Ещё в Москве старший лейтенант Журавлев обещал нам кары небесные, если мы будем плохо себя вести по пути к месту службы, и то, что он будет нас проверять. Но на самом деле, ни его, ни сержанта Малинина мы за двое суток так и не видели, и появились наши командиры лишь только тогда, когда до Нижнего - Тагила оставался час пути. К слову сказать, выглядели они неважно, оба с опухшими лицами, какие бывают у людей с большого бодуна. К бабке не ходи, старлей и сержант беспробудно пьянствовали у себя в купе и очухались перед самым концом поездки.

По счастью для них, драк и поножовщины среди призывников на почве распития спиртных напитков не было, в целом, парни вели себя достойно и, выпив водки, не шли искать приключения по вагонам, а пели песни под гитару, сидя у себя в купе.

— Анохин.... Лукьянов.... Шерстнев.... - построив нас в шеренгу на перроне вокзала в Нижнем, - Тагиле старший лейтенант Журавлев, стоя перед строем призывников, держа в трясущейся с похмелья руке список, зачитывал по нему фамилии, проверяя, все ли на месте, и убедившись, что никто из вверенных ему ребят не пропал по пути, облегченно вздохнул и скомандовал вольно.

— Перекур, парни. Ждём электропоезд до Верхней Салды. На нём в часть поедем. - махнул рукой похожий на ощипанного журавля старлей и скрылся в здании вокзала, где был буфет, оставив с нами на перроне своего помощника, розовощекого сержанта Малинина.

— Эх, скорее бы в часть попасть и выспаться на кровати по человечески. - сказал один из призывников, худой высокий рыжий парень в телогрейке, куря папиросу и сплевывая на снег к себе под ноги желтоватую табачную слюну.

— Чего, чего, а поспать на первых порах тебе вряд ли удастся, боец... - Сон в армии самое дефицитное время. Впрочем, сам все скоро узнаешь. - обломал мечты парня в телогрейке сержант Малинин.

Стоящие на перроне призывники не придали значения его словам, а зря. Как позднее каждый из нас убедился, желание поспать в первое время службы было непреодолимым. Чего не хватало в армии, так это сна.

Сержант, нетерпеливо поглядывая в сторону дверей вокзала, в которых скрылся его командир, где тот с большей долей вероятности глушил пиво в станционном буфете, гася жажду похмелья. У многих парней, стоящих сейчас на перроне, включая нашу четверку, так же болели головы от пьянки, но денег практически ни у кого не осталось, да и сержант Малинин, неотлучно находившийся возле нас, бдительно за нами наблюдал и команду для похода в вокзальный буфет не давал. Ему и старшему лейтенанту влетит по полной от начальства, если они привезут в часть пьяных призывников.

Как ни крутил головой в сторону вокзала розовощекий сержант, сходить в буфет ему не удалось. Едва вернулся его начальник старлей Журавлев, как к перрону подошла электричка, идущая в Верхнюю Салду, и сержант стал рассаживать призывников в вагон.

На место  мы приехали к вечеру, уже по темноте, и, выйдя из вагона электрички на станции, тут же увязли по колено в снегу. Из Москвы мы уезжали осенью, а попали в самую настоящую зиму всего через двое суток пути.

В  Салде нам опять предстояла пересадка, на этот раз уже на автобус, так как часть, где нам предстояло проходить " карантин ", находилась на удаление от города, в тайге. Но на этот раз нас, двадцать человек призывников, разметили в отапливаемом здании вокзала, на улице стоял двадцатиградусный мороз, а ведь некоторые ребята были легко одеты в осенние куртки и существовал риск обморожений, за что, естественно, наших " покупателей " начальство по головке не погладит. Они должны доставить нас в часть живыми и здоровыми, а там хоть трава не расти.

— Парни, в буфете, яблочное вино в трехлитровых банках продается. Пойду схожу, может чего обломиться, пока наше начальство отсутствует. - сказал нам Серёга Панов, вернувшись с разведки по залу небольшого провинциального железнодорожного вокзала в Верхней Салде.

Действительно, наши " покупатели ", старший лейтенант Журавлев и сержант Малинин, отошли по делам, решая вопрос с автобусом, оставив нас одних сидеть в плохо отапливаемом здании вокзала, и у призывников появился шанс похмелиться. Некоторые парни, те, у кого ещё оставались деньги, сидели на скамейках в вокзале и пили яблочное вино прямо из банки, передавая её друг другу. Но таких было мало, в основном все потратили свои деньги ещё в Москве и по этому с завистью смотрели на кентовки парней, пьющих вино.

— Постой. Что бестолку ходить. На возьми, всё равно отберут. А отслужу, новые куплю. - сказал Колька Никифоров, снимая с руки наручные часы " Победа ".

Часы были с металлическим браслетом, который особо ценился, и стоили дорого.

— Не жалко? А да ладно, за два года они уже устареют. На дембель пойдем, мы тебе скинемся на " котлы", земляк. - Серёга взял у Кольки часы и быстрой походкой пошел по направлению к буфету, который располагался в вокзале в отдельном помещении, и из него шел запах жареных пирожков и слышался стук стаканов выпивающих там людей.

— У него бабка цыганка. И я думаю, что нам удастся головы поправить, парни. Серёга, парень пробивной. - сказал Колька, смотря в след ушедшему другу.

И он оказался прав, не прошло и пяти минут, как Серёга Панов вернулся к нам, держа в руках трехлитровую банку яблочного вина, закатанную жестяной крышкой.

— Без проблем, парни. Только часы буфетчице показал. Так она торговаться не стала. Сняла с витрины банку с вином и отдала мне. Просила ещё что-нибудь ценное приносить в обмен на выпивку. - радостным голосом произнёс Серёга Панов, садясь на скамейку и ставя банку с яблочным вином на пол между ног, чтобы ее не было видно.

— Она даже закусить дала и стакан. - парень достал из кармана драной спортивной куртки гранёный двести граммовый стакан и несколько булочек с котлетой, что было весьма кстати, так как мы съели все запасы по дороге.

— Поправляем головы, парни. Пока есть возможность. - Колька Никифоров, обладающий недюжинной силой, надавил на крышку банки пальцами и буквально вдавил ее внутрь, а затем потянул на себя, и банка открылась.

За десять минут в отсутствии наших начальников, сержанта и старшего лейтенанта мы на четверых опустошили три литра яблочного вина, и пустая банка стояла под лавкой. Правда, вино было не крепленым, а сухим в четырнадцать градусов, но нам на свежие дрожжи как раз его хватило. Всем захорошело, и в автобус мы сели уже поддатые.

Часть, в которой нам предстояло пройти карантин, находилась в десяти километрах от Верхней Салды в тайге, и в нее вела дорога, выложенная из бетонных плит, по которой можно было ездить в любое время года. Как позднее я узнал, такие дороги из плит между частями, разбросанными в окрестностях Нижнего - Тагила и Свердловска, были сделаны для того, чтобы по ним могли свободно передвигаться мобильные комплексы с ядерными ракетами. Дивизия, в которой нам выпало служить, была ракетной, и на вооружение у нее как раз стояли новейшие мобильные установки запуска ядерных ракет.

С месяц мы были в карантине в небольшой части связи, затерянной в уральской тайге между Нижним - Тагилом и Верхней Салдой, где проходили курс молодого бойца. С утра до вечера нас гоняли сержанты на плацу, а старослужащие, так называемые " деды " и " дембеля ", к нам особо не цеплялись. Пересекались мы с ними только в столовой и в солдатском кафе, а также при выдаче посылок из дома.

Как правило, посылки выдавали почему-то строго в вечернее время. Их вскрывали в присутствии замполита или командира части на предмет наличия в посылках запрещенных веществ. Порой сердобольные родители присылали своим детям в посылках водку или деньги, совершенно не думая о последствиях своего поступка, поэтому офицеры присутствовали всякий раз при выдаче посылок солдатам.

Так же просматривали письма, их не вскрывали, а просвечивали через специальное устройство. Так как дивизия, в которой мы служили, была ракетной, с нас взяли подписку о неразглашении сроком на двадцать пять лет. И мы обязаны были хранить тайну. Хотя мать позднее все же присылала мне деньги в армию по три рубля, вложив купюру в двойную открытку, её рентген не просвечивал, и я получал от мамаши по трояку.

— Паренёк, что тебе нужно, положи к себе в карманы. - предупредил меня замполит, лысеющий мужчина предпенсионного возраста в звании капитана, который присутствовал при выдаче и вскрытии посылок в кабинете начальника части.

В кабинет вызвали по одному, и вот настал и мой черёд. Мать прислала посылку из дома, и я пришёл её получать. Из всех вещей, лежавших в посылке, я выбрал сигареты и конфеты. То, что не хватает солдатам в армии. Мамаша каким-то чудом достала сигареты " Ява " и положила мне в посылку десять пачек россыпью, и их я рассовал по карманам, следуя совету замполита. С куревом, конечно, проблем не было, но в солдатском кафе продавались исключительно сигареты местной Свердловской табачной фабрики, а они совершенно не тянулись и гасли после нескольких затяжек.

Так же в карманы я наложил конфет, леденцы и карамель, сладкого в армии не хватало, а вот с питанием, по крайней мере, в этой части, было неплохо. В столовой на столах постоянно стояли миски с мясной подливой, в которой плавали куски мяса. Часть была небольшой и имела свое подсобное хозяйство, в котором содержались свиньи, куры и кролики. И все мясо из него шло на солдатские столы.

— Свободен, Нечаев. Зови следующего. - сказал мне замполит, закончив осмотр моей посылки. В кабинете на столе лежало ещё с десяток посылок и бандеролей, и лысый капитан то и дело посматривал на часы у себя на руке. Он спешил домой к жене и по этому торопился произвести досмотр.

— Кто следующий, заходите. - сказал я парням, стоящим в очереди, выйдя из кабинета начальника части, держа посылку в руках, как почувствовал, что ее у меня вырывают из рук.

В коридоре солдат с посылками поджидали " деды " и там горела только одна лампочка в начале помещения, и поэтому плохо было видно нападавших. Скорее всего, это сделали старослужащие специально для того, чтобы легче было обирать " молодых".

Я особо и не противился, позволяя "дедам" лазить в моей посылке, зная, что самое ценное находится у меня в карманах, а совершенно бесполезные в армии вещи, шерстяные носки, варежки, продукты, сало, консервы, пряники стали достоянием старослужащих, которые буквально раздербанили в темноте у меня посылку, оставив мне одни щепки и гвозди.

Так происходило со всеми " молодыми ", их на выходе в коридоре поджидали " деды " и забирали из посылок все, что им заблагорассудится. Офицеры, конечно, знали об этом беспределе, но ничего не предпринимали, и подобное положение дел было не только в этой части, но и в других, как я вскоре в этом убедился.

К концу " карантина " солдатам, находившимся в учебном центре, стали приходить разнарядки, кто куда попадет в дальнейшем служить, Серёга Панов и Колька Никифоров попали по разнарядке служить в дальний гарнизон в тайгу под Свердловск, и их я больше не видел. А нам с Пашкой выпало служить вместе вблизи Нижнего - Тагила и не в ракетных войсках, а в авиации, и мы должны были сменить черные петлицы с пушками на голубые с пропеллерами.

Ещё в " карантине" старослужащие, узнав о том, что мы попали служить в авиацию, говорили нам с Пашкой, что мы будем прыгать без парашютов с верхнего яруса коек и гоготали. Так как они были наслышаны про часть, в которую нас собирались перевести, а в нее собрали, как я потом узнал, самых злостных нарушителей порядка со всей дивизии. Тех солдат, которых по идее нужно было отправлять в " дисбат", отцы командиры сбагрили с глаз долой в новую вертолетную часть, которая недавно образовалась в ракетной дивизии.

Отдельная вертолетная эскадрилья " ОВЭ" находилась не в тайге, а в военном городке, специально построенном для ракетчиков. Тут были казармы для солдат, многоквартирные дома, школа и магазины, а так же располагался центральный военный госпиталь 

Первые три дня нас, " молодых " гонял только старшина в казарме и сержанты на плацу, а " деды " делали вид, что мы им безразличны. Но это было обманкой, на самом деле старослужащие присматривались к нам, и по истечении трёх дней после вечерней поверки и отбоя, когда в казарме погас свет и все легли спать, утомленные за целый день маршированием на плацу, внезапно прозвучала команда.

— Рота, сорок пять секунд подъем! - и в помещении спального отделения зажегся свет.

Мы с Пашкой вскочили, протирая глаза, так как толком не успели ещё заснуть, и лихорадочно стали натягивать на себя одежду и наматывать на ноги портянки, а тех " молодых", которые спали и проигнорировали команду " подъем ", старослужащие буквально стаскивали с кроватей. Все " молодые " спали на втором ярусе, " помазки", " деды " и " дембеля " преимущественно занимали нижний ярус кроватей.

И вот не успели мы толком одеться, как прозвучала команда отбой.

— Рота, сорок пять секунд отбой. - скомандовал один из " дедов ", коренастый казах Асламбеков.

И все " молодые " начали лихорадочно стаскивать с себя сапоги и хэбэ со штанами, а тех, кто не уложился в сорок пять секунд, " деды " подгоняли пинками. Так продолжалось несколько раз, " деды " отдавали команду подъем, а затем звучала команда отбой, а " молодых ", кто не успевал, нещадно дубасили кулаками и награждали пинками кирзовых сапог.

А потом начался " разбор полетов ". Нас построили на центральном проходе, и " деды " с их подручными " помазками", солдатами, отслужившими год, ходили вдоль строя и выявляли тех " молодых", кто, по их мнению, плохо занимался днем на плацу, во время подтягивания на турнике и хождения строевой. Что примечательно, " дембеля " в этом шоу участия не принимали, они лежали на своих кроватях на нижнем ярусе и с интересом наблюдали за происходящим, а некоторые вообще спали.

И ещё, что меня поразило, в казарме в этот момент находился офицер, лейтенант, дежурный по части. Но он закрылся в своём кабинете и никак себя не проявлял, видимо, боясь попасть под раздачу. Всем в части заправляли не сержанты с офицерами, а старослужащие, и офицеры закрывали на это глаза, им было выгодно, что порядок держался на " дедах" и " дембелях", а они лишь корректировали их действия.

Пройдя вдоль строя, " деды " выявили несколько " молодых ", плохо занимавшихся на плацу, и заставили всю роту за них отжиматься. Таким образом, старослужащие стравливали молодых солдат друг с другом, и мы волей не волей стали ненавидеть не " дедов", а тех бедолаг, из-за которых нам приходилось отжиматься, вместо того, чтобы спать.

— Нечаев. Воротник подошьешь и хэбэ погладь. К утру, чтобы все было готово. - сказал мне " дед", ефрейтор Галимов башкир по национальности из Уфы.

Я спал над ним на верхнем ярусе и выполнял его поручения. К слову сказать, парень он был неплохим и особо не зверствовал в отношении " молодых". А вот другой " дед", украинец Завгородний, спавший на соседней койке, был настоящим отморозком и часто гонял " молодых" не по делу. И мой кореш Пашка как раз спал над ним на верхнем ярусе и сейчас сидел вместе со мной в " Ленинской комнате" с иголкой в руке, подшивая воротник на хэбэ Завгороднему.

Этот хохол был под два метра ростом и мог один сожрать в столовой бачок перловой каши, рассчитанный на десять человек. И потом демонстративно отставить его в сторону и сказать, что это параша.

Завгородний работал почтальоном, и на дембель домой он поедет на костылях за воровство посылок. Ушлый хохол по дороге с почты в часть вскрывал по пути посылки, забирал из них ценные вещи и аккуратно закрывал обратно. Но вскоре был пойман на месте преступления другими старослужащими, и они его сильно избили, да так, что он попал перед дембелем в госпиталь.

***

Поспать в эту ночь нам с Пашкой толком не удалось, а утром после завтрака пришлось драить полы в казарме, натирая их до блеска мастикой, орудуя тяжёлым полотёром, и маршировать на плацу строем. Вечером всё повторилось, после отбоя нас опять подняли "деды" и заставили отжиматься за тех, кто плохо это делал на плацу. А любимым занятием " дембелей " было заставлять " молодых ", чтобы они читали им "сказку " и каждый " молодой " был обязан её её знать.

— Масло съели, день прошел,

Старшина домой ушел,

Спи, солдат, спокойной ночи,

Дембель стал на день короче,

Пусть тебе спокойно спится

Ночью, пусть тебе приснится

Не казарма - дом родной,

Баба с пышною пиздой,

Море пива, водки, таз

И Устинова приказ

Об увольнении в запас!!!

И в конце говорить, до дембеля осталось столько-то дней, и быть беде, если ошибёшься. Когда скажешь меньше, не так страшно, а вот когда " молодой ", читая сказку дембелю, ошибется в сторону увеличения дней его оставшейся службы, то он будет наказан вплоть до рукоприкладства с вызовом на умывальник.

Быть шофером в армии, как я думал, имея на руках права, мне не пришлось. Машин в эскадрилье было мало, и они все были заняты, и меня с моим другом Пашкой зачислили в взвод охраны и обеспечения, и мы с ним стали ходить в караулы на аэродром, охранять вертолеты. Что было с одной стороны и лучше в карауле не так доставили " деды " как в казарме, правда постоянно хотелось спать. И я тогда вспомнил слова розовощекого сержанта Малинина, сказанного им на вокзале в Нижнем - Тагиле, что сон в армии самое дефицитное время до тех пор, пока " молодой", а когда станешь " дедом " или " дембелем", то спать можешь сколько угодно. Дембеля, к примеру, те вообще из казармы не выходили, им даже в столовую было лень идти за них, в нее ходили " молодые " и приносили им еду по высшему разряду.

Через месяц после прибытия в часть я заболел, простудился в карауле на аэродроме, и меня положили в госпиталь. Приём в тот день вела заведующая терапевтическим отделением, возрастная брюнетка в очках в звании капитана медицинской службы. Я видел ее погоны с четырьмя звёздочками, которые просматривались сквозь распахнутые полы белого халата, надетого на врачихе.

Дамочка была в моём вкусе, низкорослая, пышногрудая, симпатичная на лицо, с чёрной челкой волос, спадающей ей на лоб, которую она постоянно поправляла. В ту пору мне больше нравились зрелые женщины, и эта врачиха в звании капитана медицинской службы была одной из них.

— А у тебя грудь широкая, парень. - сказала во время осмотра военврач и, к моему удивлению, взяла и провела ладошкой по моей груди, да не просто так, а с нежностью, от чего у меня моментально встал колом член в штанах.

В ординаторской во время осмотра мы были с ней одни. Ольга Ивановна, так звали эту врачиху, велела мне раздеться по пояс, и она, вставив к себе в уши наконечники стетоскопа, водила им по моему телу, слушая хрипы в лёгких, и в конце осмотра ласково погладила меня по груди своей нежной материнской ладонью, чем вызвала настоящую бурю эмоций в моём молодом организме.

И нужно было заметить, что между мной и этой симпатичной очкастой зрелой малышкой в звании капитана промелькнула взаимная искра симпатии друг к другу. Да и с какого перепугу она во время осмотра в нарушение всех правил врачебной этики взяла и провела ладонью у солдата по груди. С ней что-то было не так, и своим поведением она честно меня озадачила.

На гражданке в поликлинике никто из врачих не гладил меня по груди во время процедур, а тут вполне себе зрелая и замужняя женщина, у Ольги Ивановны на пальце виднелось обручальное кольцо, взяла и, можно сказать, приласкала молодого парня, и этому обстоятельству у меня не было объяснений, кроме одного, что я ей понравился.

После осмотра меня отвели в палату, рассчитанную на десять человек, в которой лежали больные солдаты, все как один азиаты, таджики и узбеки, и только я был один среди них русский. Нужно было представить мое состояние, когда не с кем было поговорить. У нас были в части призывники из республик Средней Азии, тот же старослужащий казах Асламбеков и ещё несколько ребят, но они как бы терялись в общей массе, в основном русских призывников, а тут в одной палате собрался целый аул. Но делать было нечего, приходилось терпеть. Да и таджики с узбеками ко мне отнеслись нормально, потому как все мы были с одного призыва и среди них не было " дедов".

— Нечаев. Я тебя в другую палату решила перевести. В офицерскую. В ней лейтенант один лежит с эпилепсией, за ним нужен присмотр. Там тебе спокойнее будет, парень. - неожиданно для меня предложила Ольга Ивановна на следующей день, вызвав меня в процедурный кабинет для осмотра.

Мы опять были с ней одни, я разделся по пояс по ее просьбе, и врачиха слушала мою грудь, водя по ней стетоскопом, и вновь, как бы невзначай, ладонь взрослой замужней женщины, капитана медицинской службы, скользнула по моей груди и нежно её погладила. И если вчера подобное поглаживание с ее стороны можно было отнести к случайному прикосновению, то сейчас ее ладонь двигались по моей груди целенаправленно. Врачиха реально ласкала меня, показывая, что я ей нравлюсь.

Естественно, от таких ласк мой член моментально встал колом и выпирал в данный момент в больничных штанах. В госпитале мне выдали хлопчатобумажные штаны и пижаму, и в них мой стояк был виден отчетливо. И бугор в районе моей ширинки не ускользнул от внимательных глаз зрелой брюнетки, она откинула челку со лба и сквозь очки скользнула оценивающим взглядом по моему стояку в штанах. И он ей пришелся по душе, судя по тому, как она зыркнула через очки на мой бугор от вставшего колом члена.

— Спасибо, Ольга Ивановна. А в чём мой присмотр за этим офицером заключается? - поблагодарил я врачиху, надевая на себя пижаму.

Она закончила осмотр и положила стетоскоп на стол.

— Ничего сложного, Костя. Просто нужно в момент приступа у лейтенанта быть рядом и вставить ему в рот ложку или палку, чтобы он не прикусил себе язык. Я думаю, что ты с этим справишься. Зато у тебя, считай, отдельная палата будет, и в ней ты сможешь нормально отдохнуть, а не в той, куда тебя положили. - врачиха многозначительно кивнула головой на дверь процедурного кабинета, за которой находился коридор и десятая палата с азиатами.

— Я согласен, Ольга Ивановна. - ответил я женщине, которая на вид была ровесницей моей матери, но только красивее и сексуально выглядящая.

Моя мать обыкновенная сельская женщина, провинциалка, не пользующаяся косметикой, и она лишь по праздникам подкрашивала губы помадой. А от Ольги Ивановны пахло хорошими духам, и весь её вид говорил о том, что эта зрелая женщина следит за собой и знает себе цену.

— Вот и отлично. Бери свои вещи и можешь заселяться в палату номер один, она в конце коридора. - сказала мне врачиха и перед тем, как уйти, вновь скользнула взглядом сквозь очки по ширинке моих штанов, на которых бугор от вставшего колом члена и не думал спадать.

***

Лейтенанта звали Толик, он был молодым, только окончивший училище, и мы с ним сдружились. Толик лежал в госпитале и ждал, когда его комиссуют со службы по болезни. Целями днями мы играли в шахматы и рассказывали друг другу истории из своей жизни. В офицерской палате на двоих было уютно, и нас никто не беспокоил. Приступы у лейтенанта случались не часто, и мне лишь несколько раз пришлось вставлять ему в рот специальную эбонитовую палочку, чтобы Толик не прикусил себе язык во время эпилепсии.

***

Вскоре лейтенанта выписали, а я остался один лежать в офицерской палате, и меня из нее, к моему удивлению, не переводили в обычную палату к солдатам.

Вечерами после отбоя ко мне приходили медсестры и брали матрас со свободой кровати вместе с подушкой и постельными принадлежностями. В нарушение устава и инструкций они стелили на ночь этот матрас на кушетке у себя в процедурной и самым бессовестным образом спали до утра, вместо того, чтобы дежурить. А утром, ещё до подъёма, этот матрас с подушкой возвращали на место ко мне в палату, аккуратно застилали кровать до вечера, пока не придет за ним другая смена.

С Ольгой Ивановной один на один мы больше не встречались, так виделись мельком в госпитале, но не разговаривали, и я уже стал забывать о том моменте, когда она провела ладошкой по моей груди, списав все на случайность, как нам вновь довелось встретиться, причем с глазу на глаз.

Медсестер в госпитале не хватало, и за них порой заступали на ночное дежурство врачи. И вот в один из вечеров после отбоя ко мне в палату зашла за матрасом Ольга Ивановна. Она заступила на дежурство и, как все медсестры, пришла взять постель с со свободой кровати у меня в палате.

— Как дела, молодой человек? Ты идёшь на поправку, и скоро я тебя выпишу в часть. - сказала мне врачиха, подойдя к свободной кровати и нагнувшись, стала сворачивать с нее матрас вместе с подушкой и постельными принадлежностями.

— Здравствуйте, Ольга Ивановна. Но мне и тут у вас в госпитале не плохо. И я бы ещё подлечился, если это возможно. - в наглую сказал я врачихе, сидя на соседней кровати и откровенно пялясь на ее жопу под халатом, а она у нее была объемной и буквально притягивала к себе мой взгляд.

В часть, где меня ждали " деды " и старшина, а так же бесконечные наряды и караулы, я, естественно, не спешил. Куда вольготнее мне было в госпитале, в офицерской палате. Да и кормили в лечебном заведении намного лучше, чем в части. К примеру, в солдатской столовой в городке часто на столах была перловая каша и щи из кислой капусты, а в госпитале давали котлеты, картофельное пюре и всевозможные салаты, а главное, что тут спать можно было сколько угодно и существовал " тихий час " после обеда.

— Значит, ты не торопишься в часть Нечаев. Ну хорошо, я, конечно, не обещаю, но сделаю все от меня зависящее, чтобы ты ещё недельку в моем отделении лечился. - неожиданно ответила мне согласием врачиха, стоя передо мной, держа под мышкой свернутый в рулон матрас.

По правде, я и не ожидал от нее такого ответа. Просто брякнул, что пришло на ум, учитывая симпатию с ее стороны ко мне, и не прогадал, по крайней мере, она не будет торопиться меня выписывать в часть.

— Вот, Ольга, Ивановна возьмите к чаю. Мать из дома прислала. Настоящие тульские пряники. - не мешкая, боясь, что она уйдет, я открыл тумбочку и достал из нее несколько пряников, вручил их заведующей отделением, и она их взяла свободной рукой.

За два дня до этого мне действительно пришла посылка из дома, и я получил ее в целости и сохранности, так как в госпитале посылки не отбирали " деды " и солдат сам, на свое усмотрение, делился содержимым с теми, кто лежит с ним в одной палате. А поскольку я лежал один, то мне и делится было не с кем. И большая часть посылки сохранилась.

— Ой, правда! Настоящие тульские пряники! Я слышала про них, но пробовать не пробовала. Спасибо, Костя. - врачиха взяла у меня пряники и, положив их в карман белого медицинского халата, надетого на ней было, направилась к выходу, но у двери остановилась и сказала мне слегка приглушённым голосом.

— Знаешь что, Костя. Ты меня своими пряниками угостил, а я хочу тебя нашими уральскими пельменями угостить, они не менее знамениты, чем ваши пряники. Минут через двадцать, как всё утихнет, приходи ко мне в процедурный кабинет. Только смотри, чтобы тебя никто не видел. И стукни в дверь три раза, я буду знать, что это ты. - тихо произнесла Ольга Ивановна, стоя с матрасом под мышкой у двери офицерской палаты и, окинув меня многообещающим взглядом сквозь очки, вышла в коридор.

Врачиха ушла, а мной овладел реальный мандраж, сродни тому, какой случился месяц назад в туалете скорого поезда " Москва - Нижний Тагил", когда жена офицера Галя делала мне минет. Вот и сейчас я с большей долей вероятности наставлю " рога " другому офицеру, а Ольга Ивановна, скорее всего, замужем за военным, да и не пельмени она зовёт меня есть в тайне от всех поздно вечером к себе в кабинет.

Несколько минут я стоял у двери и прислушивался к тому, что происходит в коридоре, а в нём было шумно и раздавался голос Ольги Ивановны, она разгоняла из туалета по палатам куривших там солдат. Несмотря на миловидный вид и небольшой рост, заведующая терапевтическим отделением была злой и властной женщиной и могла поставить на место любого, в том числе и уроженцев Средней Азии из десятой палаты, которых она сейчас и гоняла.

Выждав положенные двадцать минут и дождавшись, когда все утихнет, я вышел в коридор и, прижимаясь к стене, стараясь не шуметь, пошел по коридору по направлению к процедурному кабинету, где ждала меня заведующая терапевтическим отделением, возрастная брюнетка Ольга Ивановна. Шёл я к ней со стоящим колом членом, он у меня встал только от одних мыслей о том, что я вот вот зайду в процедурную и останусь один на один поздно вечером с женщиной, ровесницей по возрасту моей матери, и между нами произойдут близкие отношения.

Те же пельмени в обмен на мои пряники она могла принести ко мне в палату, а не звать к себе солдата поздним вечером в процедурную, рискуя своей репутацией. Ведь меня могли увидеть другие солдаты, и слух о том, что заведующая отделением принимает по ночам молодых парней, дойдёт до мужа Ольги Ивановны и до начальства, и тогда ей несдобровать. И стала бы она рисковать лишь только для того, чтобы накормить солдата пельменями? Нет, тут на кону стояло гораздо большее, чем пельмени, и зрелая замужняя женщина ради этого шла на риск.

По счастью, в коридоре никого не было, а в десятой палате с азиатами, которая находилась напротив процедурного кабинета, стояла тишина. Очевидно, таджики с узбеками угомонились и легли спать. С замиранием сердца я подошел к заветной двери и три раза по ней стукнул костяшками пальцев, едва слышно боясь громким стуком привлечь к себе внимание, и стал ждать, трясясь мелкой дрожью от возбуждения. Я боялся, что врачиха не слышала мой стук, и было хотел повторить, как дверь процедурного кабинета приоткрылась, и Ольга Ивановна буквально за руку втащила меня к себе, тут же закрыв за мной дверь изнутри на шпингалет.

— Надеюсь, тебя никто не видел, парень? Сам знаешь, что могут пойти нехорошие слухи о том, что ты ко мне заходил. - спросила у меня врачиха приглушенным голосом.

Громко разговаривать было нельзя, так как слышимость в тишине, стоявшей в коридоре отделения госпиталя после отбоя, была отличной.

— Не волнуйтесь, тётя Оля. Меня никто не видел. А в коридоре никого нет, все уже спят. - успокоил я врачиху, назвав ее по гражданскому тётей, находясь перед ней на расстоянии вытянутой руки.

В процедурной было полутемно, из освещения на столе в углу горела настольная лампа, а на единственном окне, которое выходило в госпитальный двор, висела простынь, снятая с постели, которую принесла врачиха из моей палаты. И у меня только от одного вида висящей на окне простыни, которая там была повешена Ольгой Ивановной в нарушение устава, и без того стоявший колом член сейчас буквально затвердел до боли.

Если перед тем, как попасть в кабинет к заведующей отделением, я ещё сомневался в том, что у нас с ней будет близость, то сейчас, увидев простынь на окне, мои сомнения улетучились. Зрелая брюнетка с большими сиськами специально пригласила меня к себе для порева со мной и по этому занавесила окно, чтобы за нами никто не подсмотрел со двора.

— Присаживайся, Костя. Сейчас мы с тобой поужинаем. Я с собой еду из дома взяла. Правда, пельмени уже остыли, но ничего страшного, они и холодные, вкусные. - предложила мне Ольга Ивановна, показав глазами на стул, стоящий возле стола.

Стульев в процедурном кабинете было несколько, и на одним из них висел китель с погонами капитана, и лежала аккуратно сложенная военная юбка защитного цвета, это была форма Ольги Ивановны, а она сама сейчас ходила передо мной в одном врачебном халате. И что примечательно, верхняя и нижняя пуговки в халате были расстегнуты, и мне отчетливо был виден край бежевого бюстгальтера, в чашах которого томились крупные груди заведующей отделением и ее голые ножки, мелькающие в распахнутых полах халата.

Она его для меня распахнула, чтобы соблазнить, ведь когда врачиха заходила ко мне в палату за матрасом, халат у нее был застегнут на все пуговицы. - пронеслось в моей голове, чем ещё больше убедило в том, что зрелая замужняя брюнетка, капитан медицинской службы, хочет со мной переспать и для этого флиртует, показывая как бы невзначай части своего роскошного тела.

— А к пельменям у нас с тобой, парень, и по пять капель найдется. Скажу честно, ты мне приглянулся, и я хочу с тобой выпить. - без обиняков призналась врачиха, ставя на стол в дополнение к чашке с пельменями, которую она достала из сумки, мензурку с медицинским спиртом, она ее взяла в кабинете из шкафа с пробирками и пузырьками с лекарствами.

Я был в курсе из фильмов, что врачи не пьют водку, а употребляют спирт, который можно достать на работе бесплатно, и сейчас в этом убедился.

— Водой запей. Ты что, впервые спирт пьёшь, Костя? - Ольга Ивановна дала мне в руки кружку с водой, видя, что я задохнулся, выпив вместе с ней рюмку спирта.

Я действительно пил впервые чистый медицинский спирт, хотя и изрядно разбавленный водой, но для меня он был крепок по сравнению с водкой.

— Закусывай, давай. А то опьянеешь, а мне это не нужно. - после того, как я отдышался, запив спирт водой из кружки.

Сидевшая рядом со мной врачиха пододвинула ко мне чашку с пельменями и дала в руки вилку, сама она к еде не притронулась, а выпитый спирт закусила кусочком хлеба и стала смотреть, как я ем, а я, в свою очередь, жуя необычайно вкусные пельмени, вовсю пялился на ее ляжки, видневшиеся в распахнутых полах халата, и на сиськи в бюстгальтере, часть которых так же мне было прекрасно видно.

— Тебя, наверное, девушка ждет из армии дома. Да, Костя. - вкрадчивым голосом спросила у меня Ольга Ивановна, положив свою нежную ладонь поверх моей руки, лежавшей на столе.

Врачиха пододвинула стул поближе ко мне и сейчас сидела рядом, упираясь своими коленками в мои ноги.

— Нет у меня девушки, тётя Оля. Кроме матери и отца, никто не ждёт мое возвращение из армии. И ещё, мне вы очень и очень нравитесь, Ольга Ивановна. Я в вас сразу влюбился, как только увидел. - теперь настала моя очередь признаться сидевшей передо мной женщине, ровеснице по возрасту моей матери, в том, что она мне нравится.

— Как это у тебя нет девушки, Костя? И что, некому такого симпатичного парня приласкать? Я этого не могу допустить. И сейчас я тебя приласкаю, как следует приласкаю, сынок, не пожалеешь. - голос у врачихи в одно мгновение стал хриплым и волнующим, она поднялась со стула и, сев ко мне на колени, обняла рукой за шею, поцеловала в губы, взасос.

И этот поцелуй взрослой женщины был сладок, в разы приятнее, чем меня целовала в поезде Галя. Она была сравнительно молодой, а Ольга Ивановна ровесница моей матери и тем более офицер в звании капитана, и от этого кайф поцелуя с ней был слаще.

— Ольга Ивановна. Тётя, Оля, вы такая красивая. - заплетающимся от волнения языком сказал я женщине, лапая ее за грудь через бюстгальтер.

Врачиха, сидя у меня на коленях и сосясь со мной в губы взасос, сама взяла меня за руку и положила ее к себе на сиськи, распахнув халат, видя, что я нерешителен с ней. И я, осмелев, стал мять ей груди рукой.

— Ты меня ещё толком не видел, Костя. А говоришь, что я красивая. - усмехнулась Ольга Ивановна, сидя у меня на коленях, давая своей пухлой жопой мой стояк.

Врачиха встала с моих колен, сняла с себя сначала халат, повесив его на спинку стула, на котором висела её форма, и вслед за халатом последовали ее трусы и лифчик, и через мгновение она стояла возле кушетки, на которой лежал матрас, абсолютно голой.

— Ну как, теперь я тебе нравлюсь, такой парень? - насмешливым произнесла брюнетка, прекрасно зная, какое впечатление она произвела на меня.

А то, что я был неопытным, она просекла сразу.

— Конечно, нравитесь, тётя Оля. Вы ещё красивее выглядите без одежды. - заикаясь, произнёс я, впервые в жизни видя перед собой обнаженную женщину.

В одно мгновение я скинул с себя штаны и пижаму, перекрыв норматив в сорок пять секунд в два раза, и стоял голый перед заведующей отделением, упираясь хуем ей в живот. Врачиха была ниже меня на пол головы, и я, шагнув к ней, обнял ее за плечи, давил залупой ей в живот повыше лобка, который у очкастой брюнетки был покрыт жесткими черными волосками.

— Ох, парень. Видно, не зря я тебя приметила. Ой, не зря. - Ольга Ивановна села на кушетку, усадив меня возле себя и, обхватив рукой мой член, с любовью его поглаживала от головки до яиц.

Женщине понравился мой член, и она его не выпускала из руки, все время гладила и мяла пальцами, одновременно целуя мне грудь, опускаясь все ниже и ниже, и в какой-то момент я подумал о том, что она будет сейчас его у меня сосать, как это делала Галя в поезде. Но этого почему-то не произошло. Дойдя с поцелуями до моего живота, Ольга Ивановна подняла голову и, смотря мне в глаза, возбужденным взглядом толкнула ладошкой в грудь, заставляя лечь на спину на кушетку.

— Ложись, сынок. Я сама все сделаю. - хриплым, словно простуженным голосом произнесла брюнетка и, дождавшись, когда я лягу на кушетку, окорячила меня сверху и, придерживая мой член рукой, села на него влагалищем.

— Ой, Костя. Хорошо то, как парень. Слов нет, как мне приятно. - произнесла Ольга, Ивановна, ёрзая и ёрзая у меня на хую, окорячив сверху на кушетке в процедурном кабинете.

А я придерживал врачиху руками за бедра, молчал, у меня не было слов выразить ей благодарность за то, что со мной происходило. Потому что это было так приятно видеть перед собой голую женщину и чувствовать, как стенки её горячего влагалища скользят по моему члену вверх и вниз, принося мне запредельное удовольствие.