«Надо же, редкий случай, дома никого нет, лето, дети в деревне, мать уехала, — раздраженно думал я. — А эта зараза шляется по подругам! Самому спустить что ли, а то покоя не будет».

«Зараза» это моя жена Людка. В принципе она не прочь потрахаться, но как все Рыбы на это ее нужно было настроить... Я то Весы, мне много не надо, чтобы завестись... Все это пробегало в моем мозгу неторопливой бегущей строкой. Я бродил по квартире. Сложная и с виду беспорядочная траектория моих перемещений, тем не менее имела подсознательную цель и ноги сами несли сами меня к заветному местечку, где хранилась порнушка. А вдруг придет сейчас? Подавляя возбуждение, я начинал медленно ненавидеть ее.

«Вот блядь, — медленно закипал я как большой самовар, — променяла на подружек».

Руки тем временем делали свое дело и кассета клацнув вошла в видик. Нажим на клавишу совпал со звонком в дверь и торопливым стуком. Пришла! От неожиданности кровь толчком бросилась в голову. Открыл дверь.

 — Ты где... мать...

 — Не ругайся! Я у Галки была. Она в гости приглашает. Новую кассету принесла, пойдем.

Это было ново. Мы никогда не смотрели порнушки в компании. Галка — это ее новая подруга, с неторопливыми движениями, и неподвижным долгим изучающим взглядом. Общительная Людка постоянно заводила новых подруг, и дом напоминал будуар, по которому прогуливался кобель, поблескивая масляными глазами под небрежно задранные подолы домашних халатиков. Кобель — это я.

Компания была разношерстная и колоритная в определенном смысле. Сама Галка, с взглядом вышедшей на охоту львицы. Так я и заявил ей напрямую и попал в точку. Еще бы, я ведь Львица по гороскопу — при этом неуловимая улыбка чуть тронула уголки ее губ. Что-то хищное было в этой улыбке. У нее было лицо классической красавицы сороковых годов. Даже волосы она поднимала сзади наверх, укладывая их валиком наверху, на манер немецких кинозвезд. С тем отличием от белобрысых немок, что волосы у нее были блестящие, густые и темнокаштановые. Сердцевидный овал лица с прямым небольшим носиком заканчивался аккуратным заостренным подбородком, над которыми ярко выделялись припухшие губы. Чуть расставленные глаза темного чая, смотрели внимательно и неподвижно. В ее лице что-то было неуловимо неправильное, которое не поддавалось определению. Это что-то, которое хотелось уловить, притягивало взор к ее лицу.

Муж Галки тихий, интеллигентный мужчина, похожий на робкого кролика, поздоровался с виноватым выражением лица, словно говоря «Ну что я могу поделать». На него никто не обращал внимания. Галкина подруга, на лице которой порок и время оставили свои беспощадные следы, нервно курила, не отпуская от себя беспечного юнца в тех годах, когда их тратишь не задумываясь, как получку в первый день. Остальные были девки разной степени ухоженности, которые представлялись мне просто декорацией, массовкой, обсуждали какую-то Светку стерву. «Значит хорошая баба эта Светка, — вскользь подытожил я про себя».

Выпили за все хорошее.

 — Толик ставь кассету! — неторопливо голосом классной руководительницы произнесла Галка своему мужу.

Толик суетливо вставил кассету, включил и... ничего не появилось.

 — Наверное, перепутал провода, — испуганно метнулся Толик к телевизору.

Чтобы заполнить паузу, Галка сняла с серванта длиннющий SОNY, предмет гордость всех семей тех лет, символ успеха в жизни. Пошла музыка... Я по простоте душевной двинулся было помочь бедному потному Толику, но меня остановила властная рука. Это была рука Галки.

 — Вы не хотите пригласить меня на танец?

Это прозвучало шутливым тоном, потому мы были уже на «ты». Я положил одну руку на талию, а так, как обе ее руки уже лежали у меня на плечах, вторая рука естественно заняла место рядом с первой.

 — Но-но, ты полегче с моим мужем, — отреагировала моя Людка.

«Ага, — злорадно подумал я, сейчас я тебе...»

Потекла музыка — французы, итальянцы... Медленная музыка действует на меня лучше всякого алкоголя. Мы медленно двигались в танце, который фактически уже не был танцем. Ее гибкая фигура послушно откликалась на мои движения, мягкое тело излучало знакомые волны Женственности и Похоти. Слабый аромат пряных духов смешивался с запахом свежего женского пота, придавая особую интимную близость...

 — Какая ты послушная в танце, — прошептал я на ухо только для того, чтобы приблизится к ее лицу.

 — Не всегда, — прошептала она. — Я иногда бываю груба и говорю плохие слова и ругаюсь.

 — Не поверю, это ж как надо тебя разозлить.

 — Нет, Юрик, я говорю плохие слова тогда... ну когда мне бывает приятно... ну в тот момент!

Я сразу понял «в какой момент» и, не зная что ответить на это, прижал ее талию к себе. Ее бедра, словно ожидая приглашения, с готовностью прижались ко мне так, что мой набухший бугорок через брюки ощутил упругий выпуклый лобок. Мы не замечали никого вокруг, инстинктивно стараясь придать нашим движениям вид танца. Галка откровенно прижималась к моему до боли вставшему члену, который был вытянут вертикально под плавками. Ее бедра двигались в ритм музыке из стороны в сторону, так, что ее лобок задевал за член, упруго перескакивая как через упругий ствол. Галка очнулась первой. Отстранив меня, не сказав ни слова она отошла от меня... Я стоял, медленно отходя как от гипноза, на лице ощущался жаркий прилив крови, сердце прыгало в груди. Жадно выпив шампанского, я огляделся вокруг. Толик — само выражение безнадежности — сняв крышку видика глубоко ушел в свою проблему.

Из лоджии, из-за угла выглядывала спина юнца, которую гладила женская рука. В углу шла полным ходом разборка, в которой перемалывали какого то Гиви, подлеца, что вполне вероятно было чистой правдой. Я стоял, с тупым выражением, ничего не соображая, и только едкая до боли щекотка в простате властно возвращала меня к действительности... Я хотел еще этой игры, хотел до потери реальности. Подойдя к Галке, что-то говорящему Толику, я тронул ее за руку. Она дернулась как от удара током.

 — ... в общем, что хочешь сделай, но исправь! — услышал я конец фразы. — Я пошла, посмотрю Маришку.

Галка повернулась и сказала:

 — Хочешь, пойдем, посмотри какая у меня девочка?

Я ничего не ответил, потому, что уже шел за ней.

 — Я тут живу с мамой. Да и жила раньше, — рассказывала она. — А та квартира Толика, мы поменяли ее, чтобы быть поближе к маме.

Слушая, но не воспринимая информации, я смотрел на ее белую, шею, которую оттеняли две, беспризорно упавших прядки темно-каштановых волос... Нагнув голову, она осторожно боком спускалась по ступенькам, приподняв длинное платье.

В хрущевке, тесно уставленной мебелью, выделялась одна огромная квадратная кровать с балдахином! Впервые я видел такое роскошное ложе. В спаленке было тепло и тихо. На окне висели плотные гобеленовые шторы. Рядом с кроватью стояла кроватка-манежик, в которой спала девочка. Розовая пухлая щечка сплющилась на подушке, алые капризные губки были приоткрыты.

 — Смотри, какая она у меня, — тихим голосом произнесла она.

 — Красивая, сладкая девочка, — отозвался я, имея ввиду и ее маму.

Словно поняв меня, она подняла на меня глаза. Отойдя от кроватки, она встала спиной к роскошному ложу. Проход был узкий и мы наши тела опять оказались в такой близости, от чего между нами снова пробежала интимная волна близости. Меня снова стал окутывать туман...

 — Мама! Ты лежишь, — громко спросила Галка. — Тебе ничего не надо?

В ответ старческий голос заверил, что ничего...

Галка повернулась ко мне, подняла голову и ее глаза остановились на мне...

 — Какая ты... хорошая,

— только и смог выдохнуть я и мои руки обхватили ее талию.

Галка обвила мою шею. Я сразу ощутил все ее тело. Упругая грудь, пульсирующий от частого дыхания живот и стройные чуть пухлые ноги слились с моим телом. Лобок снова прижался так крепко, что я почувствовал его твердую кость. Мы медленно, гладя в глаза, приближали горячие губы, зная, что сейчас они сольются в сладком поцелуе, не спешили. Наши губы встретились, коснулись. Я водил своими губами по ее горячим губам, растягивая миг предвкушения. Мы горячо дышали друг другу в рот и, наконец, я, обхватив ее губы, глубоко всосал их в свой рот. Голова закружилась как в сладком тумане. Мы скользили открытыми скользкими ртами, перехватывая инициативу и каждый старался захватить губы другого в свои. Не сумев захватить губ, мы раскрыв рот ласкались языками, и я глотал влагу, наполнявшую ее рот. Пригнувшись, я достал ее ягодицы и сжал пальцы так, что они вошли в разрез упругой попки. Прижав к себе, я инстинктивно толчками ударялся и терся своим членом о ее упругий лобок. Галка обмякла, и ее тело стало оседать на край кровати. Бережно посадив ее на мягкий край, я опустил голову на ее колени, целовал ее ноги через платье, терся лицом о ее мягкий живот. Нетерпеливо я стал поднимать подол ее платья. Галка осторожно отодвинула меня от себя, выгнулась вверх и ловким движением подняла платье до самой груди. Передо мной блеснули белые ноги, темный пушок волос. Я упал лицом на колени, раздвинул их и стал жадно открытым ртом покрывать поцелуями ее гладкую кожу, поднимаясь все выше и выше пока не достиг ее лобка. Галка одним взмахом высоко подняла ноги и широко раздвинула их, поддерживая руками. Я ощутил остренький запах женской письки и утопил свой язык в скользкую и горячую дырочку.

 — Т-т-т-а-а-а-а-к, — сквозь сжатые зубы простонала Галка.

Положив свои руки на ее ноги, и подняв их так высоко, что вся ее промежность бесстыдно смотрела на меня, я стал лизать ее снизу вверх как кобель, жадно стараясь захватить все от темненького пятнышка ануса до затвердевшего клитора.

 — Хорошо... милый... Юрочка... так... лижи меня, — шипела сквозь зубы Галка, извиваясь как змея под моим языком.

Ее писька то убегала от меня и, подразнив, снова находила мой жадный рот. Я был далеко, меня окружал райский сад и там в природе растворились ОНА и Я.

 — Ой, я так скоро кончу... я хочу твой хуй... выеби меня... я хочу...

Я быстро спустил с себя брюки вместе с плавками и наклонился над ней, опершись на руки. Догадливая, Галка подняла мою рубашку так, что мы оба увидели, как над ее раскрытыми ногами навис пульсирующий член. Галка взяла его пальчиками и потянула его к себе. Послушно последовав за ее рукой, я ощутил горячую влажную щель и одним движением вонзил его в ее тело, упав на нее всем телом. Ее сильное тело нанизывало себя снизу на мой член. Разнообразными толчками и поворотами в стороны Галка упоенно наслаждала свою ненасытную письку.

 — Так... хорошо... еби меня... еби... — ее слова вылетали из жадно раскрытого рта вместе с дыханием.

Устав мы остановились, крепко прижавшись друг к другу и чутко прислушивались к своим ощущениям. Я напрягал член так, что он задевал упругий бугорок матки, чуть двигал головкой в стороны, задевая ее.

 — Милый мой, — шептала Галка, — как я хотела тебя, я хотела твой хуй...

От ее горячего тела, домашнего запаха тела, ставшим таким родным, от нахлынувшего ощущения счастья, что эта красивая женщина покорно лежит подо мной, у меня закружилась голова. Чувство нежности дрожащей мягкой лапой сжала мое сердце..

 — Я люблю... тебя... милая... любимая моя.

Я шептал это, повторяя снова и снова, все более веря в эти слова и в свое чувство любви. Для меня никто не существовал больше. Я покрывал быстрыми торопливыми поцелуями ее лицо, глаза, нос, шею.

«Господи, какое счастье, что она есть, она моя, моя, — звучало в моем сознании».

 — Еще... любимый..

Галка обвила меня руками и толкнулась вверх тазом. Чуть достав, я коротким толчком послал до боли напряженный член еще глубже.

 — Ах... вот так... так... так, — Галка повторяла сквозь сжатые зубы в такт моим толчкам.

Постепенно нас охватило чувство совместного ритма. Стараясь не потерять его, я чутко прислушиваясь к каждому мельчайшему движению Галки, стал убыстрять толчки... Вдруг Галка впилась в мое плечо ртом ее тело задрожало мелкой дрожью, и я почувствовал как сжимается и горячеет ее писька. Не контролируя себя, я, думая только о себе, глубокими толчками безжалостно совершал свой мужской ритуал над покорным и сладким женским телом, пока, наконец, волна неземного наслаждения не охватила все мое тело сладкой дрожью и тугой струей влилась в горячую глубину... Тяжело дыша, мы лежали друг на друге... Галка зашевелилась подо мной. Я поднял голову и смотрел на ее ставшее таким близким и родным лицо. Ее глаза сверкали от удовольствия, улыбка открыла ровные зубки. Потянувшись как кошка, Галка довольно расслабилась на мгновение и прошептала:

 — Пора.

Конец. Мое сердце сжалось от боли и любви. Я смотрел, как она, не стесняясь, достала из-под подушки полотенце, широко раздвинув ноги и присев, вытерла себя. Это же ТО САМОЕ полотенце, больно пронзила меня ревнивая мысль.

«Этот кролик ебет ее ТУТ и она вытирается ЭТИМ полотенцем!»

Не имея сил смотреть на это и представлять ее в постели с мужем я отвернулся и торопливо заправился.

 — Ну что, ты готов? — деловито сказала Галка.

Выражение ее лица приняло обыкновенный вид, словно не произошло никакого ЧУДА. Я взял ее лицо в ладони и поднял ее голову вверх. Галка просто смотрела на меня немигающим взглядом и ждала. Я прильнул к ее губам поцелуем. Ее губы покорно дали себя целовать Долгого поцелуя не получилось.

 — Пошли, пора, а то там... — деловито сказала она.

Эти слова вернули меня к действительности. Людка, гости, жизнь — все раскрылось передо мной во всей своей тоскливой обыденности. Так после теплой постели и милых, романтических снов выходишь на осеннюю слякоть, а впереди ветер, прокуренный офис, и пошлость, пошлость...

На удивление наверху все прошло чисто. Разбирался вопрос: почему все мужики кобели так и смотрят налево.

«Потому, что мужики, — про себя заключил я».

Зайдя в туалет, умылся холодной водой, постоял и вышел, когда Галка уже запудрила всем мозги болтовней. С равнодушным выражением на лице, с трудом прикрывая свои чувства, я молча слил все остатки жидкости из бутылок в какую-то вазу и залпом выпил. Сил оставаться не было.

 — Люд... , пойду-ка я, а то ничего не выходит у вас тут.

 — Иди, а я тут еще побуду, — не поворачиваясь бросила через плечо Людка.

Вслед мне смотрели искристые с чертиками в глаза Галки. В углу, как перед судом присяжных, безнадежно ждал суда Толик. Его глаза грустно и понимающе смотрели на меня. Мне показалось, что он смотрел на меня с того момента, как я вошел...

Весь вечер ныло сердце так словно его укусил кто-то большой зубатой пастью...

«Не нужен я ей... — терзал я себя, очередным стаканом заливая тягучую ноющую боль».

Вечером я пришел домой поздно. Видеть никого не хотелось.