Закладывая пороховой фугас в батарею на втором этаже школы, Жыжа и не догадывался, что запускает цепочку событий, в результате которых Новенькая засунет мне в рот ногу. Но обо всем по порядку.

Был в нашем классе один парень, настоящий пироманьяк, звали его Алекс. Не Александр или Алексей, а прям по паспорту – Алекс. Правда, несмотря на редкое имя, звали мы его Жыжа. Прозвище пошло после урока МХК, на котором Андрей Ефимович рассказал нам о персонаже из белорусского фольклора по имени Жыж. Это такой дух огня, который бродит там-сям, и чем дольше находится на одном месте, тем вероятнее, что там что-то загорится. Алекс всегда таскал с собой разнообразные зажигалки, флаконы с бензином, петарды и даже патроны. Зная о хобби Алекса, Ефимыч показал на него пальцем и сказал: "Вот, например, типичный Жыж". Алекс не обиделся, а счел это комплиментом. Позже его назвали Жыжем раз-другой, после чего прибавили для благозвучия гласную, и он стал известен как Жыжа.

Так вот, вдохновленный весенним обострением, Жыжа спустил из батареи на втором этаже школы воду и заложил внутрь фугас. Он хотел проверить разрывную силу пороха (пироксилина, если быть точным) в замкнутом пространстве. Эксперимент прошел успешно, Жыжа встал на учет в детской комнате милиции, а этаж закрыли на ремонт. Поэтому занятия у нас целую неделю проходили в соседней школе.

В той школе были громоздкие двухместные парты с глухими стенками по бокам и сзади. Может, кто застал такие? Боковины и задняя стенка у такой парты сделаны из сплошных досок, которые упираются в пол, и ты сидишь за партой как в крепости. При желании можно спрятаться внутри, и тебя никто не увидит, кроме как со спины. А как вы помните, Новенькая предпочитала сидеть именно за последней партой, и сидели мы вместе.

Шел последний день занятий в чужой школе, и еще с утра я заметил, что Новенькая поглядывает на меня с загадочной улыбкой. Она вела себя на редкость тихо, но я чувствовал исходящее от нее напряжение, как от сжатой пружины.

Перемена подходила к концу, мы с ней сидели за партой, дожидаясь шестого урока. Новенькая выразительно на меня посмотрела, после чего бросила ручку себе под ноги. Ручка укатилась глубоко под парту.

– Ой, – сказала Новенькая невинно. – Подними, а?

Это был не приказ, но и далеко не просьба. В те времена я еще не понимал, что так звучит призыв поиграть, берущий начало в темных и сладких глубинах женской души. Разве мог я отказать этой древней силе?

Я полез под парту, высматривая ручку. Новенькая с интересом наблюдала за мной сверху.

Оказавшись под партой, я словно нырнул в отдельный мирок: приглушенный и объятый тенью. В застоявшемся воздухе на фоне шершавого запаха старой мебели обострялся аромат девичьего тела и горько-сладких духов. Этот мирок казался продолжением Новенькой, а я погружался в него глубже и глубже! Еще большее впечатление на меня произвело само мое положение у ее ног: я ощутил, как краснею, дыхание становится прерывистым, а ниже пояса все напрягается и каменеет. Хотелось то ли убежать, то ли остаться здесь навечно.

Я старательно высматривал ручку, но взгляд постоянно соскальзывал на обтянутые сетчатыми колготками ноги Новенькой, которые были так близко, что я лицом ощущал исходящее от них тепло и чуял кожаный запах ботинок. Новенькая и не подумала отодвинуть ноги, наоборот, вытянула их, возводя баррикаду между мной и ручкой. Я пробирался к цели, словно секретный агент, лавирующий между лазерных лучей сигнализации.

Оглушительно грянул звонок на урок – я вскочил и бахнулся головой о столешницу. Первым стремлением было вылезти из-под парты, но Новенькая вдруг обхватила меня ногами и удержала внизу. Тонкие ноги сжимали крепко, я не мог просто выползти назад. Для освобождения пришлось бы опрокинуть парту, что привлекло бы внимание всего класса. Я умудрился вывернуться так, чтобы взглянуть Новенькой в лицо.

– Пусти, – прошептал я. – Урок ведь начался...

Новенькая медленно улыбнулась, смакуя мою просьбу, и даже прижмурилась от удовольствия. Протяжно хмыкнув, она сладко потянулась, по гибкому стройному телу прошла волна напряжения, длинные каблуки впились в меня как шипы. Это был ее ответ.

Я услышал, как хлопнула дверь и в кабинет вошел учитель. Я обреченно сглотнул: отступать было поздно. Класс встал в приветствии. Новенькая погрозила мне пальцем так, что алый ноготок коснулся кончика моего носа. Она привстала на одной ноге, в то время как вторую повесила мне на шею. Никто ничего не заметил. Учитель посадил класс и начал проверять отсутствующих.

Необходимо уточнить, что это был урок физики, а вел ее Иван Михайлович – дедок, который много лет служил во флоте и обладал зычным голосом. Между собой мы называли его Командор. Обычно он говорил спокойно, но когда кто-нибудь грыз на уроке ручку, у Командора срабатывал триггер. Он подлетал к грызуну, стучал кулаком по парте и орал: "Не было команды брать в рот!"

С особым смаком Командор тиранил бугаистых хулиганов, видимо, идентифицируя их как солдат. Было смешно и пошленько (всё как мы любим), но его, мягко говоря побаивались – кроме Новенькой, чей гогот перекрывал командорские возгласы. Ее единственную Командор никогда не ругал и не выгонял с урока за внешний вид (ну, в этом старого вояку понять легко).

Так что сегодня Новенькая против обыкновения присутствовала на занятии, а в классе витала особая атмосфера командорских уроков. Это были завершающие звенья той цепочки, что привела к тому, что случилось.

Командор продолжал поверку. Когда очередь дошла до моей фамилии, то ответа, естественно, не последовало. А что мне было делать? Отозваться из-под парты: "Здесь я"?

– Валерий? – повторил Командор. – Гм, тетрадка на парте... Лера, ты знаешь, где он?

– Да, – ответила Новенькая.

Я похолодел. Казалось, что сейчас она скажет во всеуслышание: "Он ползает у меня в ногах. Ему что-нибудь передать?"

– И куда он делся? Заблудился в чужой школе? – спросил Командор.

– Ему позвонили из дома, какое-то срочное дело, он решил сбегать на перемене, но еще не вернулся. Наверное, уже и не придет...

Я понял, что сидеть под партой мне предстоит как минимум весь урок.

Новенькая сунула мне под нос бумажку. Записка гласила: "БУДЕШЬ ТУТ ЖИТЬ!! СНИМИ МНЕ БОТИНКИ!!!" Она прекратила тискать меня ногами и поставила их передо мной. Я уставился на черные блестящие ботинки на высоком каблуке. Один из них приподнялся и ткнул меня в грудь, потарапливая. Словно во сне, я развязал ей шнурки и медленно, чтобы никто не услышал, потянул вниз застежку молнии.

Первая освобожденная от ботинка ступня сжала и разжала пальчики. Сквозь черную сетку колготок проглядывали алые ногти, блестящие, словно леденцы. Я снял второй ботинок, после чего Новенькая сунула под парту руку и погладила меня по голове. Глянув наверх, я заметил, что губы ее вытянулись трубочкой от умиления. Что ж, теперь она хотя бы не запачкает меня подошвами.

Очередная записка упала на пол. Сам этот факт был унизительным, и Новенькая не сдержала довольного смешка. Я развернул записку и прочитал: "АНУ ЛЕЧЬ НА СПИНУ!!!!" Что-то мне подсказывало, что моя функция сегодня не ограничится ролью коврика для ног – урок-то длинный, и за это время в голову Новенькой может взбрести что угодно... а ведь эта бестолочь даже пишет с ошибками!

Я поставил ботинки в угол и лег, согнув ноги в коленях. Было приятно распрямить скрюченное под партой тело. Ввысь устремлялись изящные белые ноги, обтянутые сеткой чулков. (То, что это именно чулки, а не колготки, я убедился, когда взгляд мой поднялся выше, до короткой расклешенной юбки.) Где-то в недосягаемой для меня вышине маячило бледное узкое лицо, обрамленное темно-рыжими волосами. Брошенный сверху взгляд загадочно прикрывали пушистые черные ресницы, но хищная улыбка Новенькой выдавала ее настрой.

Две ступни опустились сверху: одна на грудь, другая на живот. Я ощутил, как меня придавливает к полу. Новенькая перенесла вес на ноги, я заметил, что она даже приподнялась над стулом. Этого ей явно было недостаточно. Если бы не стесняющие обстоятельства, я уверен, она уже плясала бы на мне чечетку! Новенькая уперлась пятками, пытливо следя за тем, как я выпучиваю глаза и сжимаю губы, чтобы не издать ни звука. Насладившись мучительством, она перестала давить и приподняла ступни так, будто стояла на каблуках – просто для красоты.

Я перевел дыхание, посмотрел наверх и встретил ее взгляд. Она долго смотрела мне в глаза, то ли наслаждаясь своим положением, то ли над чем-то размышляя. В какой-то момент нога на моей груди нерешительно приподнялась, но опустилась на место. Новенькая снова принялась за писанину.

Клочок бумаги упал мне на лицо. В записке значилось: "Хочешь поцеловать?)))"

И снова этот долгий испытующий взгляд сверху. Я заметил, что щеки ее порозовели, в глазах блестят искорки.

Ради приличия я сделал удивленные глаза, нахмурился, скривился, недовольно огляделся по сторонам. И кивнул.

Затаив дыхание, Новенькая медленно поднесла ступню к моему лицу так, чтобы видеть глаза. Затянутая в чулок ступня застыла над моими губами. Потная...

Я приподнял голову и прижался губами к основанию пальцев.

Длилось это секунды три, но за это время на меня обрушилось море впечатлений. Я ощутил шершавую сеточку чулок и прохладную кожу под ней, услышал терпкий сладковатый запах и окунулся в иную реальность, где есть только я и безумная затейница, чья прихоть – закон для меня.

Новенькая сама убрала ногу и тут же испытующе впилась в меня глазами. Она облизала губы, щеки ее пылали. Что уж говорить обо мне! Я бы не удивился, если бы соседи спереди вдруг закричали: "Пожар!", и вскочили бы, отмахиваясь от дыма! Я был такой красный, что из щелей парты, должно быть, вырывались красные лучи, как от лазерной указки.

Тем временем Новенькая уже строчила очередную записку. С сомнением перечитав написанное, она скомкала послание и взялась за новое. Что-то зачеркивала и переписывала еще несколько раз. Наконец передо мной упал многократно сложенный листочек.

Когда я негнущимися пальцами развернул его, то среди россыпи сердечек прочел: "Ты мой хороший!!!!" А ниже значилось: "ВОЗЬМЕШЬ В РОТ?!?!?)))))" И смайлик с рогами и острым хвостом.

Я облизал пересохшие губы и вместе с этим ощутил солоноватый привкус от недавнего поцелуя. В моем мозгу, чье кровоснабжение сейчас находилось в куда более низком приоритете, чем у гениталий, заметались противоречивые мысли. Она сейчас прикалывается, издевается или ей прям по кайфу сделать это? У меня не было возможности спросить, да и не ответит она, а если и ответит, то неправду, которую нужно воспринимать наоборот, а как только я разберусь, что к чему, она уже переменит мнение! Я потер лоб, и вдруг пришло осознание.

Какая разница, что ей движет? Что-то движет, вот и пусть движет. Я тоже, вообще-то, движусь!

Новенькая отвлеклась на урок (такое иногда случалось), и чтобы привлечь внимание, я погладил изгиб ее ноги. По линии ее подбородка я увидел, что она улыбнулась, но не отреагировала. Вот ведь цаца! Я погладил ее еще раз, и она уже не сдержалась – на меня уставились горящие любопытством глаза.

Я приоткрыл рот.

Ее глаза расширились. Несколько секунд я падал в эти серо-голубые фракталы, а потом...

У меня во рту оказался ее большой палец. Новенькая уже не смущалась, ее сомнения развеялись, она вошла в роль и отдалась ей. Она стала перебирать пальцами, расширяя мне рот, засовывая ступню все глубже. Я упирался языком, но вскоре он обессиленно скользнул вниз и прильнул к прохладной ступне – рот наполнился специфичным вкусом, а душа унижением. Новенькая остановилась.

Она поерзала на стуле и закусила нижнюю губу, прислушиваясь к ощущениям. Казалось, она смаковала мои собственные эмоции, высасывая их из меня через ногу, словно коктейль через соломинку! И я тоже чувствовал ее: Новенькая наслаждалась. Не знаю, сколько продолжался этот обмен. Я бы не заметил, если бы прозвенел звонок, все разошлись по домам, и школа погрузилась в темноту!

Ладонь Новенькой скользнула под юбку, но по какой-то причине остановилась. Вместо этого Новенькая подняла ногу с моего живота, и легонько наступила на развилку джинсов. Я дернулся и изогнулся, однако она не убрала ногу, а принялась двигать ей, будто медленно-медленно растирала окурок. Словно в тумане я увидел ее огромную влажную улыбку.

С кляпом во рту в виде ступни я натужно сглотнул солоноватую слюну. На глаза навернулись слезы, несущие в себе избыток чувств и ощущений. Я встретил взгляд серо-голубых глаз, подернутых поволокой, и в следующий миг на меня обрушилась эйфория. Все мое тело обожгло изнутри, бедра содрогнулись как от разряда тока, и я почувствовал ниже пояса неконтролируемые толчки, каждый из которых опустошал меня до дна.

Новенькая вздрогнула и заозиралась – то ли опешила от результата, то ли мой всплеск ощущений передался и ей. Она вынула ступню из моего рта без всякого предупреждения, и я невольно чмокнул. Мы замерли – казалось, что хлюпанье услышали все вокруг!

Ложная тревога. Командор спокойно рассказывал о закономерностях электродинамики, не подозревая, что только что посреди урока была исполнена команда, столь будоражащая его офицерскую душу.

Удостоверившись, что наша тайна не раскрыта, Новенькая принялась тщательно вытирать ступню об мою грудь. Ко мне вернулся разум, пришло осознание происходящего, а вместе с этим – УЖАС. Я лежу на полу в классе во время урока под ногами девушки, джинсы мои испачканы, и в любой момент нас могут заметить! Такое бывает только в страшном сне, когда оказываешься в школе без трусов! Но сейчас все настоящее, нельзя ни проснуться, ни провалиться сквозь землю!

Сверху упала записка.

"То ли еще будет". Без всяких смайликов.

Остаток урока я провел в ногах у Новенькой. Голова шла кругом от того, что произошло. Придя в себя, я озаботился тем, что думает по этому поводу Новенькая. Ей понравилось? А вдруг ей было противно, когда я..?

Несмотря на то, что она со мной сделала, я чувствовал признательность, мне хотелось благодарить ее! Я массировал ей стопы и поглаживал икры кончиками пальцев. Она принимала ласки благосклонно как сытая кошка, но больше меня не мучила и старательно конспектировала разглагольствования Командора. Ни дать ни взять прилежная ученица, со стороны и не скажешь, что недавно запихивала ногу в рот однокласснику!

Забывшись, я без всякой задней мысли пощекотал ей ступню. Новенькая взвизгнула и лягнула меня. Я в ужасе окаменел. Это слышал весь класс!

– Я чихнула, – объяснила Новенькая. – Аллергия.

Еще один пинок дал мне понять, на что именно у нее аллергия.

За пару минут до звонка Новенькая черкнула: "Сиди тут, милый, я обо всем позабочусь". После занятия она собрала свои и мои вещи и ушла, сохраняя шпионскую невозмутимость. Я дождался, пока все уйдут, и вылез из-под парты. В кабинете стояла непривычная тишина, в лучах солнца плавали пылинки.

Я не учел одного: выходя последним, Командор запер дверь, а изнутри была такая же замочная скважина, как и снаружи. Кончился шестой по счету урок, и не факт, что сегодня еще будут занятия в этом кабинете. Я подошел к окну и выглянул наружу. Третий этаж отбил всякое желание бежать через окно. Приехали, называется.

Колотить в дверь и орать, чтобы выпустили? Наверняка на шум придет кто-нибудь из учителей или охранник. Нет уж, у них возникнут вопросы, а я не хотел врать – выдумывать альтернативную версию произошедшего казалось кощунством! Интересно, а если с разбегу пнуть дверь, то замок вылетит?

Мои раздумья прервал звук ключа в скважине.

Дверь распахнулась, на пороге стояла Новенькая, весьма довольная собой. Она театрально указала на меня пальцем и провозгласила:

– Я освобождаю вас из заточения, сэр! – И тут же добавила: – Но теперь вы будете служить мне!

– Где ты взяла ключ?

Она ухмыльнулась.

– Украла на вахте.

– Ого!

– Да-а-а. Мы можем запереться здесь до вечера, и никто нам не помешает... А ночью мы выйдем, и... – Она злорадно потерла руки.

Я представил, во что превратится кабинет, если Новенькая будет здесь буянить так долго, и во что превращусь я сам в замкнутом пространстве с ней наедине – и без свидетелей.

– Да ну, – сказал я. – Оставаться на ночь голодно и холодно.

Мне действительно уже хотелось есть, но если честно, то меня смущали испачканные штаны.

– Ну ты скучный-скучный-скучный и даже трость не носишь!

Я узнал цитату Шеогората из "Обливиона" и слегка оскорбился.

– Ты тоже не носишь!

Новенькая заозиралась в поисках того, что может послужить ей тростью, которую, уверен, я тут же ощутил бы на своем хребте. Пока она не заметила метровую линейку в углу, я сказал:

– О! Кстати, об играх. На следующей неделе мы с пацанами остаемся в кабинете информатики до самого вечера. Будем играть по сети. Пойдешь со мной? Раз уж ты так хочешь остаться после уроков... Да и вообще, я приглашаю...

Конечно, мне хотелось прийти туда вместе с такой офигенной девчонкой – ослепительной и горячей, как комета. (А про то, что она со мной вытворяет, друзьям знать не обязательно.)

– Я подумаю, – сказала она, задрав подбородок.

– Каким образом?

– В смысле?

– Ты же женщина, думать – не твое.

Спровоцировать Новенькую было так же легко, как разжечь костер, облитый бензином. Через секунду я уже бежал от нее по коридору, и чем дольше продолжалась погоня, тем сильнее Новенькая распалялась, словно метеорит, летящий сквозь атмосферу.

Когда она меня догнала, я пожалел не только о своей шутке, но и о том, что вообще знаком с этой психопаткой!

***

А ручка так и осталась валяться под партой.