1.

Я никогда раньше не встречал этих сибирских монголоидов, и всегда в моем воображении они казались мне смуглокожими от северного ветра, низкорослыми от тяжести неба и кривоногими от широты лошадей под ними существами, поедающими живьем оленей вместе со своими собаками и пьющими ртом прямо из ледяных рек. Наверное, так и было когда – то, век или пару назад. Такие, знаете, отечественные индейцы.

Мока была не из таких. У нее была белая кожа, маленькие, спелые, как ягодки, губы и только этот азиатский разрез глаз и взгляд, полный тайн суровых дней ее предков, выдавал в ней эту чужеродность.

Я впервые увидел ее на шоссе, возле дачных поселков, где она выгуливала свою большую черно – белую собаку с закрученным, как пружина, хвостом. На самом деле Мока – это ее прозвище, такая кличка, что – то уменьшительно – ласкательное, данное ей родителями в раннем детстве. Настоящее ее имя звучало по – другому, но даже сейчас мне не удается его правильно выговорить.

Она беспечно шла себе по краю дороги, полизывая мороженое. Глаза ее были спрятаны за большими солнцезащитными очками, черные волосы захвачены в конский хвост. Худая, как тростиночка, белая футболка с Че Геварой, короткие джинсовые шортики, на ногах кеды с крыльями. Пес то и дело брыкался, пытаясь высвободиться и убежать, отчего девчонка в итоге измазала лицо своим угощением и скривила личико в кислую мину.

– Арджай, засранец! Смотри, что ты наделал, – девушка бросила мороженое в сторону и достала из кармана шорт платок. Пес затряс хвостом и ткнул нос в сладкую вкусняшку, но вдруг поднял морду вверх и медленно обернулся.

А обернулся он ко мне. Я шел им навстречу, с остановки, согнувшись под весом своего рюкзака. Вид огромной, пушистой собаки меня напряг и я остановился, а когда она размашисто подбежала ко мне, сорвав поводок, и вовсе закричал.

Я так и стоял, закрыв лицо руками и что – то бессвязно визжа, пока не подбежала хозяйка и не подняла поводок своего питомца. Зверь вилял хвостом и утробно лаял в мою сторону.

– Фу, Арджай! Плохой мальчик! Блин! Что у вас там, рыба, что ли?

– Что?

Я не сразу сообразил, что худышка обращается ко мне, а не к своему Арджаю.

– А? Да! Копченая!

– Отдайте ему.

– Ты чего? Я ее себе взял.

– Блин, он же от вас не отстанет!

– Ладно – ладно.

Я стянул с плеч рюкзак, расстегнул молнию и, немного порывшись, выудил из бездонной глубины нужный пакет. Арджай принял выжидательную позицию и внимательно наблюдал за мной, забавно склонив голову на бок. Я бросил ему в пасть рыбину, которую он тут же, даже не разжевав, немедленно проглотил. Снова склонил голову и посмотрел на меня.

– Вот кишка!

Вскоре содержимое пакета было полностью уничтожено. Разнюхав мой рюкзак на наличие утаенных запасов и разочаровавшись, пес неблагодарно расселся и стал чесать задней лапой свою шею.

Так я подружился с Мокой.

2.

Я жил один. После развода мы с женой поделили имущество таким образом, что она оставила себе нашу дочь и трехкомнатную квартиру в городе, а мне досталась дача и еще один земельный участок. И мы оба были довольны: пожали друг другу руки и благополучно забыли эти семь лет, прожитые вместе.

И вот я жил почти в лесу, наслаждался свежим воздухом, копался в огороде. Работа у меня вахтовая, с осени до весны я в дали от дома, утопаю в муромских снегах, что, в основном, и послужило причиной развода, поэтому теплое время года я теперь спокойно провожу один. Жена сама мне призналась, что зимнюю стужу ее теперь греет другой, что больше меня не любит. Конечно, это моя вина от части. Но я не жалел, разве только что дочь после моих вахт меня не узнавала. Теперь она называет папой другого.

Я ремонтировал свой автомобиль, когда услышал знакомый лай. За калиткой стояла Мока, опять лизала мороженое и держала за поводок Арджая. Очков на ней сегодня не было и я впервые увидел ее глаза, удивительно большие для азиатки, с абсолютно черными зрачками и длинными такими же черными ресницами.

– Привет, бледнолицый! Принимай должок, пока не растаял.

– Ну, заходи.

Мока привязала пса к забору и вошла в дом. Сели за стол, я включил чайник. Ее гостинец меня немного удивил. Девчонка выложила на тарелку содержимое бумажного пакета и передо мной рассыпались странные бурые ломтики.

– Это что за просроченный картофель фри?

– Неси соль. Сейчас покажу.

Девчонка приняла у меня солонку и щедро посыпала ей свои гостинцы, затем взяла один ломтик и отправила в мой рот. Сырая, свежезамороженная печень! Действительно, немного подтаяли, но мой язык чуть не заледенел. Необычный, странный вкус. Мока облизали свои пальцы и, взяв еще один ломтик, стала уже сама жадно его поедать. Это было зрелищно. Юная милашка с окровавленным ртом.

Мы съели все. Большую половину, правда, она.

– Живот не скрутит? – обеспокоенно осведомился я.

Мока пожала плечами.

– У меня не скрутит, у тебя – не знаю.

Затем встала и обежала взглядом мой теремок.

– Ну, что, проведи гостье экскурсию.

3.

Выгуливание Арджая от своего дома до моего стало для Моки ежедневным ритуалом. Она уже не звонила в звонок на калитке, а сразу привязывала пса и заходила во двор. Заставала меня то на огороде, то в гараже. Из – за жары я практически всегда ходил с голым торсом и в такие моменты ловил на себе ее восхищенный взгляд.

– Сделал машину?

– Ага.

– Покатаешь?

– А Арджай?

– Посидит. Он же пес, ему спешить некуда.

Она запрыгнула в автомобиль и похлопала по водительскому сиденью.

– Садись, шеф.

Я сел и завел двигатель.

– Куда желаете?

– Желаю на речку. Жара невыносимая, никак не привыкну.

Мока сидела, мечтательно разглядывая живописный вид, и до речки так ни слова и не проронила. Зато, когда мы доехали, снова засияла. Вскинула руки и, щурясь, посмотрела на небо.

– Класс! – взглянула на меня. – Освежимся?

– А я плавок не надел.

– Ничего страшного. Я тоже.

Девчонка скинула с ног кеды, стянула шорты и футболку. Оставшись в одних трусиках, поправила "хвост” и побежала к воде. Я разволновался. Тоже разделся.

Мока уже зашла в воду по пояс, нырнула и изящно вынырнула. Челка прилипла ко лбу, соски на маленькой грудки встали торчком.

– Ну же, ныряй. Вода – парное молоко.

И я, отбросив последние сомнения, погрузился в воду. Проплыл насколько хватило воздуха.

– О – го! Я так далеко боюсь, – поджала губки девчонка.

– Не бойся, плыви сюда. Я подстрахую.

Не переставая меня удивлять, она снова нырнула и поплыла, пока не столкнулась со мной. Из воды появилась ее головка. Снова ослепила меня своей улыбкой.

– Я дна не чувствую. Тут сколько, метра два?

– Больше.

– Я устала. Держи меня. Плывем обратно.

Я взял ее под плечи и поплыл на спине, как спасатель. Когда мы вышли на мель и я собрался ее поднять, Мока меня остановила.

– Подожди, – она вскинула руку к небу. – Смотри, как красиво. Ни облачка.

Я посмотрел на небо и почувствовал то же, что и она. Свободу. Настоящую свободу.

Мы лежали, едва касаясь спинами камней. Она гладила мое плечо, я – ее руку. Не знаю, сколько времени мы так лежали. Похоже, что я задремал, очнулся от всплеска и тени на моем лице. Открыл глаза. Она лежала на боку и наблюдала за моим лицом. Я ощутил напряженные соски, уткнувшиеся в меня.

– Поцелуй меня.

Я перевернул ее под себя, девушка охнула и закрыла глаза. Вкусил ее губы и вместо вкуса сырой печени, которого ожидал, я почувствовал просто мягкий вкус. Теплый рот ответно раскрылся и мы сплелись в долгом поцелуе. Сначала невинный, потом жадный этот поцелуй распалил наши голые тела. Она погладила меня по бокам и обхватила ногами. Я провел ладонью по ее бедру и заметил, что они полностью обнажены. Трусики лежали недалеко и раскачивались на одном месте, зацепившись за острый камень. Высвободив член, я не спеша поднес его к ее промежности. Мока почувствовала его и глубоко вдохнула. Пискнула, когда член проскользнул вглубь. После холодной воды внутри девушки стало приятно и тепло. Я вошел в нее полностью, наши лобки соприкоснулись и прижались вплотную. В мои бока вонзились ее ногти.

От начала до конца наша близость продолжалась, как во сне. Я придавливал ее ягодицы ко дну в состоянии экстаза, Мока не стонала, не кричала – просто отрывисто дышала в такт моим проникновением, поглаживая щиколотками мои ноги. Вскоре девчонка раскинула колени, отбросила руки в воду и, выразив на лице гримасу подкатившего оргазма, прижалась ко мне своим тазом.

– Ах, ах! – застонала она и постепенно обмякла подо мной.

Я вывел член наружу и откинулся на спину, продолжив воздействовать на него самостоятельно. Но потом ощутил на стволе ее маленькую ручку. Мока села рядом по – турецки и стала двигать моим членом. Я облегченно вздохнул, положил руки под затылок.

Девчонка умело орудовала моим членом. Он почти весь был под водой и лишь головка выглядывала наружу. Это продолжалось довольно долго, но Мока терпеливо работала рукой. И мы подошли к кульминации. Мое дыхание сбилось, член взорвался в ее руке бурным фонтанчиком. Девчонка радостно захохотала. Она продолжала сжимать мой член, выдаивая из него последние капли, и, когда мои яички перестали дергаться, наклонилась к нему, погрузив в воду рот, нос и подбородок, и всосала остатки. Тогда член содрогнулся в заключительный раз и выплюнул в рот последний ошметок семени.

4.

Мы провели лето вместе. Мока продолжала приходить ко мне и каждый день мы познавали друг друга. Иногда она оставалась до утра и тогда мы и вовсе не смыкали глаз. Я постоянно удивлялся ее таким удачным импровизациям, многому у нее научился, немало дал уроков и ей. Но пришла осень и я засобирался на вахту.

Мока лежала на мне, обнаженная, прекрасная до каждой точки на своем безупречном теле, теребила пальцами мои волосы. По моему плечу текли ее слезы.

– Я приеду, – пытался я приподнять ей настроение.

– Я изменюсь.

– Как?

– Я стану другой. Полгода – это долго.

– Я должен.

– Я знаю.

– Я тебя люблю.

Мока подняла голову и посмотрела на меня мокрыми глазами.

– Правда?

– Правда.

***

Я кусал губы от волнения, глядя в иллюминатор. Мы не обменялись номерами. Она хотела, но я не стал. Боялся, что только испорчу телефонными разговорами впечатление о себе. Глупо, наверное.

Было страшно возвращаться. Полгода могут многое изменить, могут изменить все. Если это и в самом деле так, то мне больше не за чем жить. Нет больше смысла топтать эту землю, коптить это небо.

Я приехал ночью. Дома было холодно. Стены пережили зиму в холодном одиночестве. Я затопил печь. Помылся, побрился. Сел в кресло и долго смотрел в темное окно, но видел лишь светлеющее небо. Пока не заснул.

А утром меня разбудил радостный лай Арджая.

– Эй, бледнолицый!

@@@

Оставляйте комментарии, отзывы.

С уважением, Greed.

5197   1 8   +7.23 [8]

Речка, Любовная история