Утро. Обычный рабочий день — если бы не сломавшаяся машина, которая вынудила ее сменить привычный маршрут на общественный транспорт. Жана еще спала, когда муж собрался и уехал на работу, так что пришлось собираться в расчете на то, сколько понадобится, чтоб дойти до остановки и ожидание транспорта. Поужинав и одевшись, она не спеша дошла до автобусной остановки, ловя на себе лёгкие порывы ветра.

В свои 36 лет она по-прежнему выглядела довольно хорошо. Каштановые волосы средней длины, собранные в небрежный хвост. Выразительные карие глаза, у которых уже были едва заметные морщинки. Мягкие черты лица, полные губы, которые порой казались немного приоткрытыми. Кожа с легким румянцем. И вряд ли можно было сказать, что она родила двух детей. Но тем не менее это было именно так. Старшему уже почти восемнадцать. Младшему одиннадцать. Кто-то скажет, что она могла еще бы погулять, посвятить время себе и уж потом, а не спешить, но Жана не жалела. Муж, дети, нормальная работа, всё так или иначе сложилось.

Осенний воздух был свеж и прозрачен, отчего она невольно поежилась, поправляя складки платья. Людей на остановке оказалось немного, и это вселяло надежду на относительно спокойную поездку — без привычной давки и недовольных криков.

Настроение, вопреки обстоятельствам, было приподнятым от наполеоновских планов, большая часть которых была посвящена именно себе любимой.

Но если говорить именно об этом утре и настроении, то, во-первых, день только начинался, и ничего его не испортило, а во-вторых, на ней было новое платье, которое наконец она решилась «выгулять». Нежно-серое, облегающее, с изящным вырезом и юбкой чуть выше колен. Она не смогла себе отказать надеть его, обычно для офиса она одевалась проще, но ей нравилось, как оно сидит: легкая ткань мягко обтекала фигуру, а при каждом шаге юбка слегка колыхалась, привлекая взгляды прохожих. Да и купила она его давно, и просто надоело откладывать, ожидая повода.

Жана старалась не думать о работе — она ещё успеет ей надоесть. Вместо этого мысли крутились вокруг наряда. Сегодня под платьем было самое обычное бельё — удобное и далекое от того, чтоб отнести его к категории соблазнительного. Это слегка досаждало. Не то чтобы в офисе у нее была интрижка… Но всё равно казалось, что такой наряд заслуживает большего.

«Если бы это было свидание…» — в голове невольно всплыл образ мужа, его теплые ладони, скользящие по открытой спине, и шёпот: «Ты потрясающе выглядишь…» Тогда, конечно, под платьем было бы что-то особенное — чёрное шёлковое или, может быть, ажурное, в тон платью. Такое, чтобы, случайно заметив, он задержал взгляд на лишнюю секунду.

Но сегодня был всего лишь будний день: автобус, офис и кипа документов ждали ее впереди. Она вздохнула, ловя свое отражение в стекле подъезжающего транспорта. «Жаль тратить такой наряд на это… Но уж очень хотелось его надеть».

С грохотом подкатил старый «Икарус» — потрепанный, с потускневшей табличкой маршрута. В салоне не осталось ни одного свободного места, так что пришлось ехать стоя. Постепенно народу прибывало, и, чтоб не вылезать потом из середины, она отошла заранее к задней части, где и осталась стоять, смотря в окно, ухватившись за холодный металлический поручень.

Народ всё пер, словно всем именно в этот день понадобилось зайти в этот автобус. Новые пассажиры втискивались в проход, принося с собой коктейль запахов — терпкий парфюм, въедливый дым сигарет, прогорклый кофе. Вскоре ее прижало к окну так плотно, что пошевелиться стало почти невозможно.

Дышать было трудно. Да к тому же с каждым толчком автобуса юбка немного да приподнималась, а поправить её было неудобно — руки то с одной стороны, то с другой постоянно одергивали ее вниз. Краем глаза она замечала скользящие по ней взгляды, да и от случайных касаний по спине пробегали мурашки.

«Надо было надеть что-то попроще — тот же брючный костюм… или вообще вызвать такси», — мелькнуло в голове.

Но было уже поздно.

Кто стоял сзади, было не видно, судя по тому, что постоянно со спины кто-то прикасался или терся, там не раз уже сменился пассажир. Но этот последний уже не уходил, он не просто стоял рядом, он намеренно касался ее, подталкивая пахом по ягодицам. Все попытки повернуться или хотя бы разглядеть его в отражении стекла были тщетны — а он будто нарочно прижимался всё сильнее, вдавливая в поручень. А потом… Его ладонь легла на ее бедро.

Сначала — осторожно, почти случайно, будто невзначай коснувшись складки платья. Но уже через секунду пальцы начали медленно скользить вверх, обжигая кожу даже сквозь ткань. Жана замерла. В голове словно зазвенел колокол, а в ушах застучал нарастающий пульс.

«Боже, это что... Просто перекладывает руку? Нет, как-то настойчиво... Надо отодвинуться, да, блин, набилось народу... Может, он просто нечаянно? Его ладони... Он козел, просто пользуется ситуацией!» — мелькнула паническая мысль.

Его пальцы жгли кожу даже сквозь ткань — слишком настойчиво, слишком целеустремлённо, чтобы списать это на случайность. Жанна резко вдохнула, чувствуя, как под грудью заходится комок тревоги. «Это же... Нет, он специально...» Но прежде чем успела отшатнуться, по телу пробежала странная волна — не отвращения, а чего-то тёплого и предательского, заставившего бёдра непроизвольно сжаться.

Его ладонь скользнула по ноге, обжигая кожу даже сквозь ткань. Жана затаила дыхание, чувствуя, как внизу живота заструилось липкое тепло. «Боже, он же специально...», но протест тонул в волне мурашек, бегущих от каждого грубого прикосновения. Его пальцы не просто касались — они лапали, заставляя её тело предательски отзываться.

Рука уже уверенно легла на ее бедро и, чуть прижавшись, прошлась по коже чуть выше, а затем… двинулись дальше, к внутренней стороне. Прерывистое дыхание незнакомца обжигало шею, его губы почти касались мочки уха.

«Это же... Ну да, он специально! Надо закричать, оттолкнуть... Но если закричу — все обернутся, увидят, как он... А если он просто скажет, что я сама и он вообще ничего не делал? Я буду выглядеть идиоткой... Да и мое тело странно реагирует! Блять, это домогательство. Но ниже живота такая теплота...» — мысли набирали обороты, бросаясь в крайности.

Она попыталась отодвинуться, но вокруг сомкнулась плотная стена людей — ни шага в сторону, ни возможности даже прикрыться сумкой. А его ладони тем временем нагло исследовали женское тело, будто проверяя, как далеко можно зайти.

Рот сам собой приоткрылся. Внизу живота, удивив ее саму, заструилось тёплое, липкое возбуждение. Это было дико и вызывало панику. «Нет, это неправильно…» — но протест тонул в нарастающем хаосе ощущений. Мысли метались: «Нет-нет-нет, это неправильно! Я не должна... Но, блин, я сама, сама это хочу? Он же чувствует, какая я мокрая... Господи, если кто-то заметит…»

Каждый нерв в её теле кричал об опасности, но когда его ладонь скользнула выше, к запретной зоне, случилось нечто необъяснимое — вместо отвращения по телу разлилось тепло. «Нет, это неправильно...», — протестовал разум, но низ живота уже отвечал собственной пульсацией, а в промежности, накапливаясь, образовалась влага, будто тело жило отдельной, постыдной жизнью.

Ярость к незнакомцу смешивалась с чем-то другим — с тем, от чего перехватывало дыхание. Его пальцы, грубые и наглые, будто знали тайный код к её телу, включая реакции вопреки воле. «Ненавижу... ненавижу, как это приятно...», — мысль билась в висках в такт нарастающему возбуждению, а влага между ног становилась всё более явной, выдавая её с головой.

Рука судорожно пыталась найти в сумке телефон. «Кому позвонить? Что сказать? "Меня трогают в автобусе"?» «Может, все-таки закричать?» В этот момент он, словно поняв ее мысли, просто закрыл рот рукой. Перенеся ее с поручня, за который держался.

— Только пикни, - шепот над самым ухом, словно холодный душ, а паника стала брать свое: "Как я так вообще так попала... Крикнуть! А если он... Скоро же остановка... Не орать, он успокоится... Тогда... А если он доведет и я кончу прямо здесь и он сам скажет об этом всем? Все увидят! Господи, он просто... И я не могу... не хочу... Хочу? Нет! Да... Черт!"

Внезапно автобус резко затормозил. Жана, помня советы, как вырваться, вдавила каблук в его ногу, раздалось хриплое «Сука!» — и в следующий момент рука, закрывающая рот, притянула ее сильнее, да и сам незнакомец прижался к ней. Рука мужчины резко легла на живот, пальцы впились в ткань платья. Рот был зажат, и Жана могла лишь мычать, пытаясь произнести что-то внятное. Попытка оттолкнуться тоже не удалась, а лишь раззадорила его — он глухо рассмеялся прямо в ухо, а затем... Рука, что прижималась к животу, пошла вниз... А ткань юбки медленно поползла вверх.

"Я уже не могу, но тут при всех... Это же унизительно! Но почему тогда так тянет внизу? Он издевается, чувствует, как я мокну... И продолжает... Блять, как он меня бесит и эта ситуация! Так почему я балдею от его пальцев? Один... Два... Боже, как глубоко..."

— Останови... — пыталась сказать Жана, но тело внезапно стало требовать иного.

Каждый его жест, каждое прикосновение будто прожигали насквозь. Она сжимала губы, стараясь не дышать слишком громко, но предательская дрожь по телу говорила ему, что он может получить что хочет.

А он... Он наслаждался.

Он лапал ее с нарастающей уверенностью, словно чувствовал, как первоначальное сопротивление постепенно угасало. Вряд ли он задумывался о причинах этой перемены — его сознание было занято куда более примитивными вещами: теплом женского тела, становящегося всё более податливым в его руках.

Каждое движение — вверх по внутренней стороне бедра, лёгкое касание через тонкую ткань трусиков — заставляло сердце колотиться чаще. «Остановись...» — молило её сознание, но бёдра сами подавались вперёд, а внизу живота сжималось тугой пружиной, готовой распрямиться от одного лишь намёка на более решительное прикосновение.

Жана мысленно сопротивлялась, убеждая себя, что это насилие и что как только будет шанс, она закричит и ей помогут, но волны развратного удовольствия, заставляющие матку сокращаться в грязном предвкушении. Она замерла, когда он, до этого ограничиваясь лишь бедрами, начал целенаправленно двигаться выше. Каждое прикосновение оставляло на коже горячий след, будто выжигая невидимые узоры.

Мурашки побежали по её спине, а чуть ниже лобка потеплело — это бесило её больше всего. Когда его пальцы наконец скользнули под ткань, Жана почувствовала, как всё внутри сжалось в противоречии — стыд обжигал щёки, но желание продолжения становилось сильнее с каждым движением. Клитор пульсировал, он чувствовался сквозь промокшие трусики, каждая складка розовой плоти набухла и готова была раскрыться при малейшем нажатии.

Ткань платья приподнялась. Жана сглотнула ком в горле, когда его пальцы впились в внутреннюю сторону бедра — там, где кожа особенно нежная, где уже выступала предательская влага. «Нет-нет-нет...» — молило сознание, но бёдра сами раздвинулись шире, подставляя себя под похабные ласки. Он усмехнулся ей в ухо, чувствуя, как дрожит её тело — не от страха, а от постыдного возбуждения.

Его дыхание стало тяжелее, горячее на её шее, а руки теперь уверенно скользили под тканью, находя самые чувствительные места...

— Пожалуйста... не надо... — её шёпот звучал жалко и неубедительно даже в собственных ушах.

В ответ — только горячее дыхание в волосах и более наглые действия незнакомца. Её правая рука судорожно сжимала холодный поручень, нервно подрагивая от напряжения. Левая всё ещё тщетно пыталась поймать его запястье, но он ловко уворачивался, используя каждую кочку на дороге, чтобы ущипнуть ее или проникнуть глубже.

Когда автобус резко затормозил, она ощутила, как полоска трусиков болезненно врезается в кожу — он подцепил её мизинцем и медленно, очень медленно потянул вверх, после чего резко вниз. Её губы сами собой приоткрылись в беззвучном стоне. Происходящее сводило с ума — тело требовало большего, в то время как разум кричал о неприличии происходящего.

Его ноготь случайно скользнул по самой нежной коже, и волна жара накрыла её с головой.

— Перестань... я... я не хочу... — снова зашептала она, но голос дрожал и звучал слишком слабо, слишком неубедительно.

В ответ он коснулся губами уха, и рука глубже проникла под ткань, настойчиво убирая ее в сторону. Горячая ладонь незнакомца по-свойски хозяйничала у нее под юбкой.

Ее тело выгибалось навстречу этим прикосновениям, хотя разум отчаянно пытался сохранить хотя бы видимость неподвижности. Где-то в глубине сознания мелькнула тревожная мысль: что, если кто-то видит, что, если кто-то заметит этот постыдный момент? Но эта мысль лишь заставила сердце бешено колотиться, а влагалище пульсировать с новой силой. Его пальцы, минуту назад были осторожными, словно опасаясь чего-то, теперь двигались с наглой уверенностью, а она... Она лишь стояла, прикусив до боли нижнюю губу, чувствуя, как это позорное, невыносимое возбуждение нарастает с каждой секундой.

Она зажмурилась, лепестки возбужденных губ царапнула грубая кожа. «Он же чувствует... чувствует, какая я там мокрая...» — пронеслось в затуманенном сознании, вызывая жгучий стыд вперемешку с желанием. Последние моральные барьеры падали — бедра сами собой раздвинулись шире, подаваясь вперед, а из сжатых губ вырвался сдавленный стон от прикосновения к возбужденной плоти.

— П-перестань... пожалуйста… — ее шепот больше походил на пошлую игру, ведь она уже, томно дыша, выгибалась навстречу. Палец мужчины медленно, очень медленно провел по всей длине влажной щели, заставляя внутренности сжиматься в сладком предвкушении, а живот содрогаться от спазмов.

Большой палец нашел вздувшийся бугорок, и Жана чуть не вскрикнула. — Тише, шлюха, — прошипел он, все еще зажимая ей рот. Её клитор уже пульсировал, наливаясь кровью, требуя большего. Он издевательски медленно водил вокруг, заставляя её терять последние остатки стыда. «Пожалуйста...» — её шёпот был полон унизительной мольбы. В ответ он лишь сильнее прижался, чувствуя, как её киска подрагивает.

Она вцепилась в поручень до побеления костяшек, чувствуя, как ноги слабеют и подкашиваются. «Ненавижу... ненавижу, что мне это нравится...» — но мысленный протест тонул в нарастающей волне животного удовольствия. Два пальца вошли резко, без прелюдий, заставляя её сжаться. «Ах!..» — её стон застрял в горле, когда он начал похабно двигаться внутри. Автобус подбрасывало на кочках, и с каждым толчком пальцы входили глубже, растягивая её. — Какая же ты тесная... и вся мокрая, — его смешок обжёг сильнее, чем пальцы, выматывающие из неё последние капли стыда. Она висела на поручне, чувствуя, как её киска чувственно сжимается вокруг вторгающихся пальцев, принимая их, требуя больше.

— Я сейчас кончу... при всех... Боже, нет… — она словно сама себе не принадлежала уже, живот горел огнем в предвкушении нарастающего удовольствия. Его пальцы двигались все быстрее, глубже, наглее, а свободная рука, та, что закрывала рот, теперь сжала грудь через тонкую ткань платья, заставляя соски изнывать до боли.

— Не так быстро, не кончай, шлюшка… — его шёпот обжёг сознание, и она ощутила, как волна оргазма накрывает с головой, заставляя содрогаться в немом крике, словно в протест ослушиваясь. Губы дрожали, тело получало удовольствие, пульсируя волнами от его пальцев, которые продолжали свои быстрые движения даже тогда, когда она уже почти теряла сознание от удовольствия…

Держась за поручень, Жанна пыталась найти оправдания случившемуся. «Что я творю... Все могли видеть, как я получила удовольствие! Удовольствие от насилия... Или нет? Я же не сопротивлялась...» Волна нарастала, сметая последние барьеры. «Я... я не могу...» — её губы дрожали, но тело уже не принадлежало ей. Он чувствовал это — его пальцы ускорились, выбивая из неё постыдные звуки. Её сознание взорвалось. Тело содрогнулось в немом крике, киска судорожно сжималась, обливая его пальцы горячими струями. Она ненавидела себя за этот оргазм — грязный, похабный, в толпе.

Жанна стояла, словно превратилась в статую, боясь шевельнуться. Он, конечно, закрывал ее своим телом, может, поэтому и был так смел, но ее могли увидеть. Увидеть лицо и понять. Большой палец опять застыл, вжимаясь в клитор. Словно давая сперва опять успокоиться и привыкнуть, он начал быстрые круговые движения, в то время как остальные пальцы медленно скользили вниз по влажной щели.

— П-пожалуйста... не надо… — ее шепот звучал фальшиво даже для собственных ушей, ее движения и тяжелое дыхание говорили о другом.

Его рука еще чувствовала легкое сопротивление, Жана как могла сжимала ноги, все же отголоски нравственности и стыда давили, но уже не так сильно. «Меня трахают в автобусе… пальцами» — мысль пронеслась как молния. Он игрался, касания вдруг исчезли, и ладонь с грубой кожей шлепнула по промежности, заставляя брызги смазки разлетаться по внутренней стороне бедер.

Ладонь резко закрыла ей рот, пальцы прошлись по губам, размазывая помаду. В ноздри ударил резкий запах пота от немытых рук. Жанна все-таки попыталась закричать, но звук застрял в горле, превратившись в хриплый стон, когда два его пальца опять грубо вошли в её влагалище.

— Тише, шалава, — его дыхание пахло пивом и сигаретами, — а то все увидят, какая ты мокрая.

По внутренней стороне бедра стекала струйка её собственных соков, смешиваясь с грязью на его пальцах. Тело горячее ответило на насилие — матка судорожно сжалась, вытягивая его пальцы глубже, а клитор пульсировал, требуя большего внимания.

О, глянь-ка, — он хрипло засмеялся, — твоя писька сама меня заглатывает. Неужто долги у мужа супружеские есть?

Она закрыла лицо руками, чувствуя, как горячие слёзы стекают по пальцам, оставляя солёные дорожки на воспалённой коже. Но самое отвратительное происходило ниже — промежность судорожно сжималась вокруг его пальцев, а лобок сладко тянуло от нарастающего напряжения, неумолимого и властного.

— Нет... я не хочу... перестань... — её мольбы звучали жалко и фальшиво, ведь бёдра сами собой двигались в такт его толчкам, опять выгибаясь навстречу.

— Кончай же, грязная сучка, — его голос прозвучал как удар хлыста, низкий, хриплый, пропитанный наслаждением от её слабости.

И она не выдержала — влагалище сжалось, будто не хотело отпускать. Из растянутого отверстия сочилась прозрачная влага, капая на пол. Его пальцы не останавливались, продолжая двигаться внутри, вытягивая последние капли удовольствия, пока она бессильно висела на поручне, дрожа от стыда и непрошенного наслаждения.

Её дыхание превратилось в серию коротких, влажных всхлипов — каждый выдох вырывался прерывисто, будто выбиваемый из груди ударами его наглых пальцев. Губы не могли сомкнуться, оставляя на запотевшем стекле мутный след от горячего дыхания. На лбу выступил липкий пот, одна капля медленно скатилась по виску, будто подчёркивая её позор.

Она не понимала, как это случилось, но руки сами подняли подол платья выше, обнажая дрожащие бёдра. «Нет, нет, нет...» — бессмысленно твердил мозг, пока она вопреки этому сама выгибалась навстречу его ладони.

Он прижался всей тяжестью к её спине, давая ей понять о его возбуждении — твёрдом, наглом, давящем на поясницу сквозь слои одежды. Трусики уже валялись где-то под сиденьями, снятые и теперь ставшие словно лишний элемент в этом действии. Его пальцы теперь без преград скользили между её ног, размазывая её же влагу по внутренней поверхности бёдер.

— Ты вся дрожишь, — его пальцы с похабными хлюпающими звуками входили в её размякшую дырочку. — О-о-о, какая мокренькая... — он размазал её соки по лобку, смешивая с каплями пота.

Воздух в лёгких перехватило, мурашки побежали от копчика до шеи. Мышцы живота судорожно сокращались, ноги ослабли, мелко подрагивая так, что она боялась — вот-вот рухнет на пол.

Он ускорил движения, ладонь хлюпала от её соков, смешиваясь со звуком его тяжелого дыхания у её уха. Она уткнулась лбом в окно автобуса, больше не в силах сопротивляться. Внезапный толчок автобуса вогнал его пальцы глубже, и её отражение в стекле исказилось — запрокинутая голова, перекошенное от наслаждения лицо, безумные глаза...

— П-пожалуйста... хватит... — её шёпот звучал как последний жалкий протест, но он лишь глубже вонзил пальцы, заставив её скулить.

— Кончай же, шлюшка... еще раз, — прошипел он. От этих слов волна оргазма накрыла её с головой. Тело судорожно сжалось вокруг его пальцев, а из горла вырвался сдавленный крик.

— Я замужем... — прошептала она бессмысленно, словно это могло остановить его, губы дрожали, а голос звучал как у потерянной девочки.

Но эти слова лишь заставили его глубже вжать её в стекло. Он приподнял её за бёдра — и в следующий миг горячая, твёрдая плоть упёрлась туда, где только что орудовали его пальцы.

— Муж не делает тебя так мокрой, да? — его шёпот обжёг ухо, пока он медленно, мучительно медленно вводил первые сантиметры.

Она впилась пальцами в пластик поручня, чувствуя, как он растягивает её — шире, чем пальцы, плотнее, невыносимее.

Автобус дёрнулся на очередной яме — её мокрая дыра с хлюпающим звуком приняла весь его член до яиц. Он начал выходить — и Жанна почувствовала, как выворачиваются внутренности, будто пытаются удержать его. - Ах ты жадная шлюха…, — он со смешком шлёпнул по дрожащей попке.

Её глаза закатились, из горла вырвался сдавленный стон. Он заполнил её полностью — горячий, пульсирующий, чувствующий каждую складку изнутри.

— Боже, он так глубоко... — член распирал её киску, каждая неровность ствола ощущалась отчётливо, даря новые ощущения. - Чувствуешь, как твоя дырка хочет ещё? — он просунул, словно стараясь достать до самого нутра, заставляя её глаза закатиться.

— Тише, сучка…, — он схватил меня за волосы, прижимая лицо к стеклу. - А то все увидят, как замужняя женщина трахается с незнакомцем...

Его движения становились резче с каждым толчком. Он вытаскивал почти полностью — только головка оставалась внутри — и снова вгонял член до основания, заставляя внутренности сжиматься в сладкой панике.

"Кончу... опять кончу..." — бёдра сами двигались навстречу, принимая его всё глубже. Одна рука бессильно скользила по стеклу, оставляя мутные следы, другая судорожно сжимала собственную грудь сквозь ткань платья.

Он ускорился, его яйца хлопали по моей промежности, а пальцы впились в бёдра так, что завтра останутся синяки. В ушах звенело, мир сузился до точки, где наши тела соединялись — влажно, громко, пошло...

— Не кончай, подожди, шлюха… теперь ещё рано, — его голос сорвался. Это стало последней каплей — её тело взорвалось волнами оргазма, судорожно сжимаясь вокруг него, вытягивая последние капли…

Яйца хлестали по растянутой киске, оставляя липкие следы на распухших половых губах. С каждым толчком из меня вылетали мутные пузыри нашей смешанной жидкости, пачкая нам ноги. - Да-да-да, вот так, раздолбай мне эту замужнюю пизду! — Жанна сама не узнавала свой голос, шепчущий почти беззвучно, но он точно слышал.

Он сделал последний насмешливый толчок и вышел полностью, оставив лишь лёгкое, дразнящее прикосновение головки к распухшим от возбуждения губам. Его руки сжали мои бёдра стальными тисками, приподнимая меня на цыпочки так, что я прочувствовала каждую прожилку на его вздувшемся члене, скользящем по влажным губам. Головка едва касалась входа, собирая с меня капли смазки, но упрямо отказывалась дать то, что моё тело уже бешено требовало.

— Трахни … пожалуйста… еще… — слова вырвались сами, и это пронзило её сознание, как электрический разряд, заставив внутренности судорожно сжаться в мучительном предвкушении. Она стиснула зубы, но предательская влага уже сочилась из её дрожащей щёлочки, стекая по внутренней стороне бёдер, оставляя липкие следы на коже.

— Проси, — его голос звучал как раскалённая сталь, когда он нарочито медленно водил лишь кончиком своего толстого члена по её дрожащим, припухшим губам. — Скажи, как жаждешь принять его весь, до самого основания.

Её ногти впились в поручень, когда его грубые пальцы сжали её грудь через тонкую ткань, больно закручивая соски до побеления. Он знал все её слабости — его горячая, пульсирующая плоть снова прижалась к самому входу, давя, но не входя, заставляя её бёдра подаваться назад в тщетной попытке поймать желанную полноту.

— Не хочешь? — фальшиво вздохнул он, отодвигаясь на злобный сантиметр, и в этот момент её тело взбунтовалось.

— Стой! — хриплый крик сорвался прежде, чем включилось сознание. Её голос звучал раздавленно-молящим, как у уличной шлюхи, вымаливающей ещё один толчок.

Он замер, наслаждаясь её унижением, его член пульсировал у самого входа, блестя от её предательской влаги.

— Полностью. Словами, — приказал он, шлёпнув ладонью по её дрожащей киске, оставляя алый отпечаток.

Мир сузился до жгучей точки, где их тела вот-вот должны были слиться. Губы горели от стыда, но низ живота пылал адским пламенем, требуя большего.

— Войди в меня… как до этого… прямо сейчас, — выдохнула она, чувствуя, как алая краска позора заливает её лицо, шею, грудь, делая соски ещё чувствительнее.

Его низкий смешок обжёг её кожу.

— Ну раз просишь…

Он входил мучительно медленно, заставляя каждую складочку её влажной плоти растягиваться, приспосабливаться к его толщине, её матка сжималась от непривычного давления. Сердце колотилось бешеными ударами — в висках, в пересохшем горле, в дрожащих пальцах. «Это грязно… Я замужем… Он насилует меня…» — но мысли рассыпались, когда его головка растянула натертую кожу, заставляя нежные складки её киски обжиматься вокруг его толстого ствола.

Он входил с мучительной неспешностью, выбивая из неё прерывистые стоны — высокие, дрожащие, неприлично громкие. Когда он достиг матки, по её спине пробежали судороги, а живот сжался от непривычной, почти болезненной полноты.

Его ладонь с хрустом вдавилась в её рот, перекрывая крик, когда он вогнал себя до самого основания. Пальцы другой руки впились в её бедро, оставляя багровые отпечатки на бледной коже.

— Тише, шлюха, — прошипел он, его обжигающее дыхание опалило её шею, — или все услышат, как замужнюю даму трахают в автобусе, как её киска пошло хлюпает, принимая каждый сантиметр.

В запотевшем стекле мелькали силуэты пассажиров — старушка, перебирающая спицы, студент, барабанящий пальцами по колену, мать, прижимающая к груди сонного ребёнка. «Они здесь. Они видят. Видят всё». Но следующий толчок размыл её мысли в белом горячем мареве.

— Какая же ты тесная… — его голос хрипел от напряжения, пальцы впивались в её плоть, — и вся мокрая… Это от стыда? Или потому что муж никогда не трахал тебя по-настоящему?

Его слова обжигали сильнее, чем его плоть, выбивая последние остатки приличия. С каждым движением её внутренности сжимались, а когда он выходил почти полностью — её тело само рвалось навстречу, требуя больше.

— Кончай же, шалава, — он ускорился, его яйца хлестали по её воспаленной промежности, — кончай, от того что такая фифа замужняя сама залезла на член случайного мужика в автобусе.

Она не ответила, лишь глубже вжалась лбом в холодное стекло, чувствуя, как струйки её соков стекают по внутренней стороне бёдер. Рука прошла по спине, нащупывая застёжку лифчика. Он расстёгнул её, словно понял, как ей тяжело дышать, и таким образом решил помочь.

— Посмотри на себя, — он прижал её сильнее к стеклу, заставляя видеть отражение: растрёпанные волосы, полуоткрытый рот с размазанной помадой, грудь, зажатую в его грубых лапах. Её соски налились под тканью. — Ты действительно хочешь, чтобы я остановился?

Её молчание было ответом.

Он начал двигаться с животной яростью — не просто трахал, а вколачивал себя в её трепещущую плоть, каждый толчок заставлял её тело вздрагивать, а грудь болезненно подпрыгивать. Его ладонь плотно прикрыла её рот, но сдавленные стоны всё равно прорывались, сливаясь с хлюпающими звуками их греховной связи.

В запотевшем стекле автобуса отражались мелькающие силуэты пассажиров — кто-то брезгливо косился, кто-то делал вид, что не замечает происходящего. Но больше всего Жанну бесило собственное отражение: полузакрытые глаза, закатывающиеся под веками от наслаждения, распухшие губы, облизывающиеся в такт каждому толчку, тело, выгибающееся навстречу грубым движениям.

— Гляди-ка, Лен, это ж… — девичий смешок ворвался в сознание, как ледяной душ. Две девчонки в кислотно-ярких куртках замерли у остановки, уставившись на прижатое к стеклу женское тело. Одна судорожно достала телефон, и Жанна инстинктивно дёрнулась, пытаясь прикрыться, но в этот момент он вогнал свой член до самого основания, выбив из неё громкий, неприличный стон и прижав ещё сильнее к холодному стеклу.

— Ой, бляяяя... — донеслось с тротуара, и от этого похабного возгласа её возбуждение только усилилось, влага струилась по внутренней стороне бёдер.

Его пальцы впились в её плоть, когда он вытащил ствол почти полностью — с мокрым, непристойным чавканьем — и тут же вогнал обратно. Её соки капали на пол, смешиваясь с их предыдущими следами страсти, образуя неприличные липкие лужицы.

— Я... Я не могу... Нас видят... — её шёпот сорвался, когда новая волна удовольствия начала нарастать в глубине живота.

Он грубо засмеялся, провёл влажной ладонью по её потной шее:

— Не любишь популярность? А может, помашешь им? Пусть запомнят, как выглядит настоящая шлюха в момент блаженства.

Автобус дёрнулся, набирая ход, и член вошёл под новым углом, задевая то самое чувствительное место — и мир взорвался в каскаде удовольствия. Она кончала, судорожно сжимая его внутри, чувствуя, как горячая сперма снова заполняет её, вытекает по дрожащим ногам, пачкает дорогое платье... Густая белая жидкость стекала по её бёдрам, оставляя мерзкие блестящие дорожки на чулках, которые теперь были испорчены навсегда.

А он не останавливался, продолжая загонять в неё свою плоть, пока девчонки не скрылись из виду. Когда он замер, вогнав в неё весь свой размер, она наслаждалась, беря от этого момента всё, наслаждалась каждой пульсирующей венкой, каждой прожилкой на его члене. Его яйца тяжело шлёпнулись о её промежность, оставляя липкий след.

— Ну что, сучка, — он извлёк свой инструмент с мокрым, непристойным звуком, — довольна?

Она не ответила, лишь сжала бёдра, пытаясь удержать вытекающую сперму. В стекле отражалось её лицо — запятнанное помадой, развратное, и от этого невероятно прекрасное в своём падении. Его член, всё ещё твёрдый и покрытый их смешанными соками, снова проник в её растянутое влагалище, заставляя её застонать от этой неприличной полноты.

Её сознание расплывалось в сладостной истоме, губы шептали бессвязные мольбы: «Ещё... глубже... нет, я не могу...» Но тело, предавшее её, уже судорожно сжималось вокруг его члена, выжимая каждую каплю наслаждения. Снаружи, за запотевшим от её горячего дыхания стеклом, мелькали благопристойные граждане с пакетами из супермаркетов, мамочки с колясками, школьники — все они и представить не могли, какая развратная сцена разыгрывается в этом автобусе.

— Ты вся дрожишь, как сучка в течке, — прошептал он, касаясь губами её уха, его горячее дыхание обжигало кожу. — Я растяну тебя так, что твой муж никогда не сможет подарить тебе такое же удовольствие.

— Да... Растяни, — она просто повторяла его слова, уткнувшись лбом в окно автобуса.

Глаза закрылись, но тело, приученное годами супружеского однообразия, жадно отвечало на эту грубость — горячая волна стыдливого удовольствия растеклась по внутренней стороне бёдер, смешиваясь с его спермой от предыдущего раза. Он почувствовал это и начал двигаться особым образом — не просто толчками, а медленными, размашистыми движениями, вытаскивая почти полностью, оставляя только головку, чтобы снова вогнать себя до самого основания, заставляя её внутренности болезненно сжиматься.

— Смотри на них, — сказал он грубо, угадав её мысли, и она невольно повиновалась, открыв глаза. — Люди там идут по своим делам, а ты тут трахаешься, как последняя шлюха. Что бы они сказали, увидев тебя сейчас...

Когда он резко вошёл в последний раз и наконец разрядился, из её груди вырвался сдавленный скулеж. Горячая сперма заполнила её, переливаясь через край. Её матка судорожно сжималась, пытаясь вобрать в себя каждую каплю его семени, а клитор пульсировал, будто маленькое сердце, посылая новые волны удовольствия по всему телу. Но он не выходил, продолжая медленно двигаться внутри, растягивая её измученные стенки, заставляя кончать снова — дико, безудержно, с надрывным стоном.

— Вот видишь, — прошептал он, вынимая наконец свой мокрый член и шлёпая им по её дрожащим бёдрам, — твоё место — на члене. И ты это знаешь.

Он вышел из неё с мокрым звуком, и она тут же по внутренней стороне бёдер потекла тёплая жидкость. Густая, липкая, с лёгким дрожащим пульсом — его сперма. Капли падали на грязный пол автобуса, оставляя прозрачно-белые следы.

Он чуть отстранился, ровно настолько, чтобы поправить брюки, и в отражении стекла она увидела своё лицо — размазавшуюся помаду, слипшиеся от пота волосы, глаза, всё ещё мутные от оргазма. А за спиной — его довольную ухмылку. Он дал ей время немного оправиться и привести себя в порядок, молча стоя за спиной.

— До скорого, шлюшка. Твой ротик тоже бы хотел, но это в другой раз, — он грубо провел пальцем по её опухшим губам, заставляя её вновь сглотнуть его вкус.

Автобус дёрнулся вперёд, она чуть сжала бёдра, по ним медленно текло то, что он оставил внутри неё. Народ редел, и когда его грубая ладонь наконец отпустила её бедро в последний раз, словно прощаясь. Как он ушёл, она даже не заметила — всё её внимание было на собственном виде и мыслях, как она будет выходить.

Резкий тормоз — и она едва не рухнула в проход, потные ладони соскользнули с поручня. Ноги мелко дрожали, а между бёдер по-прежнему сочилось тёплое доказательство измены. Первый шаг к выходу — густая капля сползает по внутренней стороне бедра, оставляя блестящий след на чулке.

Осенний ветер ударил по разгорячённой коже, когда она вывалилась на улицу. Шёлковое платье прилипло к спине мерзкой плёнкой, а подол задрался, обнажая испачканные бёдра. Ей казалось, что любой прохожий мог разглядеть, что она занималась сексом, хотя скорее подошла фраза «трахали».

— Алло, Марья Ивановна? — её голос звучал неестественно высоко, когда дрожащие пальцы сжимали телефон. — Я... Я испачкала платье. Землёй. Да, упала у остановки... Ну и коленкой ударилась.

Ее отпустили с работы. Такси, в котором она едва не потеряла сознание от кажущегося ей позора. Водитель смотрел на нее и словно все знал. Дверь квартиры захлопнулась. Она прислонилась спиной к стене. В тишине особенно громко слышно было ее сердцебиение.

Платье снималось с мокрой кожи с противным чавканьем. Она швырнула его в угол ванны, туда, где была корзина с бельем — дорогое серое шелковое, теперь испорченное белыми потеками. Взгляд скользнул вниз — блестящие дорожки уже подсыхали, но когда палец прошёлся от колена к самому источнику тепла, он вернулся покрытым густой слизью.

Кончик языка сначала робко коснулся пальца, затем жадно облизал его, впитывая солёно-горький вкус чужого мужчины. Тело ответило мгновенной волной — клитор набух, а влагалище судорожно сжалось впустую.

Душ Жанна включила на максимум, почти обжигающий. Струи не могли смыть главного — эмоций от тех ощущений, как влагалище сжималось на каждом толчке, как живот сладко ныл от грубых тычков. Руки сами потянулись вниз — два пальца легко вошли в ещё растянутое отверстие, а ладонь прижалась к груди, выкручивая сосок.

Она кончила почти беззвучно, кусая кулак, пока горячая вода смешивалась со слезами по её щекам. Стояла под почти кипящими струями, пока кожа не покраснела, но внутри оставалась грязной — не от спермы, а от осознания: ей это понравилось.

Финал открыт и есть задумки на дальнейшее, но допустим будет интересно ваше мнение как бы могло пойти дальше. ..возможно именно ваш вариант пойдет в работу. ..

_______________________________________

ВАЖНО!!! Информация для правдорубов, Я в курсе что подобное не реально и если есть ролики в интернете то они явно постановочные, Я в курсе что скорее всего их бы увидели и на этом все закончилось, я в курсе что в толпе не скрыть такое.... НО!!! Это выдуманный рассказ, и все это авторский произвол - не тратьте ни мое время ни свое пытаясь доказать мне что то или высказать что все неправда. так не бывает - автор - чудак! Спасибо!

_______________________________________

P/S

https://boosty.to/kornoloff - личная страница, общение, фото к этому рассказу и другим для визуального представления (генерация нейро)... да и просто выкладываю картинки что получаются в хоте работы с нейро сеткой. Так же небольшие рассказы, так сказать по заявкам читателей !

Пишу понемногу выкладываю. Планы и то над чем работаю, это есть или будет на Бусти и в телеге (телеграмм завел недавно, так что там пока шаром покати, но это временно надеюсь, хотя телега больше для быстрой связи), сыль выше.

Всем приятно чтения, авторам музы (Эротической)