Что нужно сделать, чтобы доставить женщине неземное удовольствие? Правильно — превратить свой член в бескомпромиссный оргазматор. О том, как справлялись с этой задачей в советской армии, вспоминает Александр Грек.

Каждый, кто служил, помнит две главные темы для разговоров в солдатской курилке: как на гражданке ходили драться деревня на деревню (район на район) и как полдеревни (полрайона) девок перетрахали. Причем ближе к демобилизации подвиг рассказчика неизменно перекидывался и на соседние жилмассивы. А как иначе? Не может же видавший виды дембель попортить меньше девок, чем салага…

После того как служба переваливала экватор, сфера интересов расширялась: бывалые начинали по крупицам передавать подрастающему поколению секреты изготовления трех статусных вещей: дембельского альбома, маскарадного “выпускного” костюма и тюнингованного члена. Да-да, путь к преобразованию себя в машину для секса начинался именно с разговоров в курилке. И чем дольше служишь, тем больше куришь и, соответственно, больше полезных сведений получаешь.

В нашей части самой популярной была процедура под названием “Загнать шар”, когда в крайнюю плоть вживляли один или несколько пластиковых имплантатов. Смысл такой: во время занятий сексом “шар” будет перекатываться под кожей, вызывая дополнительную стимуляцию влагалища и члена. В зависимости от рассказчика уровень удовольствия варьировался, но в любом случае все преподносилось в превосходной степени. “Вот придешь, трахнешь девку, она аж на потолок полезет! Ее потом от тебя ничем не оттащишь!”

ОЛЕГ ЮНКЕР, УРОЛОГ-АНДРОЛОГ, ХИРУРГ (МЕДИЦИНСКИЙ ЦЕНТР “ДИАМЕД НА ШЕРЕМЕТЬЕВСКОЙ”):

Как подсказывает мне опыт, такие шарики не вызывают дополнительной стимуляции мышц влагалища. А для мужчины вообще без разницы, есть они или нет.

Путь воина

Отношение к процедуре вживления чем-то напоминало инициализацию мужчин в племенах Африки или, например, Гвинеи. К ней начинали готовиться загодя, вытачивая и шлифуя детали для преобразования полового члена в неотвратимое орудие прелюбодеяния.

Излюбленный материал для армейских поделок — оргстекло. Из него мастерят элементы дембельских альбомов и парадок, рукоятки самодельных ножей… Из него же делали и “шарики”.

Пишу в кавычках, потому что с геометрической точки зрения эти “шары” шарами не являлись. По форме они больше всего походили на фасоль. Это было необходимо, чтобы хозяин мог периодически переворачивать свежеполученный имплантат в крайней плоти, не давая тому намертво врасти в ткань: правильный “шар” должен кататься под кожей.

Во избежание того же врастания поверхность у “шара” должна была быть идеально гладкой. Заготовка вырезалась перочинным ножом, обрабатывалась надфилем, доводилась наждачкой, а затем шел армейский фетиш — бархатная тряпочка с пастой ГОИ, которой солдаты непрерывно начищают бляху ремня. Финишную обработку рекомендовалось проводить во рту, непрерывно перекатывая “шарик” языком.

“Шары” в члене ценились не меньше татуировок (на одном, как и в случае с тату, часто не останавливались), они служили неким мерилом мужественности и сексуальности обладателя, их с гордостью демонстрировали сослуживцам.

Мне же, выросшему в семье врачей, самодеятельная хирургия казалась чем-то ужасным. А бугристые члены напоминали картинки с гигантскими фурункулами из Большой медицинской энциклопедии.

Особым шиком считалось иметь три “шара”, которые располагались вокруг головки члена через 120°. Ходили рассказы и про большее количество: шесть, девять и т.д. “шаров” помельче. Такие чудо-члены назывались кукурузой, но сам я их, признаюсь, не видел.

О.Ю.: Как правило, большое количество имплантатов не приживаются, потому что в полевых условиях такая операция очень травматична. Я видел максимум пять. Разбросаны в беспорядке — их же невозможно установить в четко определенные места, симметрично.

Зато моя армейская влюбленность, фельдшер Галочка из гарнизонной санчасти, рассказала, что чуть не упала в обморок, когда какой-то армейский мачо продемонстрировал ей свою “кукурузу”. “И чтобы ЭТО пустить в себя? Я умру от ужаса!” — с отвращением вспоминала она.

О.Ю.: Чаще всего бывает так: приходит человек на осмотр и между прочим спрашивает, можно ли “это” убрать. Дескать, я стесняюсь, у меня супруга, еще что-то… Обычно речь идет о шарах 15-20-летней давности. Операция простая: шарик зажимается, по нему делается маленький разрез, и он оттуда легко вылущивается. Потом один-два шва накладываются — и все. Стоит удаление 3500-5000 руб., максимум — 10 000.

ЧЛЕНОВРЕДИТЕЛЬСТВО

О том, кто, что, как и зачем делает с членами в цивилизованных условиях, МН рассказала Катя Nookie, пирсинг-мастер студии “Фабрика Тату”.

Мужской интимный пирсинг — самый простой. Не используются зажимы, все делается очень быстро, ну а обильное кровоизлияние случается крайне редко. Тот же язык, нос или пупок колоть куда сложнее. В московских студиях за процедуру берут от 1500 до 5000 руб. без учета стоимости украшения.

Мужчины, пожелавшие сделать лишнее отверстие в половом органе, обращаются в студию пару раз в неделю, то есть довольно часто. Во-первых, это юноши, которые увлекаются украшением тела. Чаще всего они делают интимный пирсинг “до кучи” и “забавы ради”. Во-вторых, это мужчины среднего возраста: в период с 25 до 45 лет они таким образом стремятся разнообразить сексуальную жизнь. И в-третьих, люди преклонного возраста. Я лично колола мужика, которому было 65, его жене 28, а сыну — 4 года. Они вместе пришли в студию.

Самый распространенный прокол называется “Принц Альберт” — делается он через уретру около уздечки, в прокол вставляется толстое кольцо. Реже прокалывается сама уздечка (“Френум”). Еще реже делают “Ампалланг”, горизональный прокол головки (насквозь), и “Ападравию”, вертикальный прокол головки (тоже насквозь). В последнее время набирают популярность “Хафада” — прокол мошонки, “Форескин” — прокол крайней плоти, “Буч” или “Гуч” — прокол промежности между мошонкой и анусом, прокол лобка и “Перевернутый Принц Альберт”, когда кольцо выходит не к уздечке, а через уретру к верхней части головки.

Заживление прокола проходит две стадии. Первичное сопровождается выделениями (кровь, гной, лимфа), покраснением, болезненными ощущениями, припухлостью, зудом и длится от пяти дней (прокол уздечки) до нескольких месяцев (“Ампаланг”, “Хафада”). Полное заживление наступает через полгода минимум. И то при условии, что человек соблюдает “половую диету” и использует спецсредства (мирамистин три раза в день плюс мазь “Бепантен” на ночь).

В последнее время стала модной меатотомия — рассечение наружного отверстия мочеиспускательного канала. Обычно рассечение делается на 1–2 см, но за последний год в студию обратились два человека, которые хотели сделать его аж до мошонки. Оба не могли сказать, зачем им это надо. Обоим отказали, так как это уже членовредительство во всех смыслах: пирсинг, вживление имплантатов — операции обратимые, а меатотомия — навсегда.

Бац — и дырка!

Где как, а у нас операцию по внедрению имплантата проводил солдат-фельдшер Игорь. Понятное дело, не в санчасти, а в укромном месте в саду за штабами в выходной день, когда офицеров в гарнизоне было по минимуму.

Игорь отвечал за первую медицинскую помощь солдатам, и в его распоряжении всегда была пятилитровая банка с желтой жидкостью — раствором фурацилина. Болело горло — Игорь рекомендовал полоскать фурацилином, при насморке — закапывать фурацилин в нос, при грибке на ногах, кровавых мозолях или небольших травмах — накладывать фурацилиновые повязки, при расстройстве желудка — принимать внутрь. Впрочем, выбора у Игорька и не было: ничего кроме банки с фурацилином ему не выдавали. Если через неделю не легчало, Игорь отправлял больного к настоящим врачам.

Операция обходилась клиенту в две бутылки водки: одна шла в уплату за труды Игорька-хирурга, вторая использовалась как антисептик, обезболивающее для бедняги и стимулирующее для группы поддержки — обладателей шаров или сочувствующих. За раз Игорь проводил сразу несколько операций — спрос был хороший.

Главный хирургический инструмент — пробойник — был давно изготовлен умельцами инженерного батальона из крыла списанного МиГ-25, единственного самолета на нашем аэродроме, не склепанного из алюминиевых сплавов, а сваренного из листов настоящей нержавейки. Инструмент достался Игорьку от предшественника и больше всего напоминал небольшое долото.

Операционным столом служила обыкновенная садовая лавка, спрятанная от любопытных глаз вишневыми деревьями. Оперируемый садился на нее верхом, предварительно выпив водки и сняв штаны, клал свой член на плоский деревянный брусок или книгу “Русский язык для молодых солдат”. Игорь стерилизовал инструмент и оперируемый орган водкой, оттягивал крайнюю плоть, приставлял пробойник и резко бил по нему деревянной колотушкой. После удара следовали иногда довольно долгие и всегда сопровождаемые громким матом попытки вставить “шар” (вымытый в водке) в рану как Игорьком, так и собственно обладателем члена. Затем орган заливали фурацилином, забинтовывали, и счастливый инициированный враскоряку, будто у него между ног был зажат футбольный мяч, тихо брел в сторону казармы, где ближайшие дни пытался отсидеться в каптерке, периодически меняя повязку на отекшем члене.

О.Ю.: Это еще что, ведь часто шарик вбивают вообще без пробойника, табуреткой. Крайняя плоть оттягивается, и шарик резким ударом вдалбливают под кожу.

Зато уже через неделю обладатель “шаров” горделиво вышагивал по казарме, сверху вниз поглядывая на нас, лохов с самыми обычными гениталиями.

О.Ю.: Варианта два. Либо они хорошо приживаются и все протекает благополучно — гематома проходит, отек спадает. Либо все происходит не очень благополучно — начинается септический процесс, разлитое воспаление, и может даже возникнуть необходимость удаления полового члена. Вообще все это очень опасно, риск, что возникнут осложнения, высочайший.

Ужасы войны

“Шары”, повторюсь, были самым популярным девайсом. Существовал и более тонкий апгрейд. Так называемые шпалы — цилиндрические палочки из оргстекла, около сантиметра в длину и чуть толще спички в диаметре. Их, как правило, загоняли под кожу сверху по длине всего члена через сантиметр. Если посмотреть сверху, они действительно напоминали шпалы на путях. Видел я такое художество всего раз и тонкостей имплантации не знаю.

Еще одна модификация сводилась к прокалыванию уздечки. В прокол рекомендовалось вставлять конский волос, что, по солдатским преданиям, опять же доводило любовницу до экстаза. Толку, правда, от этого немного. Как от секса в презервативе с пресловутыми усиками. Почувствовать невозможно.

Ну и самый кошмар пластических хирургов — “розочка”. Для ее изготовления головку члена дважды надсекали бритвой — вдоль линии мочеиспускательного канала и поперек. Как сосиску. В разрезы вставляли полиэтилен, чтобы не срослись края. Из пластиковой трубки мастерили катетер, потому что иначе мочиться из-за отека было невозможно.

В идеале должна была получиться головка, которая про возбуждении члена раскрывается на четыре части. Зачем? Как мне говорили, “чтобы во время секса нежно обнимать своими “щупальцами” матку!” А, каково?
Живьем обладателей “розочек” лично я не видел, но в том, что находились энтузиасты, сомневаться, увы, не приходится. Правда, в последнее время, как говорят, членовредительства в армии стало поменьше. То ли народ поумнел, то ли конкуренция — на воле те же операции делают многочисленные пирсинг-салоны и все же в менее антисанитарных условиях.

О.Ю.: В основном подобными делами занимаются не солдаты, а заключенные. Однажды я видел такое, но исправить тут уже практически ничего нельзя. А еще у меня был пациент, у которого головка полового члена была сплошь в татуировках, сине-черного цвета. В общем, делали ему фотоэпиляцию в 18 этапов, чтобы удалить тату.

РЕПЛИКА СПЕЦИАЛИСТА
Олег Юнкер, хирург, уролог-андролог:

Если говорить про самый печальный случай “улучшения” полового члена, который мне доводилось видеть, то это закачивание в крайнюю плоть вазелина при помощи шприца. Никому и никогда категорически не рекомендую!

Во-первых, если вводится слишком много вазелина, он расползается по крайней плоти и может уйти ближе к мошонке. В результате получается бесформенный орган, набитый какими-то кусками.

Во-вторых, со временем вазелин начинает отторгаться, образуется плотный рубец (олеогранулема), крайняя плоть деформируется, и выглядит все это страшно. Здесь, конечно, без хирургического вмешательства не обойтись.

У меня был пациент — молодой, красивый парень лет 25, и половой член у него нормальных размеров. Зачем ему понадобилось делать это с собой в армии, я не знаю. Так вот, он к нам обращается — а у него вместо члена бесформенный воспаленный комок. И во время операции у него удаляют столько деформированной плоти, что ствол полового органа остается полностью без кожи. Что делать? Благо кожа мошонки растягивается: в ней делается туннель, и скальпированный член вводится туда через два отверстия — получается такая царь-пушка. Кожа сшивается, и три месяца требуется, чтобы она прижилась.

Потом следует второй этап, когда кожа, наросшая на член, отсекается от мошонки. Но это страшное дело. Хорошо, что у него все в два этапа прошло, а бывает, и гораздо больше операций требуется. К тому же вещества, которые люди вводят, могут привести к раку кожи полового члена — и в этом случае уже потребуется его ампутация, потому что возникает угроза жизни пациента.