Солнце полностью освещало комнату. Внутренние шторы были задернуты, но тяжелые и легкие портьеры оставались открытыми. Красные цифры на цифровых часах говорили мне, что сейчас десять шестнадцать утра. Беззвучный телевизор мерцал в утреннем свете.

Вчерашнее вино улетучивалось из моего организма, сонливость уступала место реальности того, что произошло в этой комнате где-то за последние двенадцать часов.

Когда я лежу обнаженной, я могу повернуть голову и увидеть обнаженную спину и округлые бедра бледной женщины с медными волосами, спящей обнаженной рядом со мной. Она моя мать, и я влюблен в нее. Да, почти все любят свою мать, но я «влюблен» в свою мать. Прошлой ночью она неохотно подчинилась мне, и теперь мы не только мать и сын, мы любовники.

Серия событий, начавшаяся два года назад, привела нас в этот гостиничный номер в Caesar's Palace в Лас-Вегасе. Меня всегда сексуально привлекала моя мать, и я использовал любую возможность, чтобы понаблюдать за ней в ванне и в различных состояниях раздевания. Незадолго до отъезда на флот я обнаружил, что она вступает в сексуальные отношения не с моим отцом, а с кем-то другим. Она видела, как я смотрю, но ни один из нас никогда не упоминал об инциденте. После этого она стала одержимостью и женщиной моих фантазий. В конце концов я понял, что влюбился в нее.

Вернувшись из недавнего круиза по Тихому океану, я пригласил свою семью на небольшой отдых в Лас-Вегас. Моя мать была единственной, кто смог совершить поездку. Мы жили в одном номере отеля, и прошлой ночью я успешно соблазнил женщину, которая сейчас спала рядом со мной.

Оторвавшись от кровати, не разбудив ее, я тихонько пересек расстояние до ванной, где прополоскал горло из маленькой бутылочки жидкости для полоскания рта, а затем вымыл свои интимные места теплой водой с мылом. Я вернулся в комнату, выключил телевизор и встал лицом к кровати.

В мое недолгое отсутствие мать, еще спящая, перевернулась на спину. Гравитация расплющила ее большие груди, прижав их к бокам. Ее обычно выступающий живот опустился на глубину грудной клетки, подняв лобок на более видное место. Волосатый треугольник на верхней части ее бедер был спутан остатками вчерашнего занятия любовью; даже так я стремился прикрыть перекресток своим нетерпеливым ртом.

Ее бледное, расслабленное лицо было окружено спутанной массой волос того же медного цвета, что и ее половые губы. Сладкий ротик, на котором виднелись следы вчерашней розовой помады, приоткрылся, чтобы вырваться легкий хрип женского храпа. Эти изящные пальцы рук и ног до сих пор щеголяли ярко-розовым лаком, контрастировавшим с ее волосами. Я любил эту женщину и страстно желал ее так, как никогда раньше.

Сидя на незанятой кровати в гостиничном номере, я продолжал впитывать прекрасное зрелище передо мной. Ее глаза дрогнули, и она перевернулась на бок лицом ко мне. Большие сиськи переместились, правая грудь легла на кровать, а ее левая грудь – на правую. Во время поворота она подтянула верхнюю ногу к груди, обнажая губы киски и дно этой столь обожаемой задницы. Ни ее соски, ни половые губы не проявляли возбуждения прошлой ночи, а скорее лежали расслабленно, пока она спала.

Мой член, напротив, вновь обрел былую славу. Глядя на наготу моей матери, я размышлял о том, что мы можем сделать в следующие четыре дня. Я хотел заниматься с ней любовью всеми мыслимыми способами, как можно чаще.

Зеленые глаза распахнулись, закрылись, а затем широко распахнулись с пониманием, когда она поняла, где находится и кто сидит, обнаженный, на кровати напротив.

"Макс!" Она задыхается, садится и тянется к простыне, чтобы прикрыть свою наготу.

— Не делай этого, мама, — приказал я мягким, но властным голосом.

Не встречаясь со мной взглядом, она уронила простыню, жест капитуляции обнажил грудь. Я осторожно перевернул ее на спину, отодвинул простыню на дно и сел на край ее кровати. Она лежала голая, сложив руки по бокам, и смотрела на меня со смесью замешательства, предвкушения и, может быть, с легкой ненавистью за то, что я заставил ее осознать себя.

"Доброе утро мать." Я произнес медленно и мягко: «Я люблю тебя».

— Макс, пожалуйста, мы не можем...

Обхватив ее левую грудь обеими руками, я опустил голову и пососал сосок и ареолу. Послышался еле слышный вздох, и я почувствовал биение ее сердца сквозь плоть ее груди. Я позволил одной руке двигаться вниз и массировать ее мягкий живот.

—. ..продолжай в том же духе, — запротестовала она.

Казалось, она не замечала, что ее собственная рука гладит меня по затылку и прижимает мою голову к своей груди. Протест, казалось, обращался к ее собственным бушующим эмоциям.

Я встал рядом с мамой и поднес губы к ее рту. Мой язык проник в ее глубины, и она медленно начала сосать его и облизывать своим. Она повернулась на бок, и ее, теплая постель, тело слилось с моим. Мой затвердевший член снова оказался в ложбинке между ее пробуждающимися половыми губами.

Наше положение позволило мне получить доступ к ее пухлой белой заднице. Моя рука месила, посылала сообщения и исследовала, пока я не испугался, что могу сделать ее черно-синей. Наши уста никогда не отказываются от обмена языками. Мать снова отвечала протестами, давно забытыми в нарастающем волнении страсти.

Прервав поцелуй, я положил мамину руку на свой пульсирующий горячий член.

— Я хочу снова трахнуть тебя, мама, — сказал я обычным деловым тоном.

"Да."

— Да что, мама?

— Да, я хочу, чтобы ты это сделал.

"Хотите меня к чему?"

"Я хочу, чтобы ты трахнул меня", - сказала она тихим шепотом и погладила мой член.

Ее лицо вспыхнуло одновременно от волнения и смущения при использовании этого слова.

Ее губы вернулись к моим, затем, после одного долгого глубокого поцелуя, я слегка надавил вниз на плечо мамы. Она откинула голову назад и вопросительно посмотрела мне в глаза.

Я задержал ее взгляд на несколько секунд, прежде чем усилить давление.

Она извивалась вниз, пока ее лицо не оказалось на моем животе, затем покусывала и лизала свой путь к тому месту, где мое горячее твердое мясо вырвалось из леса темных лобковых волос. Она взвешивала мои яички в руке, осыпая крошечными материнскими поцелуями вверх и вниз по моему члену; маленькие звуки удовольствия сорвались с ее губ. Я откинулся на спинку кровати, вытянув руку и запутавшись в ее огненных волосах, подталкивая ее дальше.

Язык матери высунулся, как змея, и дразнил головку моего члена, очерчивая круг вокруг чувствительного гребня. Моя спина невольно выгнулась, прижимая мое мужское достоинство ближе к ней. Она обхватила головку своим горячим ртом и позволила своим зубам коснуться кожи за хребтом. Глядя вниз, я мог видеть ее маленький прямой нос, уткнувшийся в мои лобковые волосы, и ощущать спазмы в ее горле. Ее щеки стали впалыми от всасывающего давления, когда она отстранилась. Стиль и интенсивность минета свидетельствовали о том, что она не была новичком в сосании члена, и эта мысль меня чрезвычайно возбуждала.

Не желая повторять недостаток выдержки, который я продемонстрировал прошлой ночью, я оторвал мамино лицо и нежно приблизил ее губы к своим. Я снова сказал ей, что люблю ее.

«Макс, дорогой, пожалуйста, извини меня на минуту. Я хочу немного прибраться, прежде чем мы продолжим».

Она встала и пошла в ванную. Веснушчатые алебастровые шары ее ягодиц качаются. Ее щеки слегка обвисли, образуя морщины внизу каждой и образуя перевернутую букву «Т» там, где они встречались с расщелиной. Эта задница, моя навязчивая идея, все еще торчала из относительно узкой талии, образуя пресловутое перевернутое сердце.

Я слышал, как течет вода, и предположил, что она убирает плоды наших предыдущих трудов.

Со свежепричесанными красивыми волосами она вышла из ванной; все еще совершенно голая, пышные груди покачивались при ходьбе. Я думал, насколько красивее зрелая женщина, чем молодое твердое тело. Натуральные сиськи моей матери обвисли и на них появились небольшие растяжки, но они остались полными, соски и ареолы здорового цвета. Ее красиво округлый живот немного выпирал, я полагаю, из-за ее детородного возраста. Крепкие округлые бедра встречались в нестриженном гнезде мягких волос медного цвета, покрывающих ее лобок. Я не мог оторвать глаз!

Счастливая улыбка тронула ее свеженакрашенные розовые губы.

«Ты заставляешь меня чувствовать себя такой красивой, когда смотришь на меня, дорогая». Она призналась: «Я вижу любовь в твоих глазах».

«Я люблю тебя, мама!»

Заняв свое место рядом со мной на кровати, она прижалась ко мне своим телом. Ее духи пробуждали мои чувства. Наши губы встретились в теплых нежных поцелуях, а языки неуверенно исследовали губы и зубы друг друга. Прежнее чувство безотлагательности сменилось мягким, медленным смакованием тел друг друга. Каждая ласка, каждое прикосновение и поцелуй излучали любовь.

Рука матери медленно и нежно гладила мой набухший пенис, когда она смотрела мне в глаза.

«До конца нашего визита, дорогая, я буду делать все, что ты захочешь. Ты заставляешь меня чувствовать себя женщиной больше, чем я чувствовала себя годами», — сказала она, не сводя с меня глаз.

Теперь мы целовались более глубоко, и мои пальцы исследовали ее влажность. Издав легкий стон, моя мать раздвинула ноги, чтобы облегчить мое дальнейшее исследование. Я нашел ее клитор и покрутил его между большим и указательным пальцами, слегка потянув при этом. Из глубины ее горла вырвались едва слышные звуки, ее дыхание участилось, а хватка на моем пенисе усилилась.

В то время как моя рука продолжала управлять ее охотной киской, мой язык исследовал ее шею, линию челюсти и омыл ее ухо.

«Пожалуйста, Макс, пора», — сказала она, шире раздвинув бедра.

Я забрался между ее вытянутыми ногами и откинулся на собственные пятки. Перед собой я увидел влажные цветущие внутренние лепестки вульвы моей матери на фоне опухших внешних губ.

Она потянулась к моему жесткому, набухшему от крови члену и направила его ко рту своего умоляющего влагалища. Я опустил головку члена очень медленно в отверстие. Это было все равно, что окунуть его в горячее масло.

Я был мучительно медленным; позволяя только дюйму или около того жесткого мяса войти в ее котел, прежде чем медленно уйти. Мать брыкалась, пытаясь полностью насадить себя на мой посох.

"Пожалуйста, не дразните меня, " умоляла она; ее голос хриплый от желания.

Я вытягивал ее, пока головка моего члена не уперлась в губы ее киски. Затем очень медленно я ввела его внутрь, пока черные и рыжие наши лобковые волосы не слились воедино. Мать приподняла бедра и прижалась своей киской к моей тазовой кости, напрягаясь, чтобы впитать каждый последний миллиметр моего горячего члена.

Мы вошли в медленный ритм, когда мама активно толкалась в мое мужское достоинство. Нарастающий темп сопровождался ее стонами и моими гортанными звуками. В утреннем свете я мог разглядеть возбужденный пот на ее верхней губе, лбу и раскрасневшихся грудях. Сосущие и шлепающие звуки намыленных частей тела заполнили комнату.

Моя мать трахала собственного сына со всем задором нимфоманки.

С громким продолжительным стоном моя мать с силой толкнула бедра в меня и крепко прильнула к моим плечам, в то время как ее пятки вонзились в заднюю часть моих бедер. Ее тело напряглось, ее сотрясла сильная дрожь, за которой последовали несколько спазмов в животе.

"О боже, о боже!" Она никому не кричала: «О боже!»

Она медленно восстановила контроль, и ее тело расслабилось на кровати; мой член все еще глубоко погружен в ее мокрую пизду. Ее глаза распахнулись, и я увидел выражение удовлетворения. Кончик ее языка высунулся, чтобы облизать розовые губы. Мое сердце разрывалось от любви, а все остальное тело тряслось от похоти.

Я возобновил ритм, медленно, потому что моя собственная кульминация зашевелилась в глубине моего желудка. Когда я толкнулся и вышел, я пососал ее покрытые потом сиськи. Я постарался всосать как можно больше плоти, чувствуя сосок далеко во рту. Я переключался с груди на грудь, всегда сохраняя медленное проникновение и извлечение моего пениса в ее обжигающее влагалище.

Мама притянула мои губы к своим и поцеловала меня. Я чувствовал, как ее тело снова начинает реагировать; ее теплая, маслянистая, влага залила мои лобковые волосы. Я увеличил скорость своего движения, и она ответила, приподняв бедра и снова издав хриплый стон. Мой оргазм быстро приближался к точке невозврата.

Теперь наши тела сталкивались друг с другом со звуком, напоминающим шлепанье мокрого мяса по разделочной доске. Мы вместе напряглись, чтобы достичь крещендо. Мой оргазм начался у самого основания моих яичек с того вибрирующего ощущения электрического удара, которое вы можете почувствовать до самого горла.

Мать повторяла свою мантру: «О, Боже!» Вновь и вновь.

Я погрузил свой член глубоко в мать, напрягая и прижимая ее к изголовью кровати. Когда моя первая веревка горячего семени изверглась, ее настиг второй оргазм. Мой член изливал сперму в мою мать, казалось, на несколько минут, пока она билась подо мной в конвульсиях. Наконец я рухнул на ее трясущееся тело.

Мы прижались друг к другу к насыщенному, пропитанному потом телу; время от времени предлагая сладкий поцелуй или любовную ласку. Сплевшись конечностями, мы лежим в полумраке любви и удовлетворенной похоти.

Вырвавшись из оцепенения, дала о себе знать грызущая жажда; не мое либидо, а старый добрый голод. Часы показывали двенадцать десять, что означало, что мы не ели около восемнадцати часов.

— Эй, соня, я голоден, а ты? — спрашиваю я, разбудив возлюбленного.

— Да, я тоже, но сначала мне нужно привести себя в порядок.

Подняв халат, который она выбросила прошлой ночью, я взял ее за руку, вытащил из постели и направил в ванную.

«Давай, я помогу тебе». Я сказал: «Я хотел искупать тебя с тех пор, как впервые увидел тебя дома».

«Хорошо, Макс, но дай мне несколько минут наедине, пожалуйста».

Через некоторое время я услышал, как журчит вода, и дверь в ванную открылась.

«Давай, в воде все в порядке».

Мать уже была в ванне с неподходящей пластиковой шапочкой для душа, закрывающей ее роскошные локоны. Все остальное было женщиной, мокрой и моей.

Забравшись рядом с ней, я тут же взял мыло и начал намыливать эту алебастровую кожу. Я уделял одинаковое внимание всем частям ее тела; каждый палец, каждый палец ноги, под ее руками и подошвами ее ног получил ту же самую заботу любви, которую я дал ее груди, ее женственности и дну.

Когда подошла очередь мамы мыть меня, она, казалось, проводила слишком много времени с моими гениталиями; может быть, потому, что я снова возбудился от ее купания.

Мы включили душ, чтобы ополоснуться, а затем вытерлись полотенцем. Я оставил маму в ванной и оделся в футболку для гольфа, брюки и мокасины. Она прихорашивалась минут десять, а потом присоединилась ко мне в махровом халате.

Она выглядела свежей и сияющей, переходя от шкафа к ящику, выбирая одежду для дня. Я смотрел, как она выбирает пару белых хлопчатобумажных трусиков.

"Без трусиков, мам".

— Но Макс?

"Мама, без нижнего белья!"

— Да, Макс.

Она вернула трусики и встала, глядя в ящик. После нескольких секунд нерешительности она подняла белый бюстгальтер и вопросительно посмотрела на меня.

— Макс, можно я надену это?

«Иди сюда и дай мне посмотреть, нужен ли тебе лифчик», — ответила я.

Она прошла через комнату, расстегнула халат и встала для моего осмотра. Ее груди свисали вниз и немного в сторону от собственного веса. Я знал, что она будет стесняться без поддержки своего лифчика. Я протянул руку и взял по груди в каждую руку.

— Конечно, мама, — сказал я. — Ты можешь носить его, по крайней мере, пока.

Ведь у нас было еще три дня отпуска, чтобы поиграть!