Прораб Токмаков как-то пообещал Маше, жене Дерябина, своего начальника, показать стройку с высоты. И вот она пришла в легком белом платье с вырезом у шеи, белых носочках и изящных туфельках. Токмаков проводил совещание, поэтому он попросил Макарова помочь Маше подняться по лестнице и что-нибудь ей рассказать. Вовка подвел ее к крутой лестнице, на которую она немедленно залезла, явив восхищенному Вовкиному взору полные белые бедра и полоску кружевных трусов между ними. Так, нимало не спеша, они взобрались на первую площадку.

— Вот, смотрите! – повел рукой Вовка. – Наша стройка!

— Красота! – восхитилась Маша.

— Вот и я считаю, красота! – подхватил Макаров. – Бывает красота тихая, спокойная, а эта создана человеком!

— А вот там мой дом! – воскликнула Маша. – Видите?

Вовка покивал.

— А еще выше можно? – попросила Маша.

— Вообще-то там только верхолазы работают. – смутился Макаров. – Но для Вас...

Они снова полезли, и опять над Вовкой замелькали бедра и трусы, съехавшие в сторону и обнажившие полные губы, поросшие редким светлым волосом. Вовкин член уже восстал, и цеплялся сквозь спецовочные штаны за ступеньки крутой лестницы: дын, дын, дын! Дальше подниматься было уже невозможно, лестницы кончились, и на высоте десятиэтажного дома оставались только канаты, веревки и скобы. У Маши с непривычки закружилась голова.

— Ой, я что-то...

— Так, спускаемся! – громко сказал Макаров в розовое ушко. – Считайте про себя, или лучше читайте стихи:

Однажды, в студеную зимнюю пору,

Я из лесу вышел; был сильный мороз.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз.

Он левой рукой подхватил молодую женщину под мышки, сжимая мягкую грудь под тонким лифчиком., а правую, задрав подол, запустил даме в трусы, оттянув резинку, нашарил шершавую дырочку ануса, а дальше и упругие половые губы.

— Я сегодня приду вечером. Выходите в сад! – сказал Макаров.

Маша, уже пришедшая в себя, кивнула и исподлобья обещающе взглянула на Вовку. Видимо, карьерист Дерябин серьезно не дорабатывал по женской части.

Поздно вечером Макаров пробрался в сад и замер, осматриваясь. В большом доме горело только одно окно, и в этом окне виднелся силуэт Маши. Вовка подобрал маленький камушек и бросил в стекло. Динь! Маша вздрогнула, и свет большой настольной лампы мгновенно погас. Затем окно с легким треском распахнулось.

— Я Вас ждала! – сказала Маша, высунувшись по пояс.

В свете луны было видно, что она в одной кружевной комбинации на тонких бретельках.

— Что же Вы так долго?

— Совещание, будь оно неладно, – пояснил Макаров. – Они еще долго просидят, а я у Токмакова отпросился и сюда!

— А мой муж?

— И Дерябин там.

Она отошла от окна.

— Забирайтесь!

Вовка подошел к стене, наступил ногой на завалинку и ловко забрался на подоконник, опершись на одно колено.

— Сюда, сюда! – шепотом звала Маша. – Все уже спят, и надо все делать тихо!

Она отошла еще на пару шагов и встала у постели.

— Вот оно, супружеское ложе! – горько прошептала она. – Так получай!

Маша решительно спустила с плеч узкие бретельки и встала, обнаженная, перед Макаровым. В ярком лунном свете она была великолепна! Полные груди тяжело вздымались при каждом вдохе, а острые соски смотрели в стороны и вверх. Небольшой округлый живот совсем не портил ее ладную фигуру с широкими бедрами, а треугольник светлых кудрявых волос словно подбирал его снизу. «Дурак этот Дерябин!», – подумал Вовка, быстро скидывая с себя одежду. «Какой же он дурак!».

— Мой муж не хочет детей, – сказала Маша, приподнимая груди кверху к плечам. – Он пишет докторскую диссертацию, а я решила родить назло ему, и Вы мне в этом должны помочь. Как врач и как женщина, я знаю, что сегодняшний день наилучший для зачатия.

Вовка нагнулся и поцеловал ее в полные губы.

— Никаких поцелуев! – яростно прошептала Маша. – Давайте сразу туда!

Она повернулась, и, опершись на кровать, приподняла широкий зад. Макаров погладил ее нижние губы, мокрые от страстного вожделения. Ладно, сейчас, подумал Вовка, водя головкой давно восставшего члена по нежным волоскам, вдую по первое число, не сомневайтесь, мадам! И он одним толчком вошел в ее тесное, как у девочки, влагалище. Маша охнула. Макаров задергался, как кролик, мелкими движениями, но Дерябина считала по-другому.

— Быстрей и глубже! – шептала она, подаваясь навстречу каждому удару. – Быстрее и глубже!

Она сжала мышцами влагалища член, и Вовка внедрился в Машу еще глубже, сходу затолкав внутрь матки слизистую пробку, закрывавшую вход, и тут же, плотно прижавшись к ягодицам молодой жадной женщины, изверг в матку горячее семя, содрогаясь с каждым толчком вместе с Машей. По юношеской привычке Макаров считал, сколько его член дергался, выстреливая сперму. Обычно это происходило не более двадцати раз, а сейчас он досчитал до пятидесяти и сбился. Член уже опадал, выдавливая в Машино лоно последние капли, и выскользнул, бессильно повиснув. Маша села на кровать и усадила Макарова рядом.

— Я даже не знаю, как Вас зовут! – сказала Дерябина, выдавливая сперму из влагалища на ладонь и размазывая ее по грудям.

Вовка, еще тяжело дыша, встал и церемонно поклонился.

— Владимир Макаров, инженер-механик по подъемно-транспортным устройствам.

Встала и Маша, и сделала реверанс.

— Мария Берестова, озеленитель. Врач по образованию.

Она впервые за несколько лет назвала себя по девичьей фамилии, чем была горда. Правда, приседая в изящном книксене, она забыла, что делая это, оставалась голой, и развела ноги слишком широко, показав не только волосатые большие губы, но и вылезшие наружу розовые малые. Что вызвало у Макарова новый приступ эрекции. Он скосил глаза на окрепший член и предложил:

— Мадам, может еще разок? А? И еще, может, перейдем на «ты»? После такого «знакомства»...

— Конечно, Владимир.

— Володя, если можно. Так как, Маша, еще разик? Только лежа.

Маша расслабленно ушла в себя, прислуживаясь к голосу тела.

— Хорошо. Как мне лечь?

— Ложись на спину, я заберусь на тебя, в общем, традиционно.

— Хочу попросить, в матку больше не входи, ладно? Больно...

— Ладно.

Теперь все произошло не так, как в первый раз. Маша охотно опрокинулась на спину, и Вовка возлег на нее, ощущая теплоту и гладкость ее тела, а мягкие груди уперлись напряженными сосками в его мускулистую грудь, царапая кожу. Маша задышала тяжело, и Макаров, подтянув колени и опершись на локти, чуть отстранился, перестав давить на нее всей своей тяжестью, и Маша благодарно сказала:

— Да, так лучше. Намного.

Вовкин член теперь ходил легко, словно плавал в сперме, которая еще не успела ни всосаться, ни высохнуть. И двигался Макаров намного медленнее и плавней. Маша свела ноги, ограничивая глубину введения и дополнительно сдавливая член. Кончил Вовка нескоро, и не столь обильно, но вспотел, как в бане. Но Маша осталась довольна, предложив совокупиться в третий раз, положив Макарова на спину и взгромоздившись на него сверху...

Они лежали рядом, отдыхая.

— Маш, а почему ты не бросишь своего муженька?

— Я дала ему слово, что мы расстанемся только после его докторской защиты.

— Ха, слово! Будь хозяйкой своего слова, дала, забери назад! И все дела. И вообще, Токмаков по тебе, по-моему, неровно дышит. А он – мужик правильный и надежный, как червячный редуктор. И член у него, о-го-го, побольше моего будет! Я в дУше видел.

— Токмаков, говоришь? А я замечаю, что он на меня смотрит как-то по- особенному.

И добавила без всякого перехода:

— Ты, надеюсь, больше не хочешь? Я бы поспала.

— Думаю, хватит на сегодня, и мой «ломик» немного устал, пробивая твою «лётку».

Она тихо рассмеялась.

— Тогда иди. Как бы муж не приехал...

— А хочешь, я ему морду набью?

— Зачем? Я и так скоро от него избавлюсь. Сквалыжный, он, по парткомам тебя затаскает...

— Тогда, пожалуй, пойду, а?

Маша получила свое, и больше в осеменителе не нуждалась. Вовка оделся, и выбравшись в то же окно, зашагал к асфальтированной дороге, по которой ехала «Победа» с Дерябиным.