихли, мы лежали в изнеможении. В конце концов я пришел в себя настолько, что смог взглянуть на ее милое личико. Она смотрела на меня со смесью удивления и беспокойства. Я думаю, она боялась, что ее звериное поведение во время нашего первого свадебного путешествия каким-то образом оттолкнет меня.

Я посмотрел ей прямо в глаза и сказал взволнованным голосом: - Мы полюбили друг друга с тех пор, как начали развлекаться в "Акушнет". Это просто скрепляет сделку. Ты моя навсегда. - На ее лице появилось ликующее выражение, когда она сказала: - Это все, чего я когда-либо хотела, любовь моя.

****************************************

В течение многих лет я вспоминал короткий период после нашей свадьбы как лучшие дни своей жизни. Жизнь была наполнена уютной атмосферой дружеского общения, любви и страсти. Но китобойный промысел был у меня в крови. Поэтому я знал, что рано или поздно мне придется вернуться в море.

Фейт не хотела, чтобы я уезжал. Она все время уговаривала меня занять должность помощника капитана в офисе ее отца. У ее отца, Джедедия Полка, было три корабля и процветающий бизнес по производству китового жира. Я мог бы зарабатывать больше денег в качестве брокера, и это позволило бы мне остаться на берегу. Но у меня никогда не было такого желания. Я был молод, и я не мог устоять перед соблазном прокатиться на корабле по Нантакету.

Я бы уехал на пару лет. Итак, мое решение заняться китобойным промыслом вызвало некоторое недовольство у моей жены, что озадачило меня. Она выросла в Нью-Бедфорде и должна была знать, что значит быть замужем за китобоем.

Я сказал: - Послушай, Фейт, твои родители вместе уже почти тридцать лет, и они счастливы, хотя твой отец все это время был в трехлетних разъездах.

Она скептически посмотрела на меня. – К тому же, - добавил я, пытаясь утешить ее, - о тебе будут хорошо заботиться, и это не навсегда. Я коплю деньги, чтобы купить свой собственный бриг, и мы сможем жить на доходы от работы других людей. Тебе просто нужно набраться терпения еще на несколько лет.

Она умоляюще посмотрела на меня и сказала: - Я хочу мужа, а не шкипера на китобойном промысле. - Я оценил ее слова. Фейт всегда была энергичной и предприимчивой. Но ей нужна была близость, как рыбе нужна вода.

Я воззвал к ее практичности. Я сказал: - Мы сможем путешествовать вместе, когда у меня будет собственный корабль. Тогда мы сможем увидеть и сделать то, чего всегда хотели. Это начало великого приключения, о котором мы всегда мечтали.

Она осторожно спросила: - Когда это будет? - Я серьезно сказал: - Не более трех рейсов, если они будут успешными. Может быть, шесть-восемь лет.

Фейт выглядела подавленной, и почти испуганной. Я должен был понять. В некотором смысле, она любила меня слишком сильно. Этот период времени, должно быть, казался ей безнадежной вечностью, особенно когда она была так молода.

Охота на двадцатиметровое существо - опасное предприятие. Тем не менее, мы оба выросли в Нью-Бедфорде, и китобойный промысел был такой же неотъемлемой частью нашего мира, как еда, сон и посещение церкви. Так что спорить было не о чем. Фейт просто пришлось смириться с тем, что я отправляюсь на охоту, потому что так поступали мужчины в китобойных культурах.

Таким образом, я поступил на работу в компанию "Гиббс" в качестве рулевого. Предложение занять должность рулевого помогло мне принять решение. Я хотел стать капитаном, как мой отец, и это стало решающим фактором. Мне было всего восемнадцать, что делало меня самым молодым гарпунщиком во всем городе и восходящей звездой китобойного промысла.

Мальчишки моего возраста завидовали мне до безумия. Во время моих первых двух рейсов я работал в команде с Джимми Фолксом. Его тоже взяли помощником на "Гиббс". Он был моим приятелем, когда дело касалось судовой рутины. Но он был ленив и пресыщен от рождения. Так что он никогда не собирался становиться кем-то большим, чем матрос.

Он сказал: - Мы могли бы пропасть на пару лет. Что ты собираешься делать со своей хорошенькой женушкой?

Я спросил: - О чем, черт возьми, ты говоришь?

Он рассмеялся и сказал: - Она самая красивая женщина во всем городе. Ты же не думаешь всерьез, что другие парни не начнут к ней приставать, как только ты исчезнешь из поля зрения?

Я пристально посмотрел на него и сказал: - Это не имеет значения. Фейт не обратит на них внимания. Она любит меня. Так что просто заткнись, или ты получишь то, что я дал бы любому парню, который попытался бы к ней подъехать.

Хотя он был прав. В Нью-Бедфорде было много ловких местных жителей, многие из которых были нашего с Джимми возраста. Я знал, что любой из них отдал бы все на свете за то, чтобы заполучить Фейт. Но намек на то, что кто-то из них может сбить ее с пути истинного, разозлил меня. Жены ждали своих мужей. Это был их долг.

Охота проходила в районе, расположенном между Фолклендскими и Южными Сандвичевыми островами. Мы утюжили воду в Стэнли на Восточном Фолкленде, где услышали о популяции в открытом океане. "Конкорд" стоял в гавани, когда мы зашли, и он был загружен добычей с охоты. Итак, следуя их совету, мы поймали девять огромных зверей всего за несколько месяцев.

Охота сама по себе была опасной. Вы находитесь в открытой десятиметровой лодке, и нам нужно приблизиться к киту на расстояние двадцати метров, чтобы всадить в него гарпун. Затем нам предстоит сразиться с семидесятитонным существом, которое не особенно оценит наши попытки убить его. Но у нас были умелые руки, и мы знали, что нужно для выживания.

Фактически, единственная реальная угроза была на обратном пути. Мы попали в ураган, когда проходили восточнее Хаттераса. В то время мы этого не знали. Но о свирепости этого шторма говорило все восточное побережье. Он был особенно жестоким, с убийственными ветрами. Погибло много кораблей. Мы были бы одними из них, если бы не немного удачи.

Нам удалось увернуться на запад, с подветренной стороны, и пройти через пролив в залив Памлико. Мы бы все утонули, если бы находились чуть севернее, на отмелях у мыса Хаттерас. За барьерными островами ветер стих, и мы смогли добраться до Окракока.

*****************************************

Большинство мужчин предпочли бы поспешить домой к своей жене, а не следовать за матерью. Но такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я делал то, что говорила мне мать. Она была властной женщиной. Мы молча поднимались на холм к Каунти-стрит. Мать мрачно шагала рядом. Джулия, казалось, плакала. Я начал беспокоиться. Где же Фейт?

Мы прошли в гостиную. Я сразу понял, что грядет что-то знаменательное. Мы пользовались гостиной только на свадьбах и похоронах. Мама усадила меня на один из своих жутких резных деревянных стульев, а сама села с Джулией напротив, на ее ужасный диван, набитый конским волосом. Джулия в отчаянии заламывала руки.

Мама начала без предисловий. Она сказала: - Нам сообщили, что "Гиббс" погиб во время урагана пятьдесят седьмого года.

Я сказал: - Так вот почему жители города были удивлены, увидев нас.

Мать выглядела зловеще. В ее голосе слышалось презрение: - Это Исав Бриггс принес нам новости. Он сказал, что услышал это в Балтиморе.

Бриггс был одним из наших старых знакомых. Его отец был нефтяным спекулянтом и инвестором. Бриггс-младший путешествовал по побережью вдоль и поперек, скупая опционы на доходы от путешествий. Я сказал: - Он был почти прав. Мы пережили шторм в Окракоке. Но это было на грани гибели.

И тут меня осенило. Я спросил: - Эта новость вызвала у вас большое беспокойство? - Мама выглядела еще мрачнее, если такое вообще было возможно. Она сказала: - Большинство из нас к этому привыкли. Мы проходили через это раньше. Но твоя жена этого не сделала.

Она добавила еще более зловеще: - Эта новость чуть не убила Фейт. Мы сказали ей, что это всего лишь слухи. Ни в чем нельзя быть уверенным, пока ты не вернешься. Но ее это никак не утешало.

Мать остановилась и посмотрела на меня почти с жалостью. Затем она продолжила с яростью в голосе: - Исав Бриггс посвящал все свое время тому, чтобы утешать ее.

Джулия разрыдалась. Я потерял дар речи. Я спросил: - Бриггс утешал Фейт? - И тут меня осенило: - НЕТ!! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!

Мать сказала с сильным гневом: - Мне нелегко сказать тебе это, сынок, но Фейт умерла при родах два месяца назад. Ее убил позор.

Это заняло какое-то время. Катастрофические новости, вот что это такое. Требуется время, чтобы осознать их последствия. Мама увидела мое лицо. Она поспешно добавила: - Бриггс во Франции. Ты никогда его не найдешь. Все знают, что ты его убьешь.

Затем она сурово посмотрела на меня и сказала: - Мне не нужно говорить тебе, что это Божий суд. Так что прими это, - добавила она более мягким тоном, - Фейт похоронена на кладбище Конгрегации, если тебе не все равно. Мы не позволили бы похоронить ее на нашем церковном кладбище.

Это было похоже на то, как если бы меня поглотил кит. Боль была невыносимой. Я не мог этого вынести. Моя маленькая Фейт, любовь всей моей жизни, предала меня с помощью этой змеи. Весь свет исчез из этого мира. Я был большим, крепким китобоем, но я расплакался.

Маме явно не понравилось мое проявление слабости. Тогда-то я и понял, почему Джулия была здесь. Она встала, подошла, нежно прижала мою голову к своей груди, и мы вместе разрыдались. Она повторяла снова и снова: - Фейт узнала, что ты еще жив, когда "Конкорд" причалил к берегу. Все, чего она хотела, - это твоего прощения.

Внезапно меня охватил приступ клаустрофобии, который охватывает человека, когда он тонет. Я с трудом поднялся на ноги и в панике выбежал из дома. Обе женщины закричали: - Джейкоб!!

Остаток дня прошел как в тумане. Мое сердце было мертво. Я помню, как, спотыкаясь, дошел до могилы Фейт. Я должен был убедиться. Там было красивое надгробие. Ее семья любила ее. Был жаркий, безоблачный летний день, и я просто сидел на могиле своей жены, проклиная Исава Бриггса и Бога, который допустил, чтобы это случилось.

Потом я подумал о том, что сказала моя мать. Я не был никем особенным. Так почему же я проклинал Бога? Это Бриггс был должен по счету!! Был только один выход. То есть, если я когда-нибудь захочу освободиться от бремени неверности Фейт. Мне нужно было найти Бриггса и убить его. Это было бы целью моей жизни.

Поэтому, думая об убийстве, я спустился на набережную, выпил рома в темном углу грязного бара "Моряки" и вырубился.

******************************************

Я медленно открыл глаза. В комнате царил полумрак и вонь. Я был дезориентирован. У меня раскалывалась голова, а во рту был привкус, как на дне бочки с ворванью. Я почувствовал, что нахожусь в море.

Я лежал на полу, а надо мной возвышался огромный мужчина. Меня разбудил удар ботинком по ребрам. Я вскочил на колени, чтобы избежать следующего удара. Комната закружилась, и меня вырвало, как будто я вылил литр дешевого рома. Парень ударил меня наотмашь правой. Я упал на пол, а он вернулся к тому, что делал раньше, - бил меня ногами.

Я был скорее озадачен, чем обижен. Последнее, что я помнил, это как я ударился головой о крышку стола в безымянной китобойной таверне. Затем, следующее, что я помню, - как из меня выбивали все дерьмо в помещении, которое, очевидно, было корабельным кубриком.

Я не проиграл ни одного боя в своей жизни и не собирался проигрывать ни одного сейчас. Итак, я откатился в сторону от следующего удара и сердито вскочил на ноги. Я ударился головой о потолочную балку и отключился, как от удара молнии. Бывают бои, в которых проигрываешь.

Через пару минут я пришел в себя. Лицо, нависшее надо мной, представляло собой самое уродливое зрелище, какое только можно вообразить, а я смотрел в глаза кашалотам. Он был выше меня, более 185 сантиметров ростом, и весил, должно быть, около 140 килограмм.

Он был совершенно лыс, с густой бородой, которая выглядела так, словно густая шевелюра сползла на подбородок. У него были злые поросячьи глазки, и у него отсутствовало ухо, что, возможно, было связано со шрамом на лице. На нем был поношенный капитанский китель с ласточкиным хвостом, и от него пахло трюмом после долгого плавания в тропиках.

Он мерзко рассмеялся и сказал: - Добро пожаловать на борт, моряк. Я хотел представиться.

Я вытер кровь с губ и раздраженно спросил: - Кто ты, черт возьми, такой и какого черта я здесь делаю? - Гигант рассмеялся, отвесил ироничный поклон и сказал: - Джон Куинси Адамс, к твоим услугам... И ты только что присоединился к треугольной торговле.

Неприятный тип, стоявший передо мной, явно не был седьмым президентом Соединенных Штатов, но я понял шутку. Джона Куинси Адамса прозвали "Аболиционистом", и треугольная торговля по-прежнему процветала, несмотря на то, что в Англии и Америке она была запрещена более полувека назад.

Хлопок и ром поставлялись из США в Англию, ткани, оружие и безделушки - в Африку, а рабы переправлялись в США. Юридическим наказанием в Великобритании была смертная казнь. Но вы могли бы стать невероятно богатым, если бы добились успеха. Конечно, вся прибыль была на стороне владельцев.

Никто в здравом уме не захотел бы работать на работорговца. Единственное, что получал член экипажа, - это регулярные побои или подвешивание на рее, если его ловили. Мне просто повезло, что они нашли меня без сознания, когда искали кого-нибудь на берегу.

Капитан спросил: - Ты моряк? Чем ты занимался?

Я ответил: - Не твое дело. - За что получил еще один подзатыльник. Я неохотно признался: - Я был рулевым.

Он посмотрел на меня скептически и сказал: - Ты слишком молод, чтобы заниматься этим, не так ли? - Я сердито ответил: - Мне насрать, что ты думаешь. Моя жена умерла, и я собираюсь присоединиться к ней. - На лице Адамса появилось блаженное выражение. Он усмехнулся и сардонически сказал: - Я могу тебе в этом помочь.

Вот так я и стал матросом на борту славного корабля "Принстонский колледж". Он был назван так потому, что Адамс утверждал, что он был там студентом. Возможно, так оно и было. Он был очень умным человеком. Кроме того, он был еще более жутким, чем колокольня, полная летучих мышей.

Он мог цитировать латинские фразы, или, по крайней мере, я думаю, что это была латынь. Я почти не говорил по-английски. Так что иностранные языки были вне моего поля зрения. Но когда дело касалось человечности, он был полным зверем. Адамс ненавидел всех.

Корабль, на котором я находился, был тридцатиметровым бригом с квадратной оснасткой и водоизмещением в двести семь тонн. На нем была команда из двадцати человек, что было опасно мало для корабля такого размера. Я был одним из немногих опытных матросов.

Поэтому, в хорошую или плохую погоду, меня отправляли наверх убирать паруса на брам-стеньге. Это была самая опасная работа на корабле. Там, наверху, качка мачты была особенно сильной, а палуба находилась далеко внизу.

***********************************

Я был прикован цепями, пока мы занимались погрузкой и разгрузкой в Плимуте. Африканский груз хранился в подпалубном помещении. Я был связан с другим несчастным. Он также присоединился к команде с помощью похищения. За исключением того, что он был моряком, которого они схватили с пирса в Чесапике, когда грузили табак.

Наручники не давали нам спрыгнуть с корабля. У них их было предостаточно под рукой, учитывая истинное назначение корабля. Мы стали своего рода друзьями. Я полагаю, это было братство по несчастью. Мы оба были в прямом и переносном смысле в одной лодке.

Мы часами разговаривали в темноте трюма. Его звали Спрингфилд, и он называл себя проповедником, что означало, что у него не было никаких полезных навыков. Но он мог читать и вести разумную беседу. В его жизни никогда не было женщины. Будучи хрупким и бедным, он не мог привлечь к себе женщину. Итак, он очень заинтересовался моей ситуацией.

Я рассказал ему о Фейт и ее предательстве. Он сказал: - Но твоя жена думала, что ты умер, верно? У нее больше не было обязательств соблюдать брачные обеты, если бы ты умер. - Это было очень больно. Я хотел, чтобы действия Фейт были намеренно аморальными, а не результатом досадного недоразумения.

Спрингфилд озадаченно спросил: - Ты думаешь, что этот парень специально выдумал эту историю? - Я был уверен, что этот скользкий сукин сын все подстроил. Каждый молодой человек в Нью-Бедфорде мечтал запустить руку Фейт под юбку. Но, к сожалению, были и очевидные доказательства обратного, поскольку мы едва не потерпели крушение.

Не знаю, стало ли мне легче от того, что ложь Бриггса была основана на правде, или стало еще хуже. Бриггс всегда восхищался Фейт, как и остальные парни из Нью-Бедфорда. Она, безусловно, была самой красивой девушкой в нашем обществе. Я горько улыбнулся и сказал: - Нет, в этом была доля правды.

Я добавил: - Ты помнишь тот сильный шторм, который обрушился на побережье пару лет назад? - Он кивнул и сказал: - Да, мне повезло, что я пережил это во Фредериксберге. С тех пор Восточное побережье почти стерлось с лица земли.

Я сказал: - Мой корабль попал в него. Мы добрались до безопасной гавани, но многие другие этого не сделали.

Спрингфилд сказал: - Значит, твоя жена не была такой уж неверной, полагая, что ты пропал в море. - Я с несчастным видом кивнул.

Я знал, что Бриггс - скрытная змея в траве, но Фейт всегда видела в людях лучшее. Она была бы легкой добычей для его обольщения. Особенно если бы думала, что я мертв. Я бы растерялся, если бы ситуация была обратной.

Я сказал: - Нет, это не так, но она все равно не имела права пускать эту змею к себе в постель.

Спрингфилд предположил: - Возможно, она просто искала другого мужчину. Ты знаешь, каковы женщины. Им нужен мужчина, который заботился бы о них.

В то время это было общепринятое мнение, но я не был уверен, что это справедливо в отношении Фейт. Моя жена была очень энергичной. Тем не менее, я знал, что она склонна думать сердцем, а не разумом. Я также знал, что она действительно любила меня и нуждалась бы в утешении. То есть, если бы я действительно был мертв. Бриггс, должно быть, воспользовался этим.

Спрингфилд сказал: - Какой бы ни была причина, ты не должен винить себя. Мужчина должен быть верен своей натуре. Моряк должен выходить в море. Но и в том, что сделала твоя жена, тоже не было ничего плохого. Она могла бы оплакивать тебя чуть дольше, но она считала себя вдовой.

Я сердито возразил: - Но я НЕ УМЕР. Она просто не слушала других женщин. Фейт всегда была упрямой, когда что-то вбивала себе в голову. Они все говорили ей подождать. - Видение Фейт, извивающейся от страсти под этим ублюдком, преследовало меня по ночам.

Спрингфилд спросил: - Что ты сделал с этим парнем Бриггсом?

Я сказал: - К сожалению, ничего. Его отец спрятал его в Европе, чтобы он был вне моей досягаемости. Конечно, скандал из-за того, что он обрюхатил мою жену, вероятно, был как-то связан с его желанием сбежать из города. Я поклялся, что когда-нибудь найду его и оплачу счет.

После этого моя реальность состояла из двух секунд прошлого и одной секунды будущего. Это все, о чем я мог думать. Что еще более странно, я был полностью лишен эмоций, хотя знал, что должен что-то чувствовать. Но это было так, как если бы из меня выварили все возможные реакции, как из китового жира.

Не осталось ничего: ни страха, ни печали, ни раскаяния - вообще никаких чувств. Я был пустым человеком. Моя душа превратилась в шелуху.

Говорят, что противоположность любви - не ненависть. Это полное безразличие. Именно так я воспринимал жизнь. Это помогало мне казаться храбрым в глазах окружающих. Я был готов на любые опасные поступки, потому что мне было все равно.

***********************************

Путешествие к побережью Гвинеи и обратно по срединному проходу было сущим адом. Сначала мне пришлось вытерпеть зрелище того, как тридцать восемь бедняг согнали к нашим лодкам их же соотечественники, чтобы они были прикованы цепями внизу, в жарком трюме.

Я понимал, что рабство лежит в основе образа жизни южан. И я полагаю, что вам нужно быть очень жестоким, если вы собираетесь покупать и продавать другого человека. Тем не менее, абсолютная бесчеловечность была выше моего понимания. То есть до тех пор, пока я действительно не стал свидетелем этого.

Это, без сомнения, звучит наивно. Но вы должны понять. Я вырос в Нью-Бедфорде, где единственными цветными людьми были индейцы. Я знал нескольких чернокожих людей по китобойному промыслу. Они были одними из лучших гарпунеров и лодочников в команде. Поверьте мне, цвет кожи не имеет значения, когда вы сражаетесь с чем-то, что в два раза больше вашей лодки.

Вот почему вид людей, которые выглядели точь-в-точь как мои бывшие товарищи, которых грузили в наш трюм, как животных, просто вызывал у меня отвращение. Несколько самых смелых людей, включая меня, пытались немного улучшить их положение. Мы доставляли контрабандой свежую воду и еду, когда могли. Но мы ничего не могли поделать с ситуацией, кроме как терпеть вместе с ними.

Вы можете обвинить меня в том, что я не сделал большего. Но на том корабле я был таким же пленником, как и африканцы. У Адамса было шесть охранников, таких же жестоких, как и он сам. Все они были вооружены, и любое нарушение правил приводило к неприятностям. Адамс даже застрелил человека за то, что тот процитировал Святого Павла о рабстве.

**************************************

Когда мы плыли вдоль побережья Луизианы, было темно как смоль, жарко и влажно. Я был рулевым, так как был одним из немногих опытных матросов. Когда мы проходили через пролив Риголец, на северо-западе тяжелые тучи осветила яркая молния. Это было зловещее предзнаменование.

Я слышал, как Адамс говорил своим соотечественникам, что мы сбросим наш "груз", по его словам, в Мандевилле на северном берегу озера Пончартрейн. Я предположил, что работорговцы встретят нас там. Это было в пятидесяти километрах по прямой от Нового Орлеана, через озеро.

В Новом Орлеане располагался крупнейший невольничий рынок в Соединенных Штатах. Но поскольку в 1808 году ввоз рабов из Западной Африки был запрещен, мы, очевидно, не могли зайти в доки на берегу Миссисипи и начать разгрузку. Жители Нового Орлеана, возможно, приветствовали бы нас, но власти посадили бы нас за решетку.

Пересекая пролив, мы пробирались на ощупь в темноте. Это было непростое время. Пончартрен патрулировали вооруженные таможенные катера военно-морского флота, которые были специально предназначены для поимки контрабандистов. И хотя "Принстонский колледж" был построен в расчете на скорость, это был парусный бриг. Мы ни за что не смогли бы обогнать пароход.

Мы только что миновали оконечность Острова сокровищ и вышли к открытому озеру, когда увидели сигнальные огни на перевале Шеф Ментер и в форте Макомб, к юго-востоку от нас. Единственная причина, по которой корабль мог выйти в море в это время суток, заключалась в патрулировании озера.

Катер направлялся вдоль юго-восточного берега. И если бы мы продолжали двигаться тем же курсом, то нас скорее бы поймали, чем пропустили. Я хотел, чтобы Адамса поймали. Но мы все оказались бы в глубоком дерьме, если бы нас взяли на абордаж.

Мы подобрали лоцмана у входа в Риголет. Он проделал весь путь на веслах откуда-то с берега озера Святой Екатерины. Это был долговязый креол с французским акцентом, и он знал о соседних болотах больше, чем половина аллигаторов.

Он прошептал: - Осторожнее, парень. Мы можем спрятаться в Ирландской протоке. - Я резко повернул руль, не посоветовавшись с Адамсом. Я понимал, что нам придется ползти по касательной, в сторону от курса патрульного катера.

У нас бы тоже все получилось, если бы какой-то дурак на носовой палубе не раскурил трубку. Он, должно быть, нервничал, а может, хотел, чтобы нас поймали. Это была всего лишь серная спичка. Но она вспыхнула, как маяк, в темноте этой влажной ночи.

Мы все затаили дыхание, ожидая узнать, увидели ли его. Ответ пришел почти сразу. Я услышал, как шум паровой машины усилился, и фары повернулись в нашу сторону.

Мы как раз проходили Айриш-Пойнт, и там можно было спрятаться в протоке. Но Адамс и его охранники были в панике. Они поспешно собрались с мыслями и придумали план, как погрузить всю "контрабанду" в вельбот, а затем отправить ее в Байю Соваж. Его нельзя было бы повесить, если бы на борту не было ничего компрометирующего.

Адамс знал, что я хорошо управляюсь с веслами, так что я был первым, кого он выбросил за борт. Он также бросил креольского лоцмана и Спрингфилда, которые были более или менее бесполезны. Затем они уплыли, оставив нас разбираться с протокой, полной аллигаторов и всякой другой ядовитой живности.

У нас было двадцать восемь перепуганных чернокожих пассажиров. Сначала их было тридцать восемь. Но десять человек умерли в конце рейса. Это обычное последствие того, что тебя похищают из твоей жизни, а затем запихивают на несколько дней в ужасно жаркое и антисанитарное помещение. Адамсу стоило бы еще раз подумать. Не решил ли он, что я просто верну ему этих людей, чтобы он их продал.

Двое пленных мужчин говорили по-французски, и наш лоцман в конце концов успокоил их до такой степени, что мы смогли кое-что спланировать. Лоцман, которого звали Дельфин, относился к рабству так же, как и я. По его словам, на Байю-Соваж было полно сбежавших рабов. Поэтому он предложил отвезти наших пассажиров туда, где их никогда не найдут.

Таким образом, я высадил двадцать восемь беженцев и его самого на пригорке, откуда тропа вела обратно к протоке. Оттуда они могли попытаться наладить свою жизнь. К моему изумлению, Спрингфилд присоединился к ним. Он сказал, что увидел в этом деле руку Божью и хотел рассказать об этом всем.

Я видел только темноту и змей, но я пожелал им всего наилучшего. Группа исчезла в ночи, переговариваясь на своем странном языке. Я не понял, о чем они говорили. Но мне показалось, что я уловил нотку надежды в их голосах.

********************************

Солнце всходило над озером, пока я греб в прибрежном тумане. В этом районе царила влажная атмосфера, не похожая ни на что, с чем я сталкивался в Новой Англии. Местность сменилась с болот на сельскохозяйственные угодья. Тем не менее, города Новый Орлеан по-прежнему не было видно.

Я маневрировал вдоль побережья, подыскивая подходящее место для высадки. Наконец я наткнулся на что-то похожее на реку, текущую на юго-запад от озера. В конце ее должен был быть город.

Этот водный путь на самом деле был каналом. Французы прорыли его еще до того, как Джефферсон купил это место, пятьдесят лет назад. Мой вельбот ничем не выделялся из толпы, потому что по водному пути даже в этот ранний час ходили торговые суда, баржи и другие небольшие лодки.

Я легко влез в поток, направлявшийся на юг. Когда я добрался до конца канала, там был поворотный пункт. Я привязал лодку и пошел по пыльной дороге. Проезжая часть быстро сменилась булыжником, и у нее появилось название "Канал-стрит". Это показалось мне подходящим. Наконец-то я добрался до Нового Орлеана.

Я решил, что мне следует воткнуть свой кол в землю прямо там, где я был. С тех пор, как я вернулся домой, у меня не осталось ничего, кроме плохих воспоминаний. На мне были те же мешковатые матросские штаны, в которых я был, когда попал в плен. В них был потайной карман рядом с моими причиндалами. Благодаря такому расположению вы всегда будете в курсе любых попыток завладеть вашими ценностями.

В кубрике никому нельзя доверять. В общем, у каждого моряка есть что-то подобное. К счастью, я припрятал золото из своего последнего плавания туда, еще до того, как узнал о Фейт. Итак, все то время, что я находился в лапах Адамса, у меня было относительное состояние.

Это навело меня на леденящую душу мысль. К этому времени Адамс, без сомнения, понял, что я не вернусь. И он, вероятно, догадывается, что я в Новом Орлеане. Следовательно, было вполне вероятно, что он прочесывает город в поисках меня. Поэтому мне показалось целесообразным залечь на дно.

Была середина дня, и я прогуливался по городу с очень характерной архитектурой: балконы, украшенные французским орнаментом, и фантазии из кованого железа. Здесь были узкие улочки и глухие переулки. Они могли послужить хорошим укрытием. Логично, что он назывался "Французский квартал" и выглядел как один из самых старых районов города.

Я медленно брел по улице Дофин, прямо по окраине района Сторивилль, когда увидел вывеску на массивном здании из вагонки и камня в конце переулка. Мужчины входили и выходили через парадную дверь. Естественно, я просто предположил, что это отель. Я имею в виду, что это действительно выглядело как отель. Мне нужно было немного поспать и принять ванну. Поэтому я зашел, чтобы забронировать номер.

Как только я переступил порог, то понял свою ошибку. На плюшевой мебели сидели красивые женщины, похожие на бездомных кошек. И все они были в той или иной форме раздеты!!

Моим первым побуждением было отвести глаза. Это нам вдолбили в голову на всех этих котильонах. И все же, бесконечное изобилие грудей и бедер, а также обнаженных ног в сетчатых чулках было слишком для моей двадцатилетней чувствительности. Так что я просто стоял с открытым ртом.

Сейчас вы можете подумать, что я наивный дурак, который зашел в публичный дом в поисках постели и ванны. Но это место не было похоже ни на что, с чем я когда-либо сталкивался. Новая Англия все еще находилась под властью своих предков-пуритан, и подобные места держались в секрете, чтобы не оскорбить взоры благочестивых людей.

Женщина отделилась от восхитительного множества женских тел и величественно проплыла мимо, словно клипер, входящий в гавань на всех парусах. Она была старше, чем стайка котят вокруг нее, но в свое время она, должно быть, была потрясающей красавицей.

Она была накрашена, как главная фигура на параде в честь Четвертого июля, но под всей этой косметикой у нее было очень красивое лицо. А ее монументальные сиськи были подняты на немыслимую высоту благодаря бюстье, которое было настоящим чудом инженерной мысли.

При росте в 185 сантиметров я возвышалась над ней на целых тридцать сантиметров. И все же меня пугала ее самоуверенность. Она стояла и оценивала меня так, словно покупала лошадь. Я почти ожидал, что она ударит меня в грудь и раскроет мне рот, чтобы пересчитать зубы. Наконец, она спросила: - Что ты хочешь, сладенький? - В ее глазах появился блеск.

Ко мне вернулось достаточно здравого смысла, чтобы пробормотать: - Я п-просто искал к-к-кровать и в-в-ванну. - Она весело захихикала и промурлыкала: - Это обойдется тебе в двадцать долларов золотом, моряк.

Я изумленно воскликнул: - Это большие деньги за комнату. - Она рассмеялась гортанным смехом, в котором сквозил чистый секс, и добавила: - Мы предоставляем немного бонусов вместе с кроватью и горячей водой.

Я протянул ей "либерти-хед". Она взяла его и даже укусила. Затем она повернулась к красивой темноволосой девушке, которая подошла к ней вплотную, и сказала: - Мари-Эйми, не могла бы ты, пожалуйста, отвести этого янки в комнату и приготовить ему ванну?

Новая женщина была стройной, как стрела, с длинными великолепными ногами и гладкими волосами цвета воронова крыла. Они ниспадали ей на спину, доходя до восхитительных ягодиц. У нее были большие, мягкие, идеальной формы груди-капельки, выступавшие поверх корсета. А ее лицо было настоящим чудом.

Она была редкой, экзотической красавицей с огромными темными глазами, идеально пропорциональными чертами лица и пышной чувственностью, которая отзывалась на пламя костров, бой барабанов и распутные тропические ночи. Нужно быть каменным, чтобы не откликнуться на нее. И одна часть меня была словно из гранита. Я вдыхал ее мускусный аромат. Она пахла магнолиями.

Она двигалась с гибкой кошачьей грацией охотящейся кошки из джунглей, естественно и плавно, но в то же время неотразимо целеустремленно. Она почти кралась. Я следил за покачивающимися округлостями ее задницы, поднимаясь по лестнице, покрытой роскошным ковром. Они были похожи на два пушечных ядра, движущихся вверх и вниз.

Она открыла дверь в комнату и пригласила меня войти. Прямо посреди комнаты стояла большая ванна из оцинкованной жести. Я нервно спросил: - Так ты здесь работаешь? - У меня все еще не укладывалось в голове, что такая удивительно красивая женщина, как эта, может быть шлюхой.

Она посмотрела на меня с жалостью, словно не могла поверить, что мне разрешили разгуливать без присмотра. Она сказала мягким голосом с каджунским акцентом: - Это способ заработать на жизнь. А теперь раздевайся и ложись в эту ванну, дорогой. Я принесу тебе горячей воды и мыла.

Я немного стеснялся раздеваться перед дамой. Кроме того, я хотел убедиться, что мои золотые монеты остались при мне. Поэтому я подождал, пока это потрясающее создание выскользнет из комнаты, а потом засунул все это под матрас.

Я сидел в ванне в своем праздничном костюме Адама, когда вошла первая женщина, которая, очевидно, была хозяйкой, в сопровождении двух чернокожих носильщиков, которые несли ведра с водой, от которой шел пар. Они налили в ванну горячей воды, и я узнал, каково это - быть вареным омаром.

Дама раздевалась, пока двое мужчин занимались этим. Я удивился, как женщина может раздеваться, когда в комнате трое мужчин, но оказалось, что двое носильщиков были для нее невидимы, поскольку, без сомнения, были рабами. Женщина сняла бюстье и, оставшись в одних панталонах с оборками, жадно уставилась на меня.

Ей было около сорока лет, но она была самой соблазнительной женщиной, которую я когда-либо видел. Я поразился размеру ее сисек. Они были увенчаны большими, круглыми, красными, почти фиолетовыми венчиками, с крупными сосками, выступающими посередине. У моей жены была большая грудь, но сиськи Фейт были просто холмиками по сравнению с потрясающими сокровищами этой женщины.

Я подумал, что в платье она выглядит пухленькой. Это потому, что ее грудь была шире грудной клетки. Обнаженные, они были похожи на гигантские покачивающиеся шары, которые на удивление мало провисали. По сей день, всякий раз, когда я вижу пару огромных сочных арбузов, я думаю о публичном доме в Новом Орлеане.

Впечатление о толстушке усиливалось тем фактом, что ее массивные сиськи сочетались с широкими, пышными бедрами. На самом деле, когда она была обнажена, было видно, что на ней совсем немного жира, и мышцы, двигающиеся под этой нежной женской плотью, были отчетливо видны.

С такой огромной грудью и бедрами можно было бы ожидать, что у нее будут ноги, похожие на стволы деревьев, но у нее были стройные и скульптурные формы, а в верхней части их было достаточно места, чтобы разместить фрегат. Тем не менее, хотя ее ноги и могли быть произведениями искусства, ее настоящим чудом была талия.

Обнаженная, с тонкой талией, она выглядела так, словно ее перевязали посередине очень тонкой веревкой. Ее можно было обхватить руками. Чуть больше пятидесяти сантиметров. Контраст между ее бедрами, грудью и талией наводил на мысль о термине "Богиня земли".

Увидеть ее можно было, наверное, раз в жизни. Что еще более важно, я не был с женщиной больше двух лет. И, что вполне понятно, передо мной на поверхности появился предмет, похожий на выплывающего из воды голубого окуня.

На лице моей новой подруги появилось голодное выражение, когда она затолкала меня обратно в ванну и забралась ко мне. Она застенчиво сказала: - Мне придется что-то сделать с этим, сладенький. - Она наклонилась вперед, схватила только что всплывший предмет, который торчал из воды, как маяк в Скитуате, и принялась уплетать его, как будто это был аппетитный цыпленок, а она жила на необитаемом острове.

Восхитительное ощущение ее горячего рта заставило меня откинуть голову на край ванны. Вы должны понять. Мы с Фейт были новичками в сексе. И мы еще не дошли до этой главы в книге. Это был первый раз, когда я получал такое. Я продержался секунд десять, прежде чем застонал и взорвался, как Везувий. Она начала поливать свои груди расплавленной магмой, похотливо постанывая при этом.

Я понятия не имел, что происходит, но это не имело значения. Эта женщина только что разбудила Кракена. Я вылез из воды. Поднял ее, как будто она ничего не весила, и бросил на кровать. Она восторженно взвизгнула, когда приземлилась, расставив ноги и покачивая массивными сиськами. Затем я набросился на нее сверху, издавая тревожное рычание. Ее рука протянулась между нами. После минутной возни я соскользнул в огненный поток.

Моя партнерша была профессионалкой, что на самом деле было преимуществом. Возможно, она обслуживала многих мужчин. Но это делало ее экспертом в тонком искусстве траха. Она схватила меня там с большей силой, чем у большинства женщин, и принялась массировать меня таинственными способами.

Я издал еще один громкий стон и вошел в нее по самую рукоятку. От этого ее глаза необыкновенно расширились, и она вскрикнула. Глаза закатились у нее, и мы начали очень энергичный танец.

Я никогда раньше не был со шлюхой. На самом деле, я не был ни с кем, кроме Фейт. Тем не менее, моя жена была очень дикой шлюхой... Плохая мысль!! Видение того, как этот сукин сын пользуется необычайной страстью Фейт, поразило меня, и я испытал жгучий укол ревности.

К счастью, боль быстро сменилась приливной волной ощущений. Моя новая партнерша обхватила меня за талию своими великолепными ногами и задвигалась в ответ. Она кряхтела от усилий, работая с моим членом, извиваясь как сумасшедшая. Наш общий пот сделал наши тела скользкими, и она сочилась смазкой вокруг того места, где в нее проникли.

Ее руки крепко обхватывали мою грудь, и ее гигантские сиськи независимо двигались между нами. Мне показалось, что прошла вечность. Затем моя партнерша начала издавать громкие ритмичные крики, которые достигли крещендо. С этими словами она издала глубокий грудной звук и изумленно вскрикнула: - О боже мой!!!- Я КОНЧИЛА!! -- ДА-а-а!!

Это заставило ее совершить серию резких движений, которые чуть не сбросили нас обоих с кровати. Ее бурная реакция, мускусный аромат и явное буйство того, что происходило в ее влагалище, заставили меня почти выгрузить в нее свои яички.

Когда ко мне вернулось самообладание, я повернулся и посмотрел на нее. Она лежала на спине и хныкала, прикрыв глаза одной рукой, а огромные бугры вздымались и опадали. Она приоткрыла один глаз и посмотрела на меня с удивлением.

Затем она встала, страстно поцеловала меня и сказала: - Это было потрясающе, дорогой! - Я был поражен. Я знал, что шлюхи не кончают. Для них это бизнес, а не удовольствие. И они, конечно, не целовались.

Я перевернулся на живот, весь в поту, все еще пытаясь понять, что только что произошло. Она водила пальцем по мышцам моих плеч и спины. Она хрипло спросила: - Откуда у тебя такие мускулы, сладенький? Я никогда не была с мужчиной с такой спиной, плечами и руками, как у тебя.

Я лениво заметил: - Я всю свою жизнь был китобоем. Ты становишься таким, если хорошо владеешь веслом и гарпуном. - Она кокетливо спросила: - Что китобой делает в Новом Орлеане? У нас здесь нет китов.

Я сказал: - Прошлой ночью я был на работорговце, который пытался проскользнуть мимо патрулей на озере Пончартрейн. Знаешь, они все еще ввозят рабов из Африки, хотя это и запрещено законом. - Я услышал мрачный голос, ответивший: - Я знаю. Если это золото связано с работорговлей, то я его не хочу.

Я рассмеялся и сказал: - Как раз наоборот. Им нужно было уклониться от уплаты налогов. Итак, они сбросили меня и еще нескольких человек за борт вместе с людьми, которых они похитили. Я высадил их в Байю-Соваж, и они направились в поселение беглецов, когда я видел их в последний раз.

Она одарила меня ослепительной улыбкой и тут же попыталась перевернуть на спину. Когда я подчинился, в поле зрения появилось нечто, похожее на бушприт линейного корабля. В этом не было ничего удивительного. Мне было всего двадцать, и прошло два года.

Она жадно уставилась на него. Я ухмыльнулся и сказал: - Полагаю, Джон Куинси Адамс ищет меня, пока мы разговариваем. - Она недоверчиво вытаращила глаза. Она сказала серьезным тоном: - Ты серьезно пытаешься сказать мне, что Великий аболиционист был капитаном корабля работорговцев?

Я рассмеялся и сказал: - Не думаю, что это его настоящее имя. Но я поплачусь жизнью, если он когда-нибудь найдет меня. - Она сказала хриплым от вожделения голосом: - Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, мой прекрасный мальчик. Возможно, я найду тебе применение.

Затем она изящно опустилась на мой пульсирующий член, и мы начали процесс знакомства друг с другом поближе.

*******************************

Так я познакомился с Мэй Бейли. Она осиротела после смерти своих родителей во время одной из периодических эпидемий желтой лихорадки в Новом Орлеане. Но ее красота уже достигла расцвета. Поэтому она сразу же привлекла внимание Джозефа Сэмюэля, богатого торговца хлопком.

Он "удочерил" ее, несмотря на то, что ей было уже восемнадцать, и содержал ее в роскошном доме во Французском квартале. В Биг-Изи отношение к ней другое. Следовательно, наличие такой молодой и потрясающе красивой любовницы, как Мэй, было знаком отличия для ее благодетеля.

Затем Сэмюэл умер. Утверждалось, что его обширная сердечная недостаточность могла быть как-то связана с большой разницей в возрасте и его увлеченностью своей горячей молодой любовницей. Но Мэй была грозной женщиной, и у нее была известная красота, на которую можно было положиться. Таким образом, она быстро заполучила в свои сети другого хлопкового магната по имени Герман.

Он был еще старше и богаче, чем ее предыдущий любовник, и Мэй действительно заключила сделку, по которой после его смерти дом перешел к ней. Неизбежная кончина этого человека наступила три года спустя. Его похоронили с улыбкой на лице, а у Мэй было имущество и немного денег.

Мэй рассказала мне, что устала от мужской заботы. У нее не было никаких востребованных навыков, кроме тех, которые она приобрела за семь лет работы профессиональной любовницей. Поэтому она использовала свои навыки.

Она превратила свою новую резиденцию в первоклассный бордель, который привлекал богатых плантаторов и торговцев этого района. "Таланты", которых она собирала, были самыми разными - от бедных креолок до непокорных дочерей.

Они были всех цветов радуги, включая красный и желтый. Но у них у всех была одна общая черта. Как и Мэй, они были исключительно красивы и умели трахаться. На самом деле, к тому времени, когда я встретил ее, Мэй была кем-то вроде легенды Нового Орлеана. У нее даже была лицензия на управление "домом с дурной репутацией", выданная городом.

Мэй, возможно, была богата и влиятельна, но у нее не могло быть детей. Она поделилась со мной этой информацией одной душераздирающей ночью, после того как чуть не убила меня в постели. Она сказала, что я ей понравился, потому что она вообразила, что я похож на сына, которого у нее никогда не будет.

Это заявление было более чем тревожным, учитывая тот факт, что она только что закончила кататься на мне, как на чистокровной лошади, на ярмарке в Джентилли, и назвала это "наездницей".

Я не знал, что сказать. Мой единственный опыт общения с женщиной был связан с Фейт. И, естественно, при этой мысли я испытал приступ болезненного сожаления. Поэтому я поступил так, как поступил бы со своей бывшей женой. Я гладил обнаженную спину Мэй и обнимал ее, пока она плакала.

Я сказал как ни в чем не бывало: - Знаешь, у священника могли бы возникнуть проблемы, если бы я действительно был твоим сыном. - Она печально посмотрела на меня и сказала: - Я знаю, дорогой мальчик. Просто я по-своему очень полюбила тебя, и тебе пора уходить.

Это было для меня новостью. Я озадаченно спросил: - Уходить? Куда я пойду?

Мэй ласково улыбнулась и сказала: - У меня есть партнерское соглашение с одной из моих девушек. Мы собираемся открыть бордель в Денвере. Там есть золото, и мы собираемся делить прибыль. То есть, если я предоставлю товар.

У меня были видения перегона скота. Я спросил: - Какое отношение это имеет ко мне? - Мэй ответила: - Это долгое и опасное путешествие. Поэтому я отправляю тебя с Патриком убедиться, что они доберутся туда.

Патрик был воплощением улыбчивого ирландца. Он мне нравился. Он был на десять лет старше меня, и у него было одно из тех классических ирландских лиц, с прищуренными глазами, длинным узким носом, густыми бровями и акцентом, который намекал на воровство и хорошее настроение.

Он появился здесь во время великого голода и пробивал себе дорогу всеми мыслимыми способами. Пока я был наверху, он работал барменом внизу, разносил напитки и присматривал за порядком.

Возможно, я был немного обижен, что меня бесцеремонно вышвырнули из гнезда. Но я был в восторге от перспективы новых приключений. Прошел почти месяц с тех пор, как я переступил порог Мэй. Мы не были уверены, что Адамс уже не ищет меня. Я был заперт на верхнем этаже дома, стараясь оставаться невидимым.

По ночам я обслуживал хозяйку, но мы оба начинали нервничать. У меня всегда был смелый характер, и путешествие на дикий Запад было как раз той перспективой, за которую я мог бы ухватиться. Даже если бы я был вожаком стада шлюх и двигался на запад.

Я бы скучал по Мэй, но мы оба знали, что наша связь продлится недолго. Я был на двадцать лет моложе ее, а она была настоящей леди. Поэтому неделю спустя мы уже плыли вверх по реке на пароходе "Натчез", который следовал в Ганнибал, штат Миссури.

Это была моя первая поездка на паровом катере, и она открыла мне глаза. Большие кормовые весла приводились в движение мощным двигателем, расположенным в недрах корабля. Он пыхтел и разгонялся против течения, развивая скорость в пять узлов. Для такого опытного моряка, как я, это само по себе было чудом. Очевидно, что у пара было будущее.

Мэй провожала нас в хлопковых доках в конце проспекта Урсулинок. Она обняла меня на прощание и сказала: - Веди себя хорошо, мой прекрасный мальчик. Я никогда тебя не забуду, - Это были слезы в ее глазах?

Мэй Бейли, возможно, была проституткой и мадам, но она была сильной и независимой женщиной и одной из самых добрых и благородных душ, которых я когда-либо знал. Она плыла по течению своей собственной звезды и за всю свою жизнь не отступила ни на сантиметр.

Было очевидно, что Мэй помогала мне выбраться из города. Все-таки у судьбы есть чувство юмора. Кто бы мог подумать, что я совершу побег, отправив партию проституток в тысячекилометровое путешествие в землю обетованную?

В нашей группе было восемь девушек, и все они были потрясающе красивы. Две из них, Афродита и Вирсавия, были бывшими рабынями и чернокожими. Лин была экзотической восточной девушкой. Эбигейл была дочерью плантатора. Казалось, ей действительно нравилась ее работа. Затем были три мексиканские красавицы, Итцель, Нелли и Тепин. Они были сестрами из Вера-Крус, и родители продали их в рабство.

Наконец, была Мари-Эйми. Она называла себя Эйми, поскольку каждую каджунскую девушку называли в честь Пресвятой Девы. Она была деловым партнером Мэй. Я нечасто видел ее с того дня, как приехал. Она была рядом, но она старалась держаться подальше, пока я прятался. Думаю, ей сказали держаться подальше. С тех пор стало ясно, что я нахожу ее смертельно привлекательной.

Эйми была луизианской креолкой, которую местные жители называли квартеронкой, что означало, что один из ее дедушек и бабушек был чернокожим. Результатом этого случайного слияния стала женщина волшебной красоты. У нее был заостренный "интеллектуальный" нос над потрясающе чувственным ртом, густые шелковистые волосы цвета воронова крыла обрамляли классический овал лица, высокий умный лоб и красивые глаза темно-фиолетового оттенка.

Да, я сказал "фиолетовый"!! Контраст между золотистой кожей Эйми и ее выразительными глазами был настолько поразительным, что мужчины буквально останавливались и таращились на нее, как загипнотизированные. Кроме того, от нее исходил какой-то неуловимый аромат. Это могло быть колдовство вуду или просто Эйми. Что бы это ни было, это превратило всех мужчин рядом с ней в пускающих слюни идиотов, включая меня.

Как я уже заметил, она была ростом, наверное, 165 сантиметров, с телом, которое было кошачьим в своей чувственности, большими полными сиськами, гибкими бедрами и длинными гладкими мускулистыми ногами. Она двигалась как пантера.

Мэй одевала меня так, словно я был ее ребенком. Одежда была стильной и изысканной, вплоть до рубашек с оборками и трости. Тем не менее, под ней я все еще оставался бывшим гарпунщиком, и это было заметно сквозь одежду французского покроя.

То же самое можно было сказать и о девушках. Все наши подопечные были одеты по лучшей французской моде и вели себя как высокородные леди, как их и учила Мэй. Тем не менее, большинство мужчин на пароходе догадывались, кто они такие.

Поэтому нам с Патриком пришлось приложить немало усилий, чтобы "убедить" пассажиров мужского пола держать руки подальше от девушек. Я был крупнее большинства, ростом в 185 сантиметров и весом в 110 килограмм. Так что все, что мне нужно было делать, - это мягко поощрять хорошее поведение.

Патрик был настоящий пожарный кран, ростом примерно 170 сантиметров и весом 90 килограмм. И он начинал говорить по-ирландски, если парни позволяли себе вольности, особенно с Афродитой, к которой, он казалось, питал слабость. Это побудило его сбросить сына плантатора в Миссисипи, из-за чего нас чуть не вышвырнули за борт.

К счастью, они выловили его, и Эйми пригладила его взъерошенные перышки. Она не делала этого сама. Эту работу поручили Эбигейл, которая с радостью взялась за дело. Серьезно!! У этой девочки было что-то не в порядке с головой.

"Натчез" зашел в Ганнибал, штат Миссури, как будто припарковал фургон. Как моряк, я был возмущен неэлегантностью этого процесса. Они просто подогнали его к причалу и спустили пар.

Мы выгрузили наш груз, который включал в себя достаточное количество сундуков и саквояжей, чтобы сопровождать армию Наполеона в походе, а затем погрузили все это в частный дилижанс, железнодорожной линии Ганнибал-Сент-Джо. Оттуда мы отправились в речной порт Миссури Сент-Джос.

Поездка по железной дороге заняла полдня. Затем, рано утром следующего дня, мы и наши подопечные погрузились на пароход "Эксель" для двухдневного рейса в Канзас-Сити. Тогда Канзас-Сити называли "Городом Канзаса", и у него еще не было атрибутов коровьего городка, потому что туда еще не провели железную дорогу.

Он граничил с "Кровавым Канзасом". Благодаря Закону о Канзас-Небраске по всей территории происходили стычки между бушвакерами и джейхокерами. Президент Бьюкенен направил достаточное количество федеральных войск, чтобы успокоить это место, и мы все равно не задержались бы там надолго. Нам просто нужно было снарядить пару фургонов, чтобы отправиться на трассу Санта-Фе.

К 1860 году эта трасса действовала уже более тридцати лет. Глубокие колеи, отмечавшие этот путь, свидетельствовали о тысячах людей, которые прошли по территории Канзаса на запад.

Караван, к которому мы присоединились, был похож на военную экспедицию, с выборными офицерами и вооруженными людьми для разведки и защиты основной группы. Он действовал по установленному графику: подъем в 4 утра, отправление в семь. Мы проходили по двадцать-двадцать пять километров в день, в зависимости от местности.

Мы купили "Конестогу" для перевозки грузов. Из-за белого хлопкового брезентового чехла на "Конестоге" их называли "степными шхунами". Он был закреплен на консоли спереди и сзади кузова для лучшей защиты внутренних помещений во время штормов. Таким образом, это было похоже на парус.

Каждая повозка могла вместить около двух тонн груза. Предпочтительной упряжкой были бы волы, поскольку для перевозки требовалось большее количество мулов, а это было бы непросто. Волы управлялись без поводьев. Итак, мы наняли пару парней, чтобы они шли рядом и "руководили" ими.

Поскольку у "степной шхуны" не было подвески, а дороги были неровными, большинство людей предпочитали ходить пешком, а не терпеть постоянную, болезненную тряску и крены повозки. Еще мы купили наземный дилижанс, чтобы обеспечить девочкам элементарный комфорт. У него была подвеска, и пассажиры не страдали от сильных толчков, но он сильно раскачивался.

Я сидел на козлах, держа вожжи в руках, и направлял мулов. Поначалу управлять дилижансом было непросто. Я был моряком, а не погонщиком. Но можно освоить все, если заниматься этим по нескольку часов в день. Я сменил свой "джентльменский" наряд на ботинки, парусиновые брюки, большой шейный платок и клетчатую рубашку, которые носили все мужчины в караване. В довершение всего я надел большой "стетсон", защищавший от непогоды. У меня даже был непромокаемый плащ на случай, если обстановка станет слишком неприветливой.

К моему величайшему изумлению, Эйми забралась на козлы вместе со мной. Чтобы часами сидеть на жаре и в пыли канзасских прерий, нужны выдержка и мужество. Будучи китобоем и моряком, я всю жизнь справлялся с трудностями, но Эйми, безусловно, была самой красивой и экзотичной из женщин.

И все же Эйми сидела рядом со мной изо дня в день. Она как будто чувствовала, что бесконечные виды вызывают у меня беспокойство. Я полагаю, что люди на западе испытывали бы такое же беспокойство в открытом океане, который был моей вотчиной. Ее успокаивающее присутствие и ее спокойная сила вдохновляли меня быть таким, каким я был ей нужен.

Эйми была одета в "мужскую одежду", когда ехала со мной. Это был просто здравый смысл, учитывая суровые условия, но ее потрясающая попка в обтягивающих брюках из оленьей кожи и глубокое декольте в куртке из оленьей кожи с бахромой привлекли слишком много нежелательного внимания со стороны других пассажиров каравана.

В ответ Эйми с явным пренебрежением наблюдала за тем, как мужчины-иммигранты пялятся на нее, и не испытывала ничего, кроме гнева и презрения к их женам. Эйми всегда поступала так, как считала правильным, и ненавидела мелочные суждения.

В течение дня мы ехали позади "Конестоги". Нам приходилось не отставать от волов-тяжеловозов. Пэт присматривал за большой повозкой вместе с группой девушек. Они следили за тем, чтобы волы не сбивались в линию и продолжали тащиться.

Удивительно, но Афродита все это время шла рядом с Пэт, болтая и смеясь. Это было забавно, ведь Пэт был ростом 170 сантиметров, а Афродита - около 180 сантиметров, но, по-видимому, они сблизились на своем прежнем месте работы и были по-своему влюблены друг в друга.

Пэт был ирландцем, а ирландцы в те времена страдали от большого национализма. В то время как Афродита была чернокожей проституткой. Конечно, это вызвало массу возмущения со стороны "праведных" членов каравана. Тем не менее, никто никогда не говорил им ничего откровенно провокационного, потому что Пэт уже избил пару парней за различные проступки. У него был вспыльчивый характер.

И Пэт, и Афродита знали, что природу человека все равно не изменишь. Люди будут верить в то, во что они верят. Поэтому они проигнорировали ханжеские взгляды и наслаждались обществом друг друга. Во многих отношениях это была лучшая месть.

Мы с Эйми никогда не разговаривали. Мы просто сидели, дружески общаясь, километр за километром. Она как будто заявляла, что мы в этом деле вместе. Я уважал ее непоколебимый дух, и наша дружба росла по мере того, как мы продвигались на запад.

Вы могли бы даже назвать это влюбленностью. Если бы такое могло случиться между моряком-путешественником и перспективной дамой. Она даже иногда бросала на меня дружеские взгляды, когда мы сталкивались. Мы действительно были парой.

Путешествие по Канзасу проходило по северному берегу реки Арканзас. Так гиды называли "мокрый маршрут", поскольку на нем было много травы и воды. "Сухой маршрут" занял гораздо меньше времени. Но воды было очень мало. Только самые нетерпеливые ходили этим путем.

У Форт-Доджа тропа снова раздваивалась. Именно там те, кто спешил, могли свернуть на Саут-форк, следуя вдоль реки Симаррон. Она проходила по территории команчей, а эти люди славились своим негостеприимством. Так что люди, выбравшие этот путь, часто сожалели об этом.

Мы свернули на горную развилку. Каждый километр был испытанием на физическую силу, даже если повозку тянули шесть волов. Сама тропа - это была вечная масса рытвин, грязи и крутых подъемов. Я был одним из самых крупных и сильных мужчин. И им требовалась моя помощь, чтобы перетаскивать фургоны через различные овраги и броды.

После того, как мы разбили лагерь, Эйми проводила все свое время с женщинами. Конечно, этого следовало ожидать. И все же мне не хватало ее общества. Это чувство недовольства было чуждой эмоцией. Я ни с кем не чувствовал себя близким с того дня, как поцеловал Фейт на прощание.

Как ни странно, Эйми казалась такой же одинокой, как и я, даже когда сидела среди компании сплетничающих женщин. Время от времени я даже ловил на себе ее задумчивый взгляд. Казалось, мы были настоящей парой. Я продолжал твердить себе, что она шлюха, но на протяжении всего путешествия она была неизменно преданной и подбадривала меня.

Присутствие восьми великолепных и явно сексуальных женщин было проблемой в лагере, полном мужчин. Итак, мы с Пэт спали под "Конестогой", на которой спали девочки. У нас под подушкой лежали два полностью заряженных армейских кольта 44-го калибра. У нас также был с собой ручной пулемет "Генри" 45-го калибра и дробовик десятого калибра.

Пунктом нашего назначения был старый форт Бентс, расположенный на реке Арканзас. От Канзас-Сити нас отделяло около 1000 километров по прямой. Оттуда мы должны были повернуть на север по тропе чероки в сторону Денвера. Это заняло бы еще два месяца пути.

Мы добрались до Колорадо, к западу от Форт-Лайона, до места, где две тропы расходились, и разбили лагерь в тополином лесу вдоль реки Арканзас. Была середина ночи. Я спал, когда услышал, как кто-то крадучись вышел через заднюю дверь прямо у меня над головой и направился к берегу реки.

Я поспешно натянул сапоги, схватил кольт и в одних кальсонах последовал за ней. Я испытывал одновременно гнев и любопытство. Это, несомненно, была одна из женщин, но в такой час она не должна была оставаться одна. Вычислить ее было легко. Это была одна из тех классических лунных и звездных ночей на великих равнинах Колорадо.

Когда фигура достигла берега реки, она опустилась на колени и, казалось, молилась. Я спрятался за тополем и просто наблюдал. Все, что я мог слышать, - это стремительное течение реки.

Затем, к моему изумлению, начались сдавленные рыдания. Они переросли в мучительные крики: - ПОЧЕМУ?! - Она упала лицом вниз на землю, подняв руки над головой в мольбе и издавая первобытные звуки агонии.

Я выскочил, готовый броситься к ней. Потом мне пришло в голову, что она выбрала это время и место, потому что хотела уединения. Мне нужно было просто подождать там и убедиться, что она в безопасности. Поэтому я отступил за свое дерево.

Я был озадачен. Что это была за женщина и что причинило ей столько страданий?

Плач наконец прекратился, и женщина, пошатываясь, поднялась на ноги. Она прошла мимо меня по тропинке, все еще тихо всхлипывая. Она вышла на поляну, которую мы расчистили, нарубив дров для костра, когда полная луна осветила ее лицо. Мое сердце чуть не остановилось. Это была Эйми!!

Я сидел на корточках за своим деревом и смотрел, как она проходит мимо. Она меня не заметила. Ее глаза были опущены. Я повернулся, чтобы броситься обратно к фургону, пока она не обнаружила, чему я стал свидетелем, когда услышал кокетливый голос: - Что ты здесь делаешь, маленькая леди?

Я узнал голос. Это был Уилберт Купер, один из охранников каравана. Это был неряшливый парень, примерно одного роста с Пэтом - бродяга без корней. Он был в основном бесполезен, но, по-видимому, именно ему было поручено патрулировать лагерь сегодня ночью.

Эйми остановилась. Было видно, как она что-то подсчитывает. Ее длинные волосы цвета воронова крыла были заплетены в косу, и на ней была легкая ночная рубашка, под которой виднелись только панталоны. Она знала, что беспомощна, если у этого парня возникнут идеи.

Конечно, Эйми не была застенчивой фиалкой. Она была опытной шлюхой. Она повернулась и сказала соблазнительным тоном: - Просто нужно было заняться кое-какими ночными делами. Что у тебя на уме, дорогой?

Было очевидно, что Эйми просто тянет время, но тон ее голоса и то, как она приняла вызывающую позу, просто сразили меня наповал. Я подумал про себя: - Ты знаешь, кто она такая!! Она защищает себя единственным известным ей способом.

Но мысль о том, что Эйми отдастся этому злобному ковбою в качестве платы за свою оплошность, была невыносима. Итак, я вышел из-за дерева, под которым прятался, и сказал угрожающим тоном: - У нее есть я, ковбой. Так почему бы тебе просто не вернуться к тому, чем ты занимался?

Это удивило их обоих. Эйми подскочила и закрыла лицо руками. Она начала издавать пронзительные вопли. Она поняла, что я видел ее на берегу реки.

Купер вытащил толстый темно-синий кольт. Он направил его на меня и сказал с ухмылкой: - Я собираюсь трахнуть эту маленькую леди прямо здесь. Мы все знаем, что она шлюха.

Первое, чему учишься в рукопашной схватке, это тому, что лучший вариант - это мгновенная атака, чем неожиданнее и яростнее, тем лучше. Я держал пистолет прижатым к ноге, поэтому Купер решил, что это безобидно. Он знал, что я не успею выстрелить, пока он меня прикончит, но он упустил из виду тот факт, что ствол увеличивал мою и без того длинную руку на целых тридцать сантиметров.

Я шагнул влево от него. Ему потребовалась роковая секунда, чтобы передвинуть ствол своего кольта. Этого времени мне хватило, чтобы вскинуть свой пистолет и подбросить его руку в воздух. Вслед за этим я нанес сокрушительный удар по ребрам. Что-то хрустнуло. Он издал "ооооффф" и отшатнулся.

Затем я набросился на него, как разъяренный гризли. Я вырвал пистолет у него из рук, швырнул его в кусты, развернул его и прижал его руки к бокам. Боже! От него воняло. Я уже подумывал о том, чтобы свернуть ему шею. Он был намного меньше меня и жилистый, но я не хотел, чтобы Эйми это видела. Поэтому вместо этого я сказал: - Извинись перед леди, ковбой.

Он заколебался. Я сжал его крепче, и он закричал от боли. Я почувствовал, как задвигались его ребра. Он выдохнул: - Извините! - Я отпустил его. Он пошатнулся и приземлился на четвереньки.

Я нанес ему удар ногой по голове, от которого он отключился. Утром у него будет сильная головная боль и, возможно, несколько сломанных ребер, но, по крайней мере, он будет жив. Эйми смотрела на меня затуманенным взором, и я знал, что должен что-то сказать.

Я развел руками в искреннем жесте и сказал: - Я не шпионил за тобой, честное слово. Я последовал за тобой, потому что хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Вот и все... Ты очень дорога для меня. - Она выглядела потрясенной. Затем она пристально посмотрела на меня и сказала: - Я понимаю. Хорошо. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

С этими словами она грациозно прошла мимо меня и забралась обратно в повозку. На следующее утро Эйми, как обычно, была замкнута в себе. Как будто предыдущей ночи и не было.

*****************************************

Большая часть каравана продолжала движение в направлении Ратон-Пасс и Санта-Фе, но пять фургонов плюс наш дилижанс повернули вверх по Арканзасу. В том направлении, куда мы направлялись, была стена гор. К счастью, мы ехали не дальше Пуэбло.

Затем мы повернем на север по Старой тропе трапперов, которая была излюбленным маршрутом через Сьерра-Мадрес. Тропе Трапперов уже сорок лет. Ею пользовались Фримонт и Кирни в своих первых экспедициях на запад. Она вела на север от Пуэбло вдоль переднего хребта Скалистых гор к востоку от Пайкс-Пика, а оттуда через континентальный водораздел, между реками Арканзас и Саут-Платт.

Мы проделывали утомительный путь по высокогорным равнинам, покрытым бесконечной прерией с короткой травой. Местность выглядела так, словно на ней было все, что имело копыта... стада бизонов, оленей и даже крупного рогатого скота. Индейцы оставались невидимыми, что меня вполне устраивало, поскольку это была территория апачей.

Вода была критически важна в этом засушливом ландшафте. Итак, тропа петляла вдоль нескольких ручьев. Мы ехали уже несколько дней, в основном на северо-запад, когда добрались до места под названием Джимми Кэмп. Джимми Кэмп был бывшим торговым пунктом, названным так в честь грубой глинобитной хижины, которую Джимми Хейс, один из первых торговцев, построил в низине у ручья. Ходили слухи, что он был убит и похоронен там.

Джимми Кэмп был известен своим кристально чистым источником. Здесь было много травы для выпаса скота и прохладная тень, которую давали сосны и тополя. Тропа трапперов в этом месте разветвлялась на север, и мы планировали пройти по тропе Черри-Крик. Она проходила вдоль притока Саут-Платт и вела прямо в Денвер, который и был нашим пунктом назначения.

Я начал испытывать серьезное недовольство по мере того, как мы приближались к концу нашего путешествия. В течение нескольких месяцев Эйми была моей постоянной спутницей. Она всегда сидела рядом со мной в своих джинсах из оленьей кожи, с "Генри" на коленях. Самодостаточная и загадочная. Это породило глубокую связь, хотя никто из нас этого не признавал.

Однако на самом деле моя верная подруга продавала себя мужчинам за деньги. У меня не было никаких мыслей о том, правильно это или неправильно. Я испытывал праведное негодование, которое можно было подкрепить верой. Но в случае с Эйми речь никогда не шла о предательстве. С того самого момента, как мы познакомились, я знал, какая у нее профессия.

С другой стороны, моя самая близкая и, по сути, единственная спутница жизни начнет работать проституткой, как только приедет в Денвер. Это меня задело. Я даже почувствовал иронию в наших обстоятельствах. Было ясно, что Эйми просто хотела кого-то любить. Хотя, в то же время, у нее никогда не было любви из-за того, чем она зарабатывала на жизнь.

Этот невозможный парадокс был подобен плотине, сдерживающей поток нашего взаимного желания. Я предположил, что Эйми тоже это почувствовала, и она держала меня на расстоянии вытянутой руки, чтобы уберечь нас обоих от огорчения. И все же это сделало нас самыми близкими людьми на всем Западе.

Мы никогда не говорили друг другу и двух слов о нашем прошлом, но я не мог себе представить, какие обстоятельства могли заставить такую сильную и умную женщину стать шлюхой.

Я понял, почему остальные женщины занимались этим ремеслом. Афродита и Вирсавия были свободны, но их продали Мэй в рабство. Я никогда не знал наверняка, но Лин и три мексиканские девушки, вероятно, были в одной лодке. Эбигейл была шлюхой, потому что у нее не все было в порядке с головой. Тем не менее, что заставило такое сильное, энергичное и совершенно потрясающее создание, как Эйми, так унизиться?

Еще больше загадочности добавило выступление Эйми на берегу реки месяц назад. Я никогда в жизни не видел столько горя. По сравнению с этим скорбь, которую я испытывал в тот день, когда узнал о предательстве Фейт, казалась почти беззаботной.

Что бы ни побудило меня к этому, это, без сомнения, раскрыло бы тайну женщины, в которую я был так безнадежно влюблен. Увы, но единственным способом узнать это было бы, если бы Эйми рассказала мне, но до этого момента она не проявляла ни малейшего желания раскрываться.

Большую часть времени Эйми относилась ко мне как к своему мужчине. Она делала все, что должна была делать жена - готовила и заботилась о моих повседневных нуждах. Время от времени она даже стирала мою одежду. Она сказала, что поездка была бы намного приятнее, если бы я не был вонючкой!!!

Единственное, о чем она не позаботилась, так это о моих сексуальных желаниях, но я и не ожидал от нее этого. И не потому, что она продавала это за наличные. Было ясно, что для Эйми, "проститутка", была той броней, которую она надевала всякий раз, когда ей приходилось сталкиваться с суровой реальностью жизни, полной зубов и когтей.

Другая Эйми вела себя с точностью до наоборот. Случайная вспышка глубоко преданной и заботливой женщины под фальшивым флагом шлюхи-фаталистки разбивала сердце.

Я распряг и привязал мулов. Я сидел под лучами заходящего солнца, размышляя о нашем безрадостном положении. В этот момент я услышал выстрел из пистолета десятого калибра. Он раздался со стороны источника. Я схватил оба своих пистолета и бросился по тропинке в направлении звука. Раздался грохот выстрелов, а затем крики и визг.

Я бросился на поляну у источника. Когда я добрался туда, то обнаружил пятерых охваченных паникой женщин, одетых как попало. Очевидно, они купались. Эйми тоже была в откровенной сорочке, но она уже поднимала "Генри" для следующего выстрела, а Афродита энергично перезаряжала десятизарядный револьвер.

Вид монументального тела Афродиты в ночной рубашке был немного более устрашающим, чем огромный горный хребет к западу от нас. У меня мелькнула неуместная мысль: - Как Пэт ВООБЩЕ сможет ЭТО пережить?!

Пэт как раз поднимался на ноги, явно не в себе. Неподалеку лежало что-то похожее на мертвого индейца, а с той стороны, откуда стреляла Эйми, доносились крики.

При моем появлении все прекратилось. Афродита повернулась к Пэту и прижала его к своей необъятной груди. Я подумал, что он серьезно рискует задохнуться. Все девочки кричали и показывали в ту сторону, откуда доносились крики, которые постепенно стихали.

Эйми выстрелила в последний раз и быстро подошла ко мне, сжимая в руках "Генри". Впервые за все время я увидел ее взволнованной. Она сказала напряженным голосом: - Они забрали мою сестру. Мы должны пойти за ней.

Я сказал, ничего не понимая: - Сестра??!! Какая сестра??!

Эйми сказала без дальнейших объяснений: - Эбигейл! - Затем она повернулась, чтобы побежать за удаляющимися индейцами. Я схватил ее за руку и сказал: - Подожди здесь. Ты далеко не уйдешь босиком и в одной рубашке. Я пойду с тобой, но нам нужно немного подготовиться. - Я наконец-то признал, что готов на все ради этой женщины. Даже встретиться лицом к лицу с отрядом команчей.

Я понятия не имел, почему прекрасная, золотистая, экзотическая Эйми приняла эту бледную, аристократичную Эбигейл за свою сестру, но я впервые в жизни увидел настоящую женщину. И она была напугана. Я оглядел ее с головы до ног и спокойно добавил: - Например, взять подходящую одежду, боеприпасы и кое-какие продукты.

************************************

Пятнадцать минут спустя Эйми была одета в свои штаны из оленьей кожи, а на спине ее мула висела пара седельных сумок от Генри Римфайра. Я пытался удержаться в седле. Я моряк, а не ковбой. У меня были пистолеты 44-го калибра в двух кобурах.

Ружье десятого калибра мы оставили Пэту. Он пообещал доставить "Конестогу" в Денвер, и мы встретимся с ним и остальными девушками там. Эйми назначила Афродиту руководить вместо себя. Это был отличный выбор. Она, вероятно, могла бы водить дилижанс лучше, чем я, и никто бы не вышел из-под контроля Афродиты.

Мы поехали верхом на мулах по очевидному следу, который оставили налетчики, двигаясь на запад от источника к пересеченной местности в паре километрах от нас. Там было много каньонов, в которых они могли спрятаться, но они продолжали двигаться в сторону гор.

Эйми сказала, что изначально их было трое. Они вышли из-за деревьев позади того места, где они стояли, застали Пэта врасплох и ударили его томагавком. Очевидно, ирландские черепа не поддаются обработке томагавками, или лезвие было тупым, потому что это просто сбило его с ног.

Пэт в это время разговаривал с Афродитой. Эти двое постоянно болтали. Итак, Афродита схватила пистолет Пэт и выстрелила в индейца с томагавком.

Эйми подбежала к "Генри", который она прислонила к дереву, и выстрелила в двух других. Это убедило их бежать, но они схватили Эбигейл, которая, конечно же, бежала не в том направлении.

Следы, по которым мы шли, присоединились к гораздо более многочисленной группе, примерно через километр от нас, что полностью изменило ситуацию. Я, вероятно, мог бы избавиться от первоначальных негодяев сам, но я не был в состоянии что-либо сделать с целым племенем.

Мы начали осторожно продвигаться по следу. Выслеживание облегчалось тем, что повозки двигались вместе с группой. По пути они перемалывали землю. Казалось, что мы преследуем целую банду.

Мы преследовали их до наступления темноты. Я уже начал привыкать к езде на муле, а Эйми скакала так, словно родилась верхом на лошади. Казалось, что в физической вселенной нет ничего, чего бы она не умела.

Люди, за которыми мы следили, разбили лагерь на возвышенности, примерно в двадцати километрах к северо-западу от того места, где они похитили Эбигейл. Должно быть, это была большая семья. Там было несколько вигвамов и костров.

Мы дождались полной темноты, чтобы пробраться к периметру лагеря. Это было легко, потому что туда вела куча оврагов. Эйми всегда носила с собой "Генри". Я думал, что это просто притворство, но она явно знала, как им пользоваться.

Она также без колебаний пробиралась сквозь камни и растительность, как армейский разведчик. Наблюдать за ее упругими круглыми ягодицами в обтягивающих штанах из оленьей кожи, когда она скользила впереди меня с винтовкой в руке, было, мягко говоря, возбуждающе.

Мы добрались до края лагеря, который представлял собой круг из шести вигвамов с большим костром посередине, и начали обследовать один вигвам за раз. Стояла кромешная тьма, и только звезды и угасающий огонь освещали сцену. На самом деле никто не стоял на страже, но поблизости бродила пара собак. Собаки поднимали тревогу, если кто-нибудь приближался.

Стараясь держаться подальше от ветра, мы молча переходили от вигвама к вигваму. Время от времени внутри слышалось какое-то движение, но Эбигейл нигде не было видно. Я уже начал задумываться, что бы мы стали делать, даже если бы нашли ее. Мы, конечно, не могли подойти к тридцати или около того враждебно настроенным индейцам и вежливо попросить их вернуть нашу шлюху.

Именно в этот момент с поляны справа от нас начали доноситься крики женщины, которую затрахивали до смерти. Это мог быть кто угодно, но Эйми тут же вскочила на ноги и побежала по тропинке. Возможно, она узнала стоны. Я рассыпал горсть пеммикана, прежде чем последовать за ним. Я подумал: - Это должно отвлечь собак.

Когда я добрался до поляны, то обнаружил, что две женщины громко спорят. Эйми держала на мушке одного из двух индейцев, в то время как другой был крепко зажат между ног Эбигейл. Индеец, который трахал Эбигейл, озадаченно наблюдал, как две женщины орут друг на друга.

Очевидно, Эбигейл получила огромное удовольствие от своего похищения и была не в том настроении, чтобы отказываться от такого замечательного предложения хорошо обеспеченных мужчин. Я упоминал, что у Эбигейл было не все в порядке с головой? Суть аргументации Эйми сводилась скорее к потере деловой ценности, чем к сестринской заботе. Я ошеломленно спросила: - Что происходит? Она не идет?

Эйми раздраженно повернулась ко мне и сказала: - Маленькой шлюшке здесь нравится, и она хочет остаться.

Я сказал, стараясь, чтобы это прозвучало разумно: - Тогда почему бы нам ей не позволить?

Эбигейл, лежа на спине, все еще вставляя в себя что-то индейское, добавила: - Да!

Эйми сказала: - Она моя сестра. Я не могу просто так ее оставить.

Эбигейл вмешалась: - Они хорошо заботились обо мне, и мне здесь нравится.

Двое индийцев начали энергично кивать. Очевидно, они не говорили по-английски, но суть сказанного Эбигейл они уловили.

Я сказал Эбигейл: - Если мы оставим тебя сейчас, пути назад не будет. Ты будешь полностью предоставлена сама себе.

Эбигейл сказала: - Эти люди заботятся друг о друге. Они как большая семья. Я не чувствовала себя такой свободной и счастливой с тех пор, как папа продал Мари-Эйми. - Вот еще одна ошеломляющая новость. Эйми посмотрела на меня с ужасом.

Я сказал так твердо, как только мог: - Значит, ты хочешь остаться здесь, с этими людьми?

Эбигейл с энтузиазмом кивнула и сказала: - Это мое желание. А теперь оставьте меня в покое. - В этот момент она снова обхватила ногами талию мускулистого парня и вернулась к тому, чем занималась до того, как ее так грубо прервали.

Я взял Эйми за руку и повел ее по тропинке к тому месту, где были привязаны наши мулы. Она, казалось, плакала. Тайна сохранялась достаточно долго. Я пообещал себе, что разузнаю историю моей прекрасной подруги, как только мы найдем место для ночлега.

Местность, в которой мы находились, по-прежнему представляла собой высокогорные равнины, но это было достаточно близко к горам, так что там были скалы и пещеры. У меня не было ни малейшего желания выяснять, кто живет в глубине пещеры. Под обрывом была хорошо выветренная площадка, которая давала нам несколько метров укрытия.

Если бы мы развели костер у устья реки, то, вероятно, смогли бы спокойно заснуть, если бы кто-нибудь из местных хулиганов не потревожил нас, но, похоже, благодаря Эбигейл индейцев удалось утихомирить.

В наших седельных сумках лежали фляги с водой, пеммикан и кофе. Я собрал достаточно дров, чтобы развести костер. Затем, пока я укладывал мулов на ночлег, а Эйми приготовила нам что-то сытное, хотя и не совсем изысканное.

Она по-прежнему оставалась загадочной, но за один короткий день она превратилась из великолепной новоорлеанской модницы в Кит Карсон.

У нас были седла и одеяла, на которых можно было спать. Итак, настало время раздвинуть занавеси. Я решительно сказал: - Ты обещала рассказать мне об этом когда-нибудь. Я думаю, сейчас самое время. – С Эйми это так не работало. Она никому не доверяла.

Все притворство покинуло ее великолепное лицо. Она обратила на меня взгляд своих невероятных фиалковых глаз и сказала с тревожащим чувством: - Ты первый.

Я рассказал ей всю печальную историю: от моего взросления до моей одержимости китобойным промыслом, до моего неизбежного брака с возлюбленной детства и ее ужасающего предательства. Я добавил: - В ту ночь я напился, и, к счастью, меня переправили с пристани на корабль работорговцев.

Эйми выглядела потрясенной. Теперь я знал, что рабство было частью ее прошлого. Я поспешно добавил: - Только судьба и федеральное правительство смогли освободить меня с этого адского корабля.

Я закончил словами: - Я добрался до Нового Орлеана, и ты была свидетелем всего остального. - Затем я мрачно добавил: - Я поклялся, что когда-нибудь улажу свою обиду с мистером Бриггсом. Это обещание - единственное, что меня поддерживает.

Она пристально посмотрела на меня, и это было все равно, что наблюдать, как тает зимний лед в первый теплый весенний день. Ее до сих пор бесстрастное выражение лица изменилось, и начала проявляться настоящая женщина. Та личность, которая скрывалась за этой кошачьей манерой поведения.

Мы сидели на земле друг напротив друга, а костер был между нами. Эйми посмотрела на меня непонимающим взглядом, встала и подошла, чтобы сесть рядом со мной. Я вопросительно посмотрел на нее. Она обхватила мое лицо своими изящными ручонками и поцеловала меня с жадностью.

Это прорвало плотину, и волна сдерживаемых чувств захлестнула наши жизни. Мы сидели на попонах, от которых пахло мулом. Но какими бы неромантичными ни были обстоятельства, мы оба знали, что сейчас произойдет.

Эйми издала дикий вопль и начала сбрасывать с себя одежду из оленьей кожи, как будто она была в огне. Нелегко избавиться от такого наряда. Но она справилась с этим почти за то же время, которое потребовалось мне, чтобы собраться с мыслями.

Я и раньше видел Эйми почти обнаженной, но сейчас ее тело, представшее передо мной таким, каким его создал Бог, представляло собой ошеломляющее зрелище. Ее гибкая кошачья фигура была идеально пропорциональна. Я уже знал это, но детали были скрыты различными панталонами и сорочками. В постоянно меняющемся свете костра она предстала передо мной в безупречном женском образе.

У нее были длинные и сильные ноги, но при этом гладкие и стройные. Плечи были тонкими, но рельефными. Грудная клетка широкой. Живот плоским, а бедра упругими и пышными, с выступающими тазовыми костями и мускулистыми боками. Груди у нее были большие, широкие и мясистые, с темно-коричневыми сосками в форме желудей.

Но единственное, что отличало Эйми от всех женщин, которых я когда-либо знал, - это полное отсутствие волос. У всех женщин, с которыми я встречался раньше, был пушок на ногах и густая поросль в других местах. Эйми была абсолютно лысой. Я не решался задуматься, почему. Потому что это, скорее всего, был трюк куртизанки, но в то же время это было экзотически соблазнительно, поскольку подчеркивало ее женственность.

На самом деле, мне пришлось окинуть эту потрясающую панораму беглым взглядом. Это произошло потому, что Эйми обхватила меня рукой за шею и притянула к себе, так что я оказался наполовину на ней. Я знал о ее профессии. Итак, я ожидал увидеть все эти шлюхины штучки, но Эйми была либо самой убедительной актрисой в мире, либо потерялась в страсти.

Она громко застонала и начала отчаянно шептать: - Вставь его. Ты должен это сделать! - Я поспешно скользнул между ее ног, которые она широко раздвинула для меня. Ее рука потянулась вниз, и мы наконец соединились. Соединение казалось таким же неизбежным, как время.

Она издала приглушенный стон наслаждения, а затем сильно оттолкнулась ногами и приподняла бедра, чтобы я оказался сверху. Мы оба застонали от этого ощущения. Я почувствовал легкое подрагивание и пощипывание ее влагалища.

Затем мы остановились. Я опирался на руки, а Эйми держала обе ладони у меня на затылке и нежно смотрела на меня. Взгляд был почти печальным, что сбивало с толку, учитывая, что я был в ней так глубоко, как только мог.

Затем ее глаза затуманились от вожделения. Она тихонько вскрикнула и притянула меня к себе для еще одного глубокого поцелуя. Секс не был медленным и романтичным. Он был таким диким, каким я всегда его себе представлял.

Эйми - экзотическое создание, глубокое, таинственное и трепетное. Она излучает сексуальность, просто поглощая завтрак. Вы можете себе представить, какой она становится, когда ее переполняют эмоции. Что еще более важно. В том, как она ответила мне, не было ничего, что говорило бы о том, что она не была полностью поглощена своим желанием. Эйми не была проституткой. Она была моей любовницей.

Она брыкалась и извивалась подо мной, ища собственного удовлетворения. Ее страстные крики были такими громкими, что всполошили койотов в округе. Она впилась пальцами в мою задницу и с жаром выгнулась в ответ. В этом не было никакой фальши. Ничего такого, что заставило бы вас поверить, что она была кем угодно, только не проституткой.

Мы энергично трахались в миссионерской позе, когда она начала бормотать: - Сверху, сверху. - Я приподнялся и перекатился на спину, а Эйми все еще была крепко прижата ко мне. Как только мы устроились поудобнее, я посмотрел на это обнаженное золотистое тело, а она смотрела на меня сверху вниз с неистовым желанием в глазах.

Она свесила вниз свои большие мясистые сиськи, а ее длинные волосы окутали нас обоих, и ее бедра действительно двигались вперед и назад с невероятной скоростью. Я взял губами набухший сосок одной из ее покачивающихся грудей, и это подтолкнуло ее к краю.

Эйми закричала, а затем потеряла контроль над своим телом. Она начала сильно дрожать. В ее глазах было выражение крайнего потрясения с примесью ужаса. Казалось, она не понимала, что с ней происходит.

Крики, запахи и неистовая пульсация ее маленького влагалища привели меня прямо к ней, когда она неудержимо задрожала на мне. У меня не было секса с моей последней ночи в Новом Орлеане. Итак, вы можете себе представить, какой катаклизм произошел в моих чреслах.

Когда я, наконец, немного пришел в себя, то обнаружил, что Эйми безвольно лежит у меня на груди. Она либо приходила в себя, либо нет. Она все еще судорожно дышала, и мы оба были в поту. Я перевернул ее, так что она теперь лежала рядом со мной.

Я приподнялся на локте и посмотрел на нее сверху вниз. Ее глаза снова сфокусировались, но она была далеко. Ее первые слова совершенно ошеломили меня. Она удивленно произнесла: - Я знаю, что это был оргазм. Другие девушки говорили об этом, но у меня никогда его не было.

С моей стороны было глупо выпаливать это в такой благоприятный момент, но я должен был это сказать. Я искренне сказал: - Я люблю тебя. - Боль в ее глазах была невообразимой. Она сказала: - Сначала я расскажу тебе свою историю. Тогда ты сможешь принять решение.

Жаркой ночью мы лежали рядом, глядя на звезды над бескрайними прериями Колорадо. Огонь в костре подчеркивал грани великолепного тела Эйми, пока она рассказывала мне свою историю. Во многом это было простым следствием общества, в котором она родилась, но это было трагично. Что более важно, это все объясняло.

Мелансоны были богатыми плантаторами из Аркадии, проживавшими в сельской местности Батон-Руж. Дедушка Аристед положил начало традиции пласажа, родив девочку от красивой рабыни по имени Леони. Девочка росла в окружении домашней прислуги и, в свою очередь, унаследовала красоту своей матери.

На самом деле, дочь была настолько прелестна, что сын Аристида, Огюстен, взял ее, по сути, второй женой. Это может показаться немного кровосмесительным, учитывая, что они были сводными братом и сестрой, но среди плантаторов были распространены нелегальные браки "по найму" с исключительно красивыми рабынями. Это превращало "жен" в домохозяек.

Мать Эйми, Мариэль, была для Огюстена больше женой, чем его настоящая жена Виола, которая была дочерью члена законодательного собрания из соседнего Батон-Ружа. Все они были одной большой счастливой семьей. Эбигейл родилась у Виолы, а Эйми - у Мариэль. Две девочки росли вместе, как сестры, пока не начали превращаться в женщин.

Тогда-то их брат Бруно и обратил на них внимание. Бруно было за двадцать. Он был великолепен физически, легендарный лидер "Гринвиллских стрелков" и всеядный коррупционер. Эйми рассказала: - Сначала была Эбигейл. Она была на два года старше. - Я подумал про себя: - Это все объясняет.

Эйми добавила: - Это как-то повлияло на нее. Похоже, после этого единственным смыслом ее существования стал секс. - Эйми печально добавила: - Она добровольно пошла со мной к Мэй.

Мать Эйми знала, что ее дочь неизбежно пострадает от ухаживаний Бруно. Она была красавицей из поколения в поколение. Поэтому Мариэль заключила с Огюстеном соглашение о дочери. Это дало бы Эйми некоторые права, хотя по закону и мать, и дочь все еще оставались рабынями.

Соответственно, в восемнадцать лет Эйми оказалась связанной с монстром. И, конечно, поскольку она была движимым имуществом, ей приходилось подчиняться всем его извращенным фантазиям. На ее прекрасном лице отразилось абсолютное отвращение, когда она сказала: - Я никогда не расскажу тебе, что он сделал со мной.

Ее единственным другом был другой раб, мальчик-слуга ее возраста по имени Нестор. Эйми рассказывала мне, что у Нестора была милая и нежная душа. Она изливала ему свои страдания в темноте ночи, а он обнимал и утешал ее. Утешение неизбежно превратилось в нечто иное.

Бруно был вне себя от радости, когда Эйми забеременела. Это должен был быть первый ребенок в следующем поколении, и он уже выбрал имя Бруно Этьен Мелансон младший. Он даже стал лучше относиться к Эйми.

Так продолжалось до тех пор, пока не родился ребенок с очень темной кожей. Потребовалось всего несколько прикосновений плетки, чтобы узнать имя преступника. С этими словами Эйми повернулась на бок, чтобы показать мне шрамы на своей гладкой спине.

Последующая месть была беспощадной. Нестора продали на хлопковые плантации в Алабаме. Там долго никто не прожил. Ребенка продали вверх по реке. Он не принес много денег, но целью была месть, а не доход. Эйми продали в публичный дом в Новом Орлеане.

К счастью, это был дом Мэй. Мэй была сострадательной женщиной. Она освободила Эйми и дала ей возможность жить в условиях полу-роскоши. Все, что Эйми должна была делать, это "развлекать" нескольких "клиентов". Их было не так уж много, и Мэй соблюдала строгий кодекс поведения. К Эйми всегда относились хорошо.

Она сделала паузу, а затем пристально посмотрела на меня, желая, чтобы я понял: - Я была собственностью, а не личностью. Всю свою жизнь я подвергалась жестокому обращению. У меня не было понятия о доброте или даже человечности. Поэтому, конечно, я делала все, что мне говорила эта великодушная женщина. Она была моей спасительницей.

Эйми небрежно добавила: - Секс по ночам был совершенно безличным. Это была рутинная работа. Я делала это, чтобы отплатить своей благодетельнице и сохранить крышу над головой. Это не имело никакого значения. Я ничего не чувствовала.

Голос Эйми стал громче, отражая ее глубокое горе: - В моем сердце была абсолютная пустота. Я потеряла своего прекрасного ребенка. Мое горе было всепоглощающим. Я плакала каждую ночь и молилась о его спасении. Это было то, чему ты был свидетелем у реки.

Она мрачно сказала: - Моя душа всегда была защищена моей собственной цитаделью. Это единственный способ выжить. Люди видят стены. Они никогда не прикасаются к тому, что внутри.

Затем она посмотрела на меня с любовью и сказала с растущей тревогой: - Ты не такой. Мы вместе уже почти год. Ты хороший человек. Ты не причинишь мне вреда и будешь защищать меня.

Она помолчала, словно собираясь с духом, и добавила: - Я хочу открыть врата и впустить тебя, и только тебя, в свое сердце, но, пожалуйста, пойми - если ты меня предашь, это убьет меня.

У меня было несколько мыслей. Первой была радость. Эта великолепная женщина только что отдалась мне. Второй было облегчение от того, что я не стал разыгрывать мученика из-за предательства Фейт. Я бы выглядел идиотом по сравнению со страданиями Эйми. Наконец, я был безмерно предан ей.

Очевидно, что Эйми была великолепной красавицей и страстной любовницей. Она всегда была великолепной и заботливой спутницей жизни. Но не это было основой моего выбора. Решающую роль сыграли сила духа Эйми, ее сила характера и интеллект, ее доблестная готовность продолжать борьбу даже перед лицом безнадежных трудностей. Это было то, чего не было ни у одной другой женщины.

Что еще более важно, Эйми всегда была благородной и заботливой женщиной. Она не относилась к другим так, как они относились к ней. Она проявляла к ним сочувствие и уважение. Это было замечательно. Если бы у меня был такой жизненный опыт, как у Эйми, я бы стал убийцей с топором.

Поэтому мне было легко сказать с абсолютной уверенностью: - Ты никогда не пожалеешь о том, что полюбила меня. В этом я клянусь своей могилой.

*******************************************

Новый город Денвер лежал на слиянии Черри-Крик и реки Саут-Платт. Когда мы приехали, там были в основном палатки.

Первоначально в ручье было золото, но по-настоящему богатые месторождения находились в горах на западе. Тем не менее, все материалы и оборудование для добычи должны были откуда-то поступать, и Денвер был конечной станцией экспресса Пайкс-Пик. Это была единственная служба снабжения с востока. Итак, именно торговля, а не добыча полезных ископаемых превратила Денвер в процветающий город.

Конечно, ни один процветающий город не мог бы считать себя "цивилизованным", если бы в нем не было первоклассного борделя. Как и следовало ожидать, Мэй была призвана оказать эту важную услугу. Она, в свою очередь, прислала свою протеже, чтобы навести порядок. Вот почему мы с Эйми были там.

После нашего приключения с Эбигейл и индейцами мы не торопились возвращаться в Денвер. Причина, по которой это заняло так много времени, заключалась в том, что мы никак не могли насытиться друг другом. Мы подолгу задерживались на удобных берегах ручьев и в местах, поросших травой. Нам также нужно было проработать детали наших развивающихся отношений.

Как ни странно, у Эйми не было опыта. Я был женат, и знал, как быть с кем-то. У Эйми никогда не было ничего, кроме короткой тайной связи, жестокого квазизамужества и клиентов. Ей пришлось привыкать к жизни в тесной и любящей компании.

Сначала было трудно. Например, Эйми не привыкла просыпаться в объятиях. Когда это случилось в первый раз, она испуганно вскочила на ноги. Она также занервничала, когда я сделал ей приятное. Похоже, она подозревала скрытые мотивы. Она слишком часто извинялась. Она даже говорила мне, что сожалеет, если вела себя слишком необузданно во время секса.

Ее поведение было легко понять. Я знал, что полностью предан ей, но она этого не знала. С ней плохо обращались всю ее жизнь. Теперь она вложила всю свою душу в надежду, что я не такой, как все. Ей было что терять, если я окажусь таким же, как все остальные мужчины.

Так что мы разговаривали всякий раз, когда один из призраков ее прошлого поднимал свою уродливую голову. В конечном счете, каждый из этих призраков был похоронен. Это было действительно трогательно - наблюдать, как Эйми постепенно начинает доверять мне. Со своей стороны, эти разговоры убедили меня, что она скорее умрет, чем предаст меня. Что, конечно, было несколько наивно, учитывая ее прежнюю профессию.

И все же я был уверен в верности Эйми больше, чем когда-либо был бы уверен в отношениях с обычной женщиной. Эйми пережила худшее, что могла предложить жизнь. Таким образом, она понимала ценность своего нынешнего положения и не строила никаких предположений о его постоянстве. Этот факт больше, чем что-либо другое, укрепил мою веру в наши долгосрочные перспективы.

Когда мы вернулись, то обнаружили, что Пэт и Афродита были заняты. Мэй купила первоклассную землю в центре города, а двое наших друзей уже установили большую палатку: они занимались привычным бизнесом. За палаткой был возведен каркас постоянного сооружения, и строительство шло полным ходом, поскольку было много старателей, нуждавшихся в пропитании.

Я отправился в офис "Пайкс Пик", пока Эйми и Пэт присматривали за зданием. У меня был план, который я хотел воплотить в жизнь. Это был первый плод нашего с Эйми соглашения. Она по-прежнему была управляющей лучшего маленького публичного дома в Денвере, но нам не терпелось пожениться. Так что мне нужно было найти способ прокормить нас.

Моим козырем в рукаве были деньги, оставшиеся у меня после моего последнего китобойного плавания. Это было всего три года назад?

В любом случае, этого оказалось достаточно, чтобы я смог обобрать тысячи дураков, стремящихся сколотить состояние на золотых приисках. На самом деле, во многих отношениях снабжение горнодобывающей промышленности было таким же аморальным занятием, как и профессия моей будущей супруги, и значительно более прибыльным.

Я договорился с менеджером курьерской службы. За небольшой процент от прибыли он доставлял товары. Затем я продавал их в двадцать раз дороже. Наше соглашение сделало бы нас обоих богатыми.

Эйми, со своей стороны, терпеть не могла работать в борделе Мэй, но она изучила это ремесло вдоль и поперек и была проницательной деловой женщиной. Поэтому она пообещала присматривать за растущим борделем, пока Афродита не почувствует себя достаточно уверенно, чтобы заменить ее.

Она сказала мне, что это мужская фантазия, что женщины наслаждаются сексом, который они продают. Она назвала это грязным и унизительным занятием, но, с другой стороны, это было необходимо, чтобы выжить. Я вспомнил, что она сказала мне то же самое в день нашей первой встречи.

Мы жили в маленькой палатке рядом с большой. Днем я занимался своим бизнесом по снабжению. Затем каждую ночь я проводил в главной палатке, присматривая за баром вместе с Пэтом и сдерживая буйных старателей.

Поначалу Эйми не нравилось мое присутствие. В конце концов я отвел ее в сторонку и спросил: - Ты любишь меня? - Ее странные фиалковые глаза пылали. Она сказала: - Как ты мог задать мне такой вопрос, когда ты держишь мою душу на ладони.

Я спросил: - Тогда почему ты ведешь себя так сдержанно? Предполагается, что ты хозяйка этого заведения, а не представительница местной женской христианской организации.

Она вопросительно посмотрела на меня и сказала: - Я кто??! - Я рассмеялся и сказал: - Похоже, ты здесь для того, чтобы искоренять грех проституции.

Она в ужасе воскликнула: - Серьезно??!! О Боже!!

Я взял двумя пальцами ее изящный маленький заостренный подбородок, приподнял ее голову так, чтобы она смотрела прямо мне в глаза, и сказал с любовью: - Я не сомневаюсь, что твое сердце полностью принадлежит мне. Я также знаю, что ты никогда бы не предала эту любовь. Так что возвращайся туда и веди себя как обычно - потрясающе сексуально.

Затем я добавил с каменным лицом: - Только не исчезай в подсобке, чтобы трахнуть кого-нибудь из клиентов. - Эйми выглядела потрясенной. Затем она увидела, как мое лицо расплывается в улыбке. Она издала раздраженный звук, хлопнула меня по руке и вернулась к вечерней торговле. После этого у нас не было проблем с удовлетворенностью клиентов.

Я был там каждый вечер. Так что, я бы знал, если бы Эйми когда-нибудь занималась своим прежним делом. Она, со своей стороны, почти панически боялась даже приближаться к задней части палатки. Было действительно забавно наблюдать, как она суетится, выполняя обязанности хозяйки. И, конечно, каждую ночь она убивала меня своей страстью.

Мы с Эйми поженились двадцать первого июля тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Эта дата стала знаменательной не только благодаря нашей свадьбе. Это была дата первой битвы при Булл-Ран.

Без сомнения, было неизбежно, что люди на востоке начнут войну из-за рабства, но все равно стало неожиданностью, когда две части страны перешли от пламенной риторики к реальной стрельбе друг в друга.

Это ни в малейшей степени не повлияло на людей на Западе. Поставки продолжали поступать, потому что нужно было зарабатывать деньги. Старатели по-прежнему добывали золото, а те, кто не хотел воевать ни на одной из сторон, проявляли интерес к посещению нас.

Итак, через наши двери проходили такие люди, как Генри Джеймс, Марк Твен и Уильям Дин Хауэллс, и даже такие искатели приключений, как Билл Коди.

К тому времени мы построили шикарный бордель, и Афродита взяла на себя роль Эйми в качестве хозяйки. Эйми, со своей стороны, использовала свою твердую руку и проницательный деловой ум для управления поставками, и благодаря ей мы зарабатывали, не жалея сил.

**************************************************

Однажды ясным летним утром я зашел в магазин и увидел, что моя жена непринужденно беседует с индианкой. Это было настолько странное зрелище, что я чуть не пролил свой кофе. Затем индианка повернулась ко мне лицом, и я уронил чашку. Это была Эбигейл!! И она преуспела.

Эбигейл по-прежнему приветливо улыбалась на своем миловидном личике. Ее голубые, как у южанки, глаза были спокойными и умиротворенными. Она выглядела счастливой. Прежняя Эбигейл была нервной, худощавой и немного пухленькой. Женщина, стоявшая передо мной, была из грубой кожи, явно сильная и ответственная.

Эйми знала, что появление Эбигейл удивит меня, поэтому она быстро добавила: - У Эбигейл есть для нас новости, дорогой. Это то, что ты захочешь услышать.

Эбигейл сердечно сказала: - Рада видеть тебя, Джейкоб. Ты всегда был добр ко мне, хотя большую часть времени я была не в своем уме. А теперь я хотела бы оказать тебе услугу. - Она раскрыла ладонь и я увидел странный серый камень, в котором явно была золотая прослойка.

Она сказала: - Кто-то из наших мужчин нашел это. Нам не нужен этот дьявольский материал, но мы знаем, что вы, белые, придаете ему большое значение.

Я подумал: - Мы, белые??!! Неужели она не помнит, что она дочь бывшего плантатора, выращивавшего белый хлопок?

Эбигейл продолжила: - Я покажу тебе, где мы это нашли. Я думаю, это то, что может пригодиться тебе с моей сестрой.

В этом был смысл. Эбигейл и Эйми на самом деле были сводными сестрами. Эбигейл добровольно последовала за Эйми, когда та была продана Мэй. Даже после этого мы продолжали преследовать Эбигейл после ее похищения и уважали ее желание остаться со своими похитителями.

Таким образом, между ними существовала глубокая связь. Возможно, Эбигейл вела нас к чему-то большему, чем просто к одному-единственному самородку золота. Поэтому я оседлал мула, поцеловал Эйми на прощание и последовал за Эбигейл, или Херон, как она теперь предпочитала называть себя, за город.

Те же двое индейцев ждали нас на тропе. Мы двинулись на запад, в общем, в направлении каньона Клир-Крик. Там велась большая добыча золота, но мои проводники повернули и направились немного севернее, к началу горного хребта Фронт.

Мы ехали несколько часов, пока не достигли поросшей соснами расщелины в отвесной скале. День становился жарким. Поэтому я испытал облегчение, когда мужчина, который во время нашей последней встречи находился между ног Эбигейл, спешился и вошел в прохладную тень расщелины между скалами. Она была шириной около тридцати метров и вся заросла кустарником.

Он прошел немного, а затем указал на скалу, и, конечно же, в ней отчетливо виднелся золотой шов. Я отломил кусочек маленькой пробиркой, кивнул ему, и мы пошли обратно туда, где нас ждали Эбигейл и другой, гм... "муж".

Эбигейл задумчиво произнесла, как будто долго ждала, чтобы сказать это: - Это окупает мой долг перед вами обоими. Вы никогда больше меня не увидите. Будьте уверены, я наконец-то счастлива.

Они все трое развернули своих коней и потрусили прочь. Я смотрел им вслед. По-своему Эбигейл страдала так же, как и Эйми. Я был рад, что она наконец обрела покой.

В тот вечер я вернулся в Денвер и направился прямиком в офис золотоискателей. Я хотел выяснить, насколько нам повезло. Самородки в моих седельных сумках выглядели относительно богато. Так что, очевидно, это было то, на что я мог бы претендовать.

Пробирный отдел в Денвере представлял собой нечто большее, чем просто помещение для одного человека в маленькой лачуге, как это было в большинстве золотодобывающих городов. В нем были сотрудники и оборудование, необходимые для своевременной оценки руды, которая поступала с рудника.

Я хотел, чтобы анализ был проведен быстро. Поэтому я посоветовался с главным экспертом по анализу, который был моим знакомым. Затем я вернулся в роскошный новый дом, который мы построили на доходы от нашего бизнеса по поставкам.

Эйми возилась на кухне. Она спросила, слегка заинтересовавшись: - Что-то там есть? Эбигейл всегда была чересчур мелодраматична.

Я сказал: - Что-то есть, но я не знаю, что именно.

Затем я добавил: - С другой стороны, Эбигейл, кажется, нашла свое место в жизни.

Эйми улыбнулась и сказала: - Да, у нее двое храбрых мужей и ребенок.

Я добавил, чтобы сменить тему: - Я отнес то, что мне показали, в пробирный отдел. Завтра мы узнаем, стоит ли подавать заявку.

*****************************************

Было теплое и солнечное утро среды, когда я зашел в кабинет главного пробирщика. Сет был старшим в этой конторе. Ходили слухи, что он был профессором на востоке. То есть до тех пор, пока его не застукали трахающимся с одной из своих студенток. Теперь он занимался анализом руды в какой-то глуши. Такова расплата за грех.

В любом случае, он был приветливым парнем, любил поболтать, как и большинство этих высокообразованных парней. Он сказал: - У тебя богатая жила, Джейкоб, но трудно точно определить, сколько в нем золота, поскольку порода, в которую она встроена, представляет собой чистое серебро.

Он только что сказал "СЕРЕБРО"? Вся поверхность скалы была сделана из этого материала!! Сет продолжал болтать, не обращая внимания на мою изумленную реакцию. Он говорил: - Такое часто случается в этой местности. Бог, должно быть, был очень разгневан, когда создавал наши горы, потому что все перемешалось.

Я недоверчиво переспросил: - Ты хочешь сказать, что эти два образца - не что иное, как серебро и золото? - Сет сказал: - Да, похоже, ты наткнулся на золотую жилу. На твоем месте я бы как можно быстрее обратился в государственную регистрационную службу.

Итак, это история о том, как мы с Эйми стали невероятно и в какой-то степени незаслуженно богатыми.

В тот же день мы зарегистрировали заявку и в тот же вечер поставили ее на кон. Затем я пообещал Пэту треть прибыли, если он поможет мне добыть руду. К тому времени у них с Афродитой уже было двое детей, и они нуждались в деньгах.

Мы в спешке распорядились, чтобы люди позаботились о борделе и магазине поставок. Затем мы выехали из города на нашей верной "Конестоге" и направились в лагерь возле Клир-Крик. Нам нужно было быстро исчезнуть. Поскольку Сет был обязан заговорить, а людей убивали и за гораздо меньшее.

Добыча была относительно простой. Жила проходила прямо по краю трещины в скале. Так что нам не пришлось долго копать. Мне все еще было за двадцать, и я был таким же крепким, как всегда. Пэт был трудолюбивым работником, а Афродита была сильнее его. Основной работой Эйми было отпугивать посетителей. Она занималась этим со своим Генри.

Это было непосильным трудом, но в итоге мы выручили чуть больше двадцати миллионов долларов от разработки этого участка. И в этом отношении пара шлюх, странствующий ирландец и странствующий моряк неплохо справились.

************************************

После этого наша жизнь могла пойти по-разному, но направление нашей с Эйми жизни определило то, что произошло одним прекрасным апрельским вечером следующего года.

Мы ужинали в устричном доме Пелла. Я слышу, что вы говорите... Устрицы?!! Денвер находится в тысячах километрах от моря. Как, скажите на милость, вы могли есть устриц? Новая трансконтинентальная железная дорога позволила поставщикам доставлять этих вкусных маленьких малюсков живыми в переносных цистернах. И вот, устрицы стали в Денвере самым модным блюдом. То есть, если бы вы могли себе это позволить, а мы могли.

Эйми вызывает ажиотаж, когда появляется на публике. Она просто необыкновенно красива, но сегодня вечером она была особенно сногсшибательна. Она пришла в ресторан в шелковом платье, которое было на тон светлее ее темно-фиолетовых глаз. И хотя оно было вполне уместным, оно подчеркивало каждый сантиметр ее потрясающей фигуры.

Заведение было переполнено, но мое внимание сразу привлек один парень. Он сидел с группой из четырех человек за столиком у стены. Денвер стал настоящим коммерческим центром, как только Центральный железнодорожный вокзал Колорадо соединил нас с трансконтинентальной железной дорогой в Шайенне. И эти парни, очевидно, приехали в город, чтобы заняться небольшим бизнесом.

Незнакомец уставился на Эйми. Затем он что-то взволнованно сказал группе, и все повернулись, чтобы посмотреть на нее. Все остальные парни в этом заведении исподтишка разглядывали мою жену, так что не было ничего странного в том, что она безраздельно завладела вниманием столика, полного возбужденных мужчин. Просто эта группа вела себя так откровенно.

Затем мужчина, который изначально заметил Эйми, отодвинулся и направился к нам. Он явно был коммивояжером, одетый чересчур броско - в клетчатый костюм и шляпу-котелок. На его толстом лице сияла широкая понимающая улыбка.

Мы сидели в маленькой уютной нише в глубине зала. Я всегда слежу за тем, чтобы метрдотель усадил нас на самое лучшее место. В свете газовых фонарей Эйми была воплощением безмятежной красоты. Она стояла спиной к приближающемуся мужчине, поэтому я похлопал ее по руке и кивнул ей за спину.

Она повернулась и с любопытством посмотрела на него. Казалось, он был в восторге от встречи с ней. Он весело сказал: - Привет, маленькая леди. Мне было интересно, куда ты отправилась после того, как покинула Новый Орлеан. Я хочу угоститься твоей особой любовью сегодня вечером. То есть после того, как ты закончишь с этим парнем.

Мы оба были далеки от Мэй, как в плане заработка, так и в плане личной жизни, но Эйми действительно незабываемая женщина. А этот парень явно был ее бывшим клиентом!! Эйми бросила на меня испуганный взгляд. Я кивнул в ответ, как бы говоря: - Позволь мне разобраться с этим.

С этими словами штормовые ставни захлопнулись перед глазами моей жены, и на ее лице появилось то непроницаемое выражение, которое я так хорошо знал и которое так ненавидел. Меня убивало то, как быстро она могла скрыться за неприступными стенами своей психики.

Я встал и сказал тоном, который ясно давал понять, что я хочу, чтобы этот парень ушел: - Вы, должно быть, ошиблись, дорогой. Это моя жена.

Он совершенно не расслышал, что я только что сказал, потому что жадно смотрел на Эйми. Он взволнованно сказал: - Я трахал много шлюх, но ты лучшая. Где ты работаешь, милая? - К счастью, он сидел лицом к нише. Так что это слышали только мы с Эйми.

Я не хотел поднимать шум. Я схватил его за руку, развернул и вывел за дверь. Он протестовал на каждом шагу, но его жалобы остались без внимания.

Этот парень понятия не имел, в какой опасности он находится. Он видел богатого человека, ухоженного и модно одетого, но у всех нас есть прошлое. Требуется огромная сила и абсолютная безжалостность, чтобы швырнуть десятиметровую железяку с достаточной силой, чтобы убить кита. Более того, эта первобытная свирепость скрывается под моей внешностью, как река расплавленной лавы.

Неосторожные слова этого человека вывели все на поверхность. Я оттащил его в переулок, поднял на руках и ударил о стену. От оглушительного удара у него перехватило дыхание. Я все еще прижимал его к стене, когда к нему, наконец, вернулось дыхание. Я сказал сквозь стиснутые зубы: - Ты умрешь прямо здесь, в этом переулке, если немедленно не зайдешь внутрь и не извинишься за свою ошибку.

В мерцающем свете газовых ламп он увидел глаза настоящего убийцы и затрясся от ужаса. Он слабо кивнул. Он уже обмочился. Я очень осторожно опустил его на землю и отряхнул со спины его пиджак, на котором были пятна краски. Затем я молча жестом пригласил его вернуться к нашему столику.

Он подошел прямо к Эйми, которая смотрела на него прищуренными глазами, которые я так часто видел во время нашей поездки на Запад, и кротко сказал: - Я прошу прощения за мою ошибку, мадам. Теперь я вижу, что вы совершенно другая женщина.

Эйми любезно улыбнулась и со значительным видом сказала: - Я понимаю. Люди часто неправильно воспринимают меня. - Затем он повернулся и поспешил прочь.

Я красноречиво посмотрел на свою жену и сказал: - Не вернуться ли нам домой, моя дорогая? Я не верю, что здесь для нас что-то осталось. - Она грациозно поднялась, протянула руку и сказала: - Да, с меня более чем достаточно.

По дороге домой она спросила меня: - Что ты там с ним сделал? Мы почувствовали, как качается все здание. - Я мягко сказал: - Я только объяснил ему пагубные последствия плохого зрения, и он согласился с этим замечанием.

Эйми одарила меня одной из своих кошачьих улыбок и провела остаток ночи, пытаясь убить своего "рыцаря в сияющих доспехах".

*****************************************

Этот инцидент заставил нас сделать выбор. Нам нужно было как можно дальше уйти от прошлого Эйми. Итак, мы хотели заново открыть себя в самом густонаселенном городе Америки. Поэтому, в отличие от большинства людей нашего времени, мы отправились на ВОСТОК, на легендарный остров Манхэттен.

Мы купили особняк на "Миллионерз-роу", прямо по соседству с роскошным особняком Пирпонта Моргана. Я подружился с Джей Пи, когда инвестировал наши запасы золота и серебра. Тогда он был молод, а не старый морж, которого вы видите на фотографиях, и только начинал. Ему нужен был капитал. Соответственно, наше партнерство было заключено на небесах.

Конечно, нью-йоркское общество не знало, что о нас думать. Мы были молоды и сказочно богаты из таинственных источников на западе. К тому же, я явно не был джентльменом. К счастью, тогда были в моде истории о диком Западе. Поэтому они относились ко мне как к мультяшному ковбою. Что было парадоксально, поскольку я родился в двухстах километрах к востоку от Манхэттена.

Общество было так же озадачено Эйми. Моя жена, несомненно, была самой красивой женщиной в Нью-Йорке. Ее стиль отражал ее французские, креольские и плантаторские корни. А ее природная чувственность сводила мужчин с ума.

Женщины, особенно дуайены, не знали, что с ней делать. Но Эйми была настолько соблазнительно обаятельной, что пользовалась большим спросом среди "лучших" людей.

Проблема была в том, что мы оба ненавидели снобов, и это убивало в нас всякий интерес к тому, чтобы быть частью "общества". Я находил вечеринки скучными. Эйми была обеспокоена не меньше, но жизнь научила ее скрывать свои чувства, а особенно презрение. В основном мы просто существовали друг для друга, и этого было достаточно для нас обоих.

У нас был штат прислуги, которая присматривала за особняком. Поэтому мы много времени проводили в разъездах. Железнодорожная система развилась настолько, что немыслимые расстояния стали обычным делом. В 1860 году нам потребовалось почти девять месяцев, чтобы добраться из Нового Орлеана в Денвер. Теперь мы добрались из Нью-Йорка в Денвер за пару дней, удобно устроившись в нашем личном железнодорожном вагоне.

Такое удобство позволило нам посетить важные для нас места. Например, на пятнадцатую годовщину нашей свадьбы я взял Эйми в поход на уединенную скалу Тейбл-рок, где мы впервые занялись любовью. И все же это была не самая лучшая годовщина.

На наш двадцатый юбилей я отвез Эйми в Новый Орлеан. Сначала она колебалась, учитывая ее ассоциации с этим местом, но я сказал ей, что она просто обязана увидеть подающий надежды молодой музыкальный талант. Она подумала, что я сошел с ума, так как знала, что я не люблю музыку, но она согласилась, потому что любила меня.

Парень играл на рожке и пел что-то под названием "Блюз". В то время это считалось "африканской" музыкой, то есть строго непристойной хаус-музыкой. Но этот конкретный парень завоевывал себе имя волшебника с помощью этого нового вида искусства.

Ему было всего двадцать три года, но он умел завораживать публику своим проникновенным звучанием. Вот почему мы с Эйми сидели в старом шатком зале во Французском квартале душной ночью двадцать первого июля тысяча восемьсот восемьдесят первого года.

До этого момента все было довольно скромно. Единственной особенностью было волшебство музыки этого парня. Я видел, что Эйми была очарована его абсолютным мастерством. Я уже подкупил владельца. Юный виртуоз подошел к нам посидеть, когда закончил играть.

Он был ярким и обаятельным, очень красивым и щеголял по последнему слову новоорлеанского стиля. Он явно был дамским угодником, а Эйми, несмотря на свои сорок лет, была самой красивой женщиной из присутствующих. Мужчина не мог отвести от нее глаз. Он начал беззастенчиво флиртовать, и, конечно же, моя чувственная жена была рада ответить ему взаимностью.

За деньги можно приобрести власть. В результате я смог вызвать Алана Пинкертона собственной персоной в свой маленький офис на Мэдисон-сквер. Я сказал ему, что у меня есть работа в его агентстве, и я готов заплатить абсурдную сумму, чтобы получить то, что я хочу.

Пинкертон был шотландцем. Он любил деньги. Поэтому он положил в карман неслыханную сумму в двадцать тысяч долларов авансом. На это ушел год, но его агенты, наконец, нашли имя и местонахождение. Теперь пришло время.

Эйми и молодой человек сидели в полутемной и прокуренной комнате, непринужденно болтая, когда я внезапно прервал их. Я сказал: - Луи - очень образованный человек, и у него есть интересная история. - Они оба озадаченно посмотрели на меня. Зачем я заговорил об этом?

Я небрежно добавил: - Он сам научился играть на трубе и приехал в Новый Орлеан из Натчеза в семьдесят четвертом. Ему было всего пятнадцать. Сейчас ему всего двадцать три, но он уже стал чем-то вроде легенды Нового Орлеана.

Они оба озадаченно уставились на меня. Кроме того, это прозвучало так, будто я сошел с ума. - Откуда я все это знаю? - Самодовольно сказал я, - Я открою вам двоим маленький секрет, но вам придется пообещать мне, что не будет никаких неприличных проявлений.

Они продолжали пялиться на меня. Эйми была сбита с толку, а Луи начинал злиться. Он сказал: - Что все это значит??!

Я заговорщицки наклонился к нему и сказал: - Я потратил кучу денег, чтобы выяснить это. Поэтому, пожалуйста, прими то, что я собираюсь тебе сказать. Это мой подарок вам обоим.

Я сделал эффектную паузу, а затем, с мелодраматическим пафосом, я сказал: - Эйми, я хочу познакомить тебя с твоим сыном Луисом.

На долю секунды Эйми потеряла дар речи. Затем она стала холоднее, чем макрель. Луис просто посмотрел на меня в замешательстве. Я пытался справиться с мертвым телом Эйми, когда сказал: - Дай нам секунду. - Он кивнул, все еще выглядя сбитым с толку.

Эйми пришла в себя почти сразу. Я поднял ее на ноги и вывел на улицу. Она была совершенно взволнована, когда мы стояли под газовыми фонарями. Я никогда не видел ее такой. В качестве объяснения я сказал: - Первое, что я узнал о тебе, - это то, что ты оплакивала потерю своего ребенка. Я тебя люблю, поэтому я заплатил мистеру Пинкертону, чтобы он нашел его для тебя.

Она выглядела так, словно пыталась поверить мне, но все равно это было так ошеломляюще. Она серьезно посмотрела на меня, когда я добавил: Твоего мальчика освободили из рабства после войны. Он вырос под присмотром одной из пожилых женщин в доме. Он думает, что она его мама, и мы можем уйти отсюда прямо сейчас, если ты хочешь, чтобы он продолжал в это верить.

Я искренне сказал: - Я просто хотел, чтобы ты увидела, каким прекрасным и образованным молодым человеком он стал. - Я поцеловал ее и сказал с благодарностью: - Яблоко от яблони недалеко падает, - а затем добавил: - Ты хочешь вернуться туда? - Моя жена - воин. Она ни от кого не убегает, поэтому, конечно, она хотела вернуться туда.

Невероятные фиалковые глаза Эйми горели, когда она сказала: - То, что ты сделал, - это самое доброе, что только можно вообразить. В моем сердце была пустота, а теперь ты все исправил. Я буду любить тебя вечно.

Сын Эйми все еще сидел за столом, выглядя совершенно ошеломленным. Мы тихо сели, и я объяснил обстоятельства его рождения, не вдаваясь в болезненные подробности. Он понял. Каждый бывший раб понял бы эту историю.

Я искренне сказал: - Я знаю, ты думаешь, что мама Элизабет - твоя мать, и, по сути, так оно и есть. Но моя жена - твоя биологическая мать, и она оплакивала твою потерю каждый день своей жизни.

Я закончил словами: - Я просто хотел, чтобы она увидела, каким замечательным человеком ты вырос и каким успешным стал. - Я любезно добавил: - А теперь я собираюсь уйти. Я знаю, вам двоим есть о чем поговорить. - Они оба не скрывали слез, когда я выходил за дверь.

****************************************

Итак, я закрыл книгу о сожалениях Эйми, и годы перешли в следующее состояние. Большая часть удовольствия в старости приходит от того, что мы делимся жизненным опытом с кем-то особенным, и никто не был мне так дорог, как Эйми.

Это пугает, когда ты доходишь до точки, и осознаешь, что времени у тебя остается все меньше. Эта мысль никогда не приходила мне в голову, когда у меня впереди было бессчетное количество дней. И все же, одна из особенностей жизни с правильным человеком - это радость, которая приходит с каждым прожитым днем.

Как и погода в Луизиане, Эйми была женщиной переменчивого настроения. Она могла быть веселой и глуповатой, а затем глубокой и отзывчивой в один и тот же час. Все, что было необходимо для нашего совместного счастья.

В этом отношении я никогда не встречал женщину, которая была бы так созвучна моменту. Я не знаю, могла ли Эйми чувствовать мое настроение и подстраиваться под него, или мы просто были так похожи, но мы были полностью симпатичны друг другу во многих отношениях.

Конечно, у нас были разногласия. В интеллектуальном плане Эйми была самой сильной личностью из всех, кого я знал. Она была вынуждена держать свою натуру взаперти за несокрушимыми стенами, чтобы выжить. Теперь у нее был кто-то, кого она могла любить, и кто любил ее в ответ. Наконец-то она могла быть самой собой.

Моя жена каджунка по происхождению. Она вспыльчивая женщина. Я наслаждался этой страстью, даже когда мы стали старше. Но призраки ее прошлого слишком глубоко укоренились, чтобы их можно было полностью изгнать. Так что временами они брали над ней верх. Иногда она плакала. Иногда она впадала в ярость. И все же у нас никогда не было такого времени, когда мы не понимали бы, почему другой человек ведет себя или чувствует определенным образом.

А я? Я ни о чем не жалел. Когда я работал веслом на вельботе, я и представить себе не мог, что стану таким богатым, как сейчас. Я прожил долгую жизнь с замечательной женщиной, и провел почти семьдесят полных приключений лет, занимаясь тем, что мне нравилось.

Мы построили особняк в Ойстер-Бей, недалеко от Сагамор-Хилл, где жил Тедди Рузвельт. У нас был скромный домик: тридцать комнат, дюжина ванных и сорок гектаров земли. К тому моменту в нашей жизни - Эйми, и я уже привыкли к лучшему в жизни.

Луи жил с нами в одном доме, когда выступал в Нью-Йорке. Он был очаровательным и умным членом нашей семьи. Эйми обожала его. Все его сводные братья и сестры считали его "джазовым", что бы это ни значило. Я знал, что он играет именно такую музыку, но почему-то я страдал от сравнения.

В душе я все еще был моряком. Поэтому я хотел провести оставшееся время поближе к морю. У меня была 25-метровая шхуна, пришвартованная у подножия поместья, в гавани Ойстер-Бей. Мы с Эйми путешествовали вдоль и поперек восточного побережья, а часто даже на юг, до Сент-Луиса, Августин, и даже Майами. Я был капитаном этого корабля и не приложил к нему ни малейшей руки.

Тем не менее, оставался еще один открытый счет. Я знал, что не умру счастливым человеком, если этот долг не будет выплачен. Именно по этой причине я дал Пинкертону вторую часть задания, чтобы тот разыскал некоего Исава Бриггса.

Пинкертон давно умер, но его агентство так и не закрылось. В конце концов Бриггса нашли в Европе. Вот почему его было так трудно найти. Возможно, этот негодяй сбежал за границу, потому что боялся меня, но он остался там, потому что там все было намного цивилизованнее.

Последние пятьдесят лет Бриггс жил в Лондоне на деньги своего отца. Итак, на следующий же день я отправился в офис "Кунард" на Манхэттене и купил билет на двоих на "Мавританию".

Лондон в 1911 году был великолепным местом. Это была столица империи, где никогда не заходило солнце, и богатство, хлынувшее в этот город, привело к созданию монументальных зданий и великолепных особняков. Мы арендовали один из них на Беркли-сквер.

Ни Бриггс, ни я не были молодыми людьми. У меня никогда бы не появилась Эйми, если бы он не соблазнил Фейт. Возможно, это звучит навязчиво - таить обиду на протяжении полувека, но пришло время подвести черту под этим рассказом, раз и навсегда. Я нес в себе пустоту от предательства Фейт с того самого дня, как узнал об этом, и я должен был узнать причину.

Бриггс был сыном самого богатого человека в Нью-Бедфорде. Теперь его положение значительно ухудшилось. К первому десятилетию двадцатого века электрическое освещение заменило лампы с китовым жиром, и масло, производимое мистером Рокфеллером, стало популярным в промышленности. Китобойный промысел уже давно достиг своего апогея.

Бриггс жил один. У него был небольшой доходный дом недалеко от Друри-Лейн, на Драйден-стрит, в задней части Ковент-Гардена. Королевский театр и оперный театр находились неподалеку, и в самом саду всегда было оживленно. Так что, вероятно, он наслаждался хорошей жизнью, но в финансовом плане дела у него шли все хуже и хуже.

Каждое утро он пил кофе в маленьком кафе на Мейден-лейн, недалеко от рынка. Я наблюдал за ним пару дней, прежде чем заговорить с ним. Нет, я не планировал его убивать. Слишком много воды утекло за это время. Я встретил и женился на женщине, с которой мне суждено было быть вместе, но тень Фейт все еще требовала удовлетворения.

Я подошел к Бриггсу, когда он сидел за столиком возле кофейни. Чтобы обеспечить уединение, он отодвинул его в угол за колонну из искусственного мрамора. Там было тенисто и приятно. Бриггс читал вчерашний выпуск "Дейли Мейл".

Я оставил Эйми в нашем доме. Это касалось только меня и моего прошлого. Эйми прекрасно это понимала. У нее было несколько собственных тайных призраков.

Плечи Бриггса обреченно опустились, когда он откинулся на спинку стула. Казалось, что жизнь тяготила его. Я помнил его маленьким и подтянутым. Настоящим денди. Этот человек страдал ожирением, но он по-прежнему одевался по последней лондонской моде. Костюм был поношенным, как будто его надевали слишком много раз. Возможно, это был его единственный наряд.

Я почувствовал, что снова становлюсь таким, каким был в то время, когда я работал веслом. Бриггс никогда не задирал меня в детстве. Это было бы безумием. Тогда я был намного крупнее и выносливее его, но он всегда относился ко мне с презрительным превосходством.

Он поднял удивленный и сердитый взгляд. Как я посмел помешать ему выпить утренний кофе? Он увидел крупного и очень богатого джентльмена, одетого в сшитый на заказ коричневый шелковый костюм и жилет от Грэнвилл, с дорогой тростью в руке. На мне была широкополая фетровая шляпа, чтобы лучше скрывать лицо.

Плюхнувшись на стул напротив него, я сказал тоном человека, с которым приятно общаться: - Привет, Исав. Давно не виделись. - Моя фамильярность озадачила его. Я, очевидно, знал его, но он понятия не имел, кто я такой.

Он сказал раздраженным голосом: - Я пью свой утренний кофе, мой хороший. Почему ты ко мне пристаешь?

Я снял шляпу и наклонился вперед, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Я сказал угрожающим тоном: - Я хотел поговорить с тобой о Фейт Полк. Ты должен помнить ее как Фейт Иварссон. - Затем я снова надел шляпу. Я хотел скрыть свое лицо.

Бриггс, наконец, узнал меня. Сначала на его лице отразился ужас. Это было так, словно его худший ночной кошмар возник на лондонской улице. Я дружелюбно сказал: - Нет, я здесь не для того, чтобы убить тебя. Наверное, мне следовало бы, но я прожил счастливую жизнь. Я просто хочу услышать историю.

Затем я бросил на него взгляд, который выдал мои истинные чувства, и спокойно добавил: - Лучше бы это было правдой, иначе я могу передумать.

Он пробормотал: - Как я могу помнить инцидент, произошедший пятьдесят лет назад??!

Я зловеще произнес: - Я помнил об этом каждый день своей жизни. Теперь тебе пора похоронить эти воспоминания ради меня. Что произошло между тобой и Фейт?

Начал проявляться прежний Исав Бриггс. Он ничего не мог с собой поделать. Он был слишком самовлюбленным человеком. Он рассмеялся и сказал: - Это было просто.

Он сделал паузу, чтобы насладиться выражением моей боли на лице, ухмыльнулся и добавил: - Я всегда хотел Фейт, но она никогда не смотрела ни на кого, кроме тебя. Я был в Балтиморе, когда услышал об урагане, и это натолкнуло меня на идею. Я знал, что ты вернешься только через пару лет, даже если среди погибших в урагане не было твоего корабля. Поэтому я придумал историю.

Он остановился, ухмыльнулся и, подмигнув, добавил: - Твоя мать мне не поверила, но Фейт поверила. Она как будто ждала, что с тобой что-то случится. Она сказала мне, что всегда знала, что потеряет тебя. Она чувствовала это каждый раз, когда ты уплывал. Она сказала, что просто слишком сильно любила тебя.

Это пронзило меня мучительной болью.

Бриггс теперь хвастался. Он сказал: - Фейт погрузилась в глубокий траур. Сначала она ничего не ела и постоянно спала. Было похоже, что она тоже хотела умереть. Я продолжал приходить, приносил ей еду, и обнимал ее, пока она плакала.

Он все больше заводился, как будто заново переживал это: - Я снова и снова повторял ей, что она должна отпустить тебя. Что ты умер.

Его самодовольная ухмылка становилась тошнотворной, когда он добавил: - Она постоянно спрашивала меня, уверен ли я. Я поклялся на стопке библий, что это правда. Твой корабль был одним из тех, что погибли, и ты пропал.

Он бросил на меня удивленный взгляд. - И вот однажды она плакала, а я держал ее на руках. Она подняла глаза, наверное, просто для того, чтобы подбодрить себя, и я удивил ее глубоким поцелуем. Сначала она сопротивлялась, но я знал, что все ее сдерживаемые чувства должны были куда-то выплеснуться. Наконец, она застонала и начала целовать меня в ответ. Это было в первый раз.

Он уставился на меня, поддразнивая: - Ее сиськи были такими же красивыми, как я и представлял, - как большие мягкие подушки. Она была совершенно необузданной, когда я завел ее. Казалось, она никак не могла насытиться этим. - Я знал Фейт. Она была страстной и нуждающейся одновременно. Она становилась ненасытной, как только переходила черту дозволенного.

Бриггс рассмеялся и сказал: - Я наслаждался ее тугой маленькой киской пару месяцев, когда она объявила, что у нас будет ребенок. Она была вне себя от радости.

Могла ли боль усилиться?

Бриггс допил свой кофе и пренебрежительно заметил: - Конечно, этого не должно было случиться. Какое-то время она была забавной, но возбуждение от завоевания уже прошло. Я уплыл следующим кораблем во Францию.

Затем он насмешливо добавил: - Я слышал, она умерла, рожая ребенка. - Он усмехнулся и сказал: - Так ей и надо. Все женщины - просто шлюхи.

Я смотрел в самодовольное лицо Бриггса, пока он рассказывал о унижении моей жены. Он наслаждался выражением моей боли и горя на лице. Это было последнее, что он увидел в своей жизни. Присяжные вернулись. Вердикт был вынесен. Наказанием будет смертная казнь.

Трости-шпаги были популярны в Лондоне до появления "Столичной полиции" Бобби Пила. Это был единственный способ, которым джентльмен мог защитить себя, если не считать открытого ношения клинка. Поэтому в продаже по-прежнему было много хороших тростей.

У меня была красивая черная лакированная ручка с большим блестящим латунным набалдашником. Внутри, прочно прикрепленная к набалдашнику, была спрятана ультратонкая, 60-и сантиметровая, острая, как бритва, рапира из закаленной стали. Я незаметно достал ее, слушая, как Бриггс хвастается уничтожением моей жены.

У него было мгновение, чтобы понять, что сейчас произойдет. Его глаза наполнились паникой. Я прошипел с пятьюдесятью двумя годами сдерживаемой ненависти: - Это за Фейт!

Затем я использовал свою устрашающую силу, чтобы вогнать лезвие из-под кофейного столика прямо ему в сердце. Убийство было тихим и чистым. Крови не было - только смерть. Выражение ужаса на его лице исчезло почти мгновенно, сменившись выражением пустоты.

Левой рукой я удерживал труп Бригга, а правой вложил рапиру обратно в деревянное тело трости. Бриггс заслуживал гораздо худшего, но это было все правосудие, которое я мог совершить в данных обстоятельствах. Я молился, чтобы ад существовал.

Затем я сыграл спектакль "Прощаемся с телом Бриггса", просто на случай, если кто-нибудь увидит. В конце концов, люди поймут, что он мертв, но к тому моменту я уже стану призраком. Дело с моим прошлым было завершено, и счет наконец-то был закрыт.

Возвращаясь домой, я испытывал смешанные чувства. Долг был погашен, и я мог провести оставшиеся дни со своей идеальной подругой и возлюбленной. Тем не менее, я все еще задавалась вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы Исав Бриггс никогда не родился.

Эйми ждала с настороженным видом, который она отточила на своем прежнем поприще. Я просто сказал: - Он мертв.

Она задала практичный вопрос: - Есть свидетели?

Я пожал плечами и сказал: - Возможно... Но они видели, как Бриггс разговаривал со спортсменом в мягкой шляпе, а не с финансовым магнатом вроде меня. Он умер слишком быстро, чтобы поднимать шум. - Она спросила: - Сожалеешь о чем-нибудь?

Я сказал: - Только о том, что я не буду жить вечно. Потому что у меня есть самая замечательная женщина в мире, с которой я могу провести свою жизнь. У меня нет никаких опасений по поводу расправы с этим сукиным сыном.

Она спросила: - Что будет дальше?

Я сказал: - Давай совершим грандиозное турне по Лондону, Парижу, Берлину, Вене, Риму. Я хочу остаться в Европе до следующей весны.

Моя осторожная жена заметила этот знакомый взгляд. Она знала, что я нуждаюсь в утешении. Было уже далеко за полдень, но Эйми подошла, взяла меня за руку и повела в нашу спальню. Она хотела подчеркнуть важность нашего вечного партнерства.

Ее выступление было равносильно паре часов необузданной страсти. Для меня было чудом, что семидесятидвухлетний мужчина может выступать так, как это делал я. Но, конечно, все возможно, когда твоя партнерша такая чувственная, как моя невероятная жена.

Пока мы лежали, тяжело дыша, она озадаченно спросила: - Почему мы ждем весны?

Я взволнованно сказал: - Я видел много перемен на море, от деревянных парусных бригов до стальных пассажирских лайнеров, но я никогда не видел ничего похожего на корабль, на который мы забронировали билеты.

Я продолжал восторженно щебетать: - Это будет его первый рейс, и говорят, что это самый быстрый и роскошный лайнер в Северной Атлантике. Кроме того, он сочетает в себе все новые достижения в области судостроения. Почему? Потому, что "Титаник" - непотопляем.

Эпилог

На шлюпочной палубе царило настоящее столпотворение. Из клапанов, расположенных высоко на трубах, валил пар, и оглушительный грохот добавлял неразберихи.

Было чуть больше часа ночи, и вокруг толпились люди, в основном просто сбитые с толку, когда второй помощник Лайтоллер начал загружать спасательные шлюпки. Я увидел страх и отчаяние на его лице. Я подумал: - Это реально!

Ночь была холодной и кристально чистой. Небо было усыпано невероятным количеством звезд. За время, проведенное в море, я повидал немало небес, но этот бархатный балдахин, усыпанный бриллиантами, был просто великолепен.

Я обнял Эйми за плечи и притянул к себе. Она была одета в одну из своих норковых шуб, чтобы защититься от холода. На мне была плотная твидовая накидка на все случаи жизни и охотничья шляпа с плоским верхом.

С нами была Эллен, горничная Эйми, и ее подруга Бетси, которая была горничной леди Эллисон. Они вдвоем разместились в каюте второго класса.

Мы подошли к спасательной шлюпке № 8, которая была нашим назначением. Капитан Смит на самом деле никогда не проводил официальных учений по спасению на шлюпках. На борту было слишком много высокопоставленных людей, чтобы пытаться это сделать. Но номер шлюпки, за которым была закреплена наша каюта, был написан на маленьком плакате рядом с дверью нашего номера из розового дерева.

Я услышал, как Лайтоллер крикнул: - Только для женщин и детей, - когда он и команда поднимали на борт людей, столпившихся вокруг лодки. Мы поднялись наверх вместе с Бетси и Эллен. В спасательной шлюпке уже находилось около двадцати женщин и несколько членов экипажа.

Лайтоллер галантно помог Эйми, когда она грациозно перешагнула через борт. Затем Эллен вышла вперед. Лайтоллер преградил ей путь. Он сказал: - Извините, мисс, но у нас осталось место только еще для одного. - Он повернулся ко мне и вежливо сказал: - Вы следующий, сэр. - Выражение паники в глазах Эллен было душераздирающим.

Я понял, о чем говорил Лайтоллер. Очевидно, мы были пассажирами первого класса, а Эллен - простой горничной. Я не сторонник светской жизни, но я ни за что не смог бы смириться с тем, что сохраню свою древнюю шкуру, в то время как эта молодая женщина пойдет ко дну вместе с кораблем.

Я сказал: - Я не поднимусь на борт, пока на корабле остаются женщины и дети. - И жестом пригласил Эллен занять мое место. Она посмотрела на меня в замешательстве. Я резко сказал: - Поднимайся на борт, девочка! Я не пойду!

На этих словах, Эллен перешагнула через борт и села в шлюпку. Эйми наблюдала за разговором с одной из скамеек на борту. Эйми встала, как только Эллен поднялась на борт. Лайтоллер раздраженно сказал: - Пожалуйста, садитесь, мадам. Мы вот-вот отчалим на лебедке.

Эйми сняла свою шубку и осторожно протянула ее Эллен. Она ласково сказала: - Возьми это, дорогая. Она понадобится тебе, чтобы согреться. Сейчас она мне не нужна.

Затем она бросила на Лайтоллера грозный взгляд и сказала: - Я не расстанусь со своим мужем. Как мы жили, так и умрем... ВМЕСТЕ, - и, к моему полному изумлению, моя жена вышла из лодки.

Я с тревогой сказал: - Ты должна вернуться в лодку, любовь моя. Никто не выживет в этой ледяной воде. - Временами кажется, что странные фиалковые глаза Эйми горят глубоким огнем, который питает ее душу. Она коснулась моей щеки и ласково сказала: - Не спорь со мной, Джейкоб. Ты же знаешь, что тебе никогда не победить.

Затем моя жена повернулась и толкнула Бетси, другую горничную, в объятия Лайтоллера. Она сказала голосом, не терпящим возражений: - Эта женщина займет мое место. - Я смотрел на Эйми со смесью удивления и тревоги. Она бросила на меня один из своих фирменных соблазнительных взглядов, взяла меня за руку и нежно сказала: - Куда пойдешь ты, туда пойду и я.

С этими словами мы подошли к паре ближайших шезлонгов и сели. Мы оба поняли, что сейчас умрем. Тем не менее, все когда-нибудь умирают, и сегодняшний день был не хуже любого другого. По крайней мере, мы ушли бы вместе. Это было бы прекрасным завершением любви на всю жизнь.

Мы поговорили о наших первых днях, пока ситуация продолжала меняться. В конце концов, я взял обе ее руки в свои и горячо произнес: - Навсегда! - Она одарила меня любящей улыбкой и просто ответила: - Да. - Ее фиалковые глаза пожирали меня, когда я начал погружаться.

Примечание автора:

Я должен извиниться перед поклонниками "Титаника", такими как я. Поскольку, как вы понимаете, я "позаимствовал" историю Исидора и Иды Штраус для эпилога. То, что вы читаете здесь, произошло на самом деле, как я рассказываю, используя их собственные слова. По моему собственному не столь скромному мнению, это одно из самых романтичных происшествий за весь двадцатый век.

Джеймс Кэмерон решил увековечить их финал, изобразив двух стариков, прижавшихся друг к другу в своей каюте, в то время как поднимающаяся вода уносит их, но, на мой взгляд, реальность гораздо романтичнее. Вы почти можете представить, как они вдвоем спокойно сидят там, в хаосе шлюпочной палубы, зная, что скоро умрут, но желая уйти из этой жизни, держась за руки.

Несколько дней спустя спасательная служба "Маккей-Беннетт" обнаружила тело Исидора. Тело Иды так и не было найдено. Кенотаф в их мавзолее в Бронксе посвящен их любви. Надпись на нем говорит сама за себя:

"Многие воды не могут погасить любовь, как и наводнения не могут утопить ее".

Конец.